Признаюсь, я сначала хотел включить псионский гонор. Однако подпольщик быстро развеял мой закипающий «гнев». В выбранной Минсом зоне, с голографом, он подошёл к самой стене, и сразу целый её фрагмент отделился и упал вниз. Над полом задрожала тонкая поверхность откидной кровати — почти прозрачная из-за своей незначительной толщины. В зоне с камином, куда я прошёл сразу после демонстрации, Горм повторил ту же операцию. Стоило основанию кровати упасть на пол, в её центре тут же начал надуваться странного вида пузырь, стремительно занимая всю её протяжённость. И минуты не прошло, а у моих ног уже колебался настоящий тугой матрас, очень напоминающий… водный!
Я пощупал поверхность, надавил. По ощущениям — действительно водный. Удивительно! Такое удобство, и подчинённое целям подпольщиков… Смерив взглядом остальные зоны, я получил от хозяина квартиры подтверждающий кивок — мол, и там были оборудованы подобные кровати. Для чего это нужно, было очевидно без слов. Горм явно не первый раз принимал у себя гостей из их пресловутой подпольной организации сопротивления. В который раз я возблагодарил собственную и моих кошек прозорливость, что решили заняться проработкой этих деятелей. Такой рассадник антиреспубликанской деятельности в самом центре Полновесной колонии — это внушало.
Не то, чтобы мне это было так уж сильно нужно. Ну какой из меня идейный республиканец? Но такая наглая деятельность под самым носом надзирающих инстанций — это уже слишком. Так им и на валькирий ополчиться недолго… Оборзеют в край, и ударят. Нет, так быть не должно. Сделаю, что должно, чтобы обезопасить сестёр в их нелёгкой миссии умиротворения строптивой колонии.
С подобными мыслями я и завалился на кровать. Даже не стал стелить предложенное Гормом гигиеническое бельё, сразу отвернувшись к стенке. На душе было смурно. Сегодня мне предстояла первая за незнамо сколько времени ночь без моих кошек. Видимо, мысли о сестринской безопасности стали триггером, легко переключившим поток сознания на нашу странную боевую семью. И лежать в холодной и одинокой постели мне не понравилось. От безрадостных мыслей стало только хуже. А каково сейчас им?
«Эй, кошки», — позвал я в коммуникатор одними губами.
«Не трави душу, кот», — пришёл ответ Ми. — «Спокойной ночи».
«Спокойной ночи, девочки», — ответил и отключил связь. Засыпал тяжело. Так бы и не заснул, не используй ставшую уже привычной медитативную технику. Кто бы мне сказал, что стану использовать её, чтобы заснуть — не поверил бы…
Наутро встал последним. Ни Минса, ни Горма уже не было. Собственно, я уже просыпался до того, но решил не дёргать и так порядком задерганных подпольщиков. Только когда они убыли по своим тайным делам, встал и пошёл завтракать, и поймал себя на ощущении, что вовсе не еда мне нужна. Ну, кошки! Суток без них не могу!
Хозяин квартиры застал меня в тренажёрном углу. Едва он вошёл в комнату, я бросил очередной силовой тренажёр и поднялся Горму навстречу. Подпольщик и пикнуть не успел, как оказался заломан на болевой и уложен лицом в пол.
— Только скажи, что не принёс документы и личину! — мой тихий шёпот в тишине квартиры прозвучал особенно угрожающе.
— Послушай… псионец… ты чего… творишь?!.
— Я из-за твоего соратника под кошек попал. Только начни меня теперь завтраками кормить!
— Вечером… всё будет. Прибудет соратник от кураторов. Он… принесёт… и личину наложит…
Я отпустил извивающегося в пароксизмах боли мужчину и поднялся. Тот предпочёл немного полежать на полу — благо, там было пружинисто и почти мягко. Потом, видя, что я не собираюсь сдвигаться с места и всё ещё смотрю на него, поднялся. Выглядел борец за свободу так себе.
— Дай руку, — коротко бросил ему.
Горм в ответ дёрнулся, но всё же предпочёл протянуть вывихнутую конечность добровольно — понимал, что со мной лучше не связываться в открытую. Когда же мои руки легли на пострадавшее плечо, страдалец аж зажмурился. Боюсь даже представить, что она там себе нафантазировал. Однако на этот раз парень ошибся. Если мои пальцы и причинили боль, то только лечебную: своевременный массаж ещё никому не делал хуже. Это быстро дошло и до самого горе-революционера. Уже через несколько секунд Горм широко распахнул глаза в неподдельном изумлении. Когда же спустя десяток минут я отпустил его руку, недоумённо ею повертел и в совершеннейшем ошеломлении уставился на меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я думал… ты только калечить умеешь. А ты…
— Думаешь, у нас все из полей сделаны? — хмыкнул в ответ. — Нет, мои… родичи… из плоти и крови. Им тоже массаж после тренировок нужен. Пошли, страдалец, обедать.
Стефи прошла в помещение и осмотрелась. Вполне уютная такая норка. В своей бурной молодости женщине доводилось и не в таких коротать дни и недели. Удобная кровать, небольшой рабочий стол с изолированным от внешнего мира терминалом, креслице и небольшой же тренажёрный комплекс в самом углу — вот вся обстановка комнаты.
Навстречу подпольщице с кровати поднялся мужчина. Особого впечатления тот не производил, обычный среднестатистический житель внешних колоний. Республиканская генетика ещё не успела взять в нём верх над внешниковской расхлябанностью. Да и менталитет так просто не вытравишь… Тем не менее, мужчина был здесь, что говорило о его не полной потерянности для дела борьбы.
— Вы из Исполнительного комитета? — с надеждой в голосе вопрошал Минс.
— Это не имеет большого значения, товарищ, — улыбнулась собеседнику Нимфа. — Я пришла поговорить о псионце.
— Вот как, — скривился подпольщик. — Что вы хотите знать?
— Можно ли с ним работать.
— Работать? Он слишком импульсивен и бескомпромиссен. Если и можно, то крайне сложно.
— Хотите сказать, он плохо держит себя в руках?
— Он вообще себя в них не держит! Хотя… Нет. Не так однозначно. Терпеть и выживать он умеет. Но не любит — насколько я успел понять из его манеры поведения.
Стефи задумалась. Пазл складывался из рук вон плохо. Если псионец действительно столь невоздержан на действия, он просто физически не мог прожить в тени столько времени. Без малого десять лет, как Штарния вошла в лоно материнской Республики. Как можно столько лет вести наглый разнузданный образ жизни, не привлекая к себе внимания? А потом случайно попасться, не на ту напав?
— Он что-то говорил о своём прошлом?
— Нет. Хотя… Да, обронил одну фразу. Не знаю, поможет ли вам… Когда он появился в камере, то сказал, что его карцер на корабле был настоящим застенком, а здесь — типа курорт. Там даже плесень была и вода с потолка капала. Жаловался, что было крайне сложно поддерживать подобный микроклимат в открытом космосе, — при воспоминании о походя брошенных словах псионца, по телу Минса прошла дрожь. Слишком яркие образы они тогда всколыхнули, слишком хорошо легли на недавнее пребывание на столе.
— Это меняет дело… — задумчиво проговорила женщина. — Значит, пират. Спасибо, вам, товарищ, за помощь. И за преданность делу — отдельное спасибо.
— Меня здесь точно не найдут?
— Мы сделаем всё, чтобы обеспечить вашу безопасность. Но эвакуация сейчас слишком опасна. Нужно выждать, чтобы ситуация несколько поуспокоилась. У вас же здесь есть всё, что нужно для жизни?
— Да, не волнуйтесь. Скучно, правда…
— Тренируйте терпение. Не уподобляйтесь псионцу, — Нимфа коротко попрощалась и покинула помещение. Ей предстоял ещё один разговор, куда более сложный.
Против ожидания, к вечеру в квартире действительно появились какие-то личности. Это произошло не одномоментно, заговорщики прибывали обычно по одному, хотя как-то раз заявилось сразу двое. С каждым новоприбывшим я ожидал: ну вот сейчас — сейчас меня пригласят наводить личину, и можно считать, что задача по внедрению с треском провалилась. Но всякий раз гости лишь просачивались на кухню, где занимали места за обеденным столом согласно какому-то неписаному регламенту. Эдакая занятная тайная вечеря. Минс, к слову, так и не объявился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})