из этого правила[1076]. В качестве особого случая можно выделить и Дублин. Хотя у этого города не было колониального градостроительного плана, его пространство было насыщено символическими сооружениями империалистического толка. Столица Ирландии была усеяна статуями английских королей и королев, которые олицетворяли волю к господству со стороны Лондона и одновременно служили исходными пунктами для протестантских церемоний. Но так как британцы никогда не достигли полного контроля над администрацией города, в Дублине постепенно возникали места памяти национального ирландского сопротивления, служившие противовесом имперским монументам[1077].
Завершенной колониальной метрополией был Ханой начала ХX века. Одновременно он являлся центром протектората Тонкин и с 1902 года служил столицей Индокитайского Союза, федерации трех французских земель (pays), включивших кроме Вьетнама Камбоджу и Лаос. Вьетнам с самого начала был непокорной территорией, и поэтому Франция времен Третьей республики видела особую необходимость в том, чтобы впечатлить местное население и убедить весь мир в колонизаторских способностях французской нации. Ханой, важнейший город в Тонкине, был до 1802 года резиденцией вьетнамского короля и начиная с 1889 года фактически находился под французским управлением. Тогда же без проволочек началось преобразование Ханоя во французский город на азиатской почве. Городские стены и даже цитадель, сооруженная в начале века в стиле французского архитектора де Вобана, были снесены, в городе в шахматном порядке проложили новые улицы и бульвары, некоторые из них даже были вымощены. Наряду с правительственными зданиями и необычайно помпезным и уродливым кафедральным собором с часами в городе возникли вокзал, оперный театр (уменьшенная копия парижской Оперы Гарнье), лицей, печально известная тюрьма, примечательный в техническом отношении мост через Красную реку, монастыри, многочисленные административные здания и магазины со стеклянными куполами парижского типа. В дополнение к виллам высших чиновников и крупных коммерсантов – а в целом здесь насчитывалось около двухсот подобных люксовых резиденций, выстроенных по индивидуальным проектам, – в Ханое появились пригородные жилые районы с типовой застройкой для более низких чинов французского персонала. С огромной символической жестокостью в Ханое были воздвигнуты наиболее одиозные монументы колониализма: губернаторский дворец и кафедральный собор, построенные на месте снесенных пагод и конфуцианских домов для экзаменов. В то время как в Калькутте британцы соорудили новый колониальный город рядом с местным старым городом, французские колониальные власти возвели его на месте старого. Улицы и площади здесь были названы в честь «героев» покорения Индокитая французами и вообще в честь выдающихся деятелей французской истории и современности.
В колониальной архитектуре эпохи капиталистического подъема не делалось никаких уступок архитектурным традициям Азии. В Сайгоне колонизаторы по соображениям символической политики демонстративно отказались от применения каких-либо цитат из вьетнамской архитектуры. В блеске Французской империи, распространявшей свое цивилизующее воздействие, не должно было быть примесей и искажений. Смело мешались колонны в коринфском стиле, неоготика и раннее барокко. В Британской Индии в те годы тоже не чурались заимствований из любой архитектурной эпохи, но все же при строительстве вокзала Виктория в Бомбее (окончено в 1888 году) здесь отважились дополнить смесь архитектурных форм английской, французской и венецианской готики элементами того, что англичане считали местным «индо-сарацинским» стилем[1078].
Только в начале XX века и во Вьетнаме, и в Париже излишняя напыщенность и помпезность архитектуры девяностых годов начали раздражать. Ученые открыли за китайско-вьетнамскими традициями «древний», политически безопасный, индокитайский стиль Ангкор-Вата, а после Первой мировой войны в Ханое были реализованы первые постройки в стиле ар-деко[1079]. В политическом отношении европеизация тоже форсировалась, насколько это было возможно. В Ханое начала XX века проживало от тысячи (на 1901 год) до четырех тысяч (на 1908 год) французов, а город был устроен наподобие французского крупного провинциального центра[1080]. Главное отличие Ханоя от Тура или Лиона состояло в том, что местные жители, так же как и приезжие не-европейцы (китайцы и индусы), не имели права политического голоса. Они обладали лишь относительной защитой своих гражданских прав и могли принимать неформальное участие в жизни города – например, среди членов торговой палаты были богатые китайские коммерсанты.
Идеальный тип «колониального города»
Ханой был одной из колониальных столиц мира, выглядевших удивительно по-европейски. Поэтому его черты, на первый взгляд, можно взять за основу идеального типа колониального города модерности, отличающегося от колониального города эпохи раннего Нового времени. Основополагающий признак модерного образца совпадает с характеристикой глобального города позднего XX века, для которого ориентация на внешний мир вне политических границ тоже обладает первостепенной важностью. В качестве дополнительных можно выделить следующие признаки[1081]:
1) монополия власти со стороны инородных сил, то есть полицейское, военное и политическое господство в городе осуществляется на основе фактического «права сильного», обретенного иностранными представителями власти в результате захвата территории;
2) отстранение местного населения, даже его элит, от принятия административных решений в сфере регулирования жизни города;
3) импорт европейской репрезентативной архитектуры гражданского и сакрального толка, соответствующей большей частью последней или предпоследней моде, или архитектуры, ориентированной на «национальный» стиль родной страны колонизаторов;
4) пространственный дуализм и горизонтальная сегрегация районов города, устроенных по принципам европейского градостроения с обширными и «здоровыми» кварталами для иностранцев, – и «города местных» (native city), лишь медленно модернизирующегося и слывущего отсталым;
5) отсутствие однородного городского общества, на месте которого выступает общество с жестким расслоением по принципу расовой принадлежности, притом что местное население вытесняется на позиции несамостоятельного, прислуживающего и плохо оплачиваемого труда;
6) исполнение функции исходного пункта для освоения, преобразования и эксплуатации внутренних районов колонизированной территории в соответствии с иностранными интересами и требованиями международного рынка.
Достоинство данного перечня состоит в том, что наличие множества признаков не позволяет дать поспешное определение «колониального города» только на основе его архитектурных форм или экономической функции. Его недостаток, с другой стороны, заключается в «неровности» применяемых категорий, явно относящихся к разным понятийным плоскостям, в частности таких, как форма и функция города. Кроме того, определение типа на основе суммы всех признаков создает слишком жесткие условия, так что фактически редко какой «колониальный город» в реальности может полностью соответствовать всем требованиям. Так, хотя Ханой имел определенный вес в экономическом отношении, он все же не мог сравниться с портовым городом и не был типичным «городом-кровососом», выкачивающим ресурсы из колонии. Вообще его функции можно адекватно понять только в рамках системы городов, в которую он был включен. В эту систему на территории Индокитая входили порт Хайфон и южновьетнамская метрополия Сайгон, кроме того, она включала Гонконг, Батавию и, в конечном счете, города Марсель или Нант.
Как любая попытка обобщающей типизации, идеальный тип «колониального города» может служить только вспомогательным средством для того, чтобы более четко выделить контуры реальности и показать особенности отдельных феноменов