У абармбо я получил и другое, еще мало известное и новое для областей Центральной Африки животное, а именно — один вид шерстокрылов (Galeopithecus). Мне приходилось прежде видеть несколько шкурок их. Шерстокрыл был размером с маленькую кошку и отличался летательной перепонкой, которая идет от шеи к передним и задним лапам и хвосту. Она служит ему парашютом, и с ее помощью шерстокрыл может парить от дерева к дереву. Кожа состоит из двух слоев, которые можно отделить друг от друга. Один переходит в кожу спины и верхней стороны хвоста и покрыт густым серым волосом, тогда как нижний сливается со средней линией кожи брюха, груди и нижней стороны хвоста. На краях она голая, а в средине живота одета светло-серым, беловатым волосом. Вся шкурка равномерно коричнево-серая, нежная и мягкая, как шелк. Это вообще самая благородная шкурка из всех попадавшихся мне когда-либо в Африке. Заслуживает внимания участок на нижней стороне, на передней части хвоста — узкое, длиной около 5 см место, безволосое, но защищенное как бы чешуей. Это мозоль, свидетельствующая о частом соприкосновении, этой части хвоста с деревом. Поэтому надо полагать, что хвост служит животному опорой при некоторых движениях. На пальцах сидят маленькие, сильно изогнутые когти. Глаза велики, имеют коричневый цвет. Трудно добыть это животное живым, с неповрежденной шкуркой. Дело в том, что шерстокрыл днем сидит в дуплах деревьев, выходит наружу только ночью и тогда издает жалобные крики, напоминающие похоронную песнь. Его убежище в дупле часто имеет верхнее и нижнее отверстие, что и используют туземцы для его поимки. Они закрывают верхнее отверстие корзинкой, а в нижнем зажигают огонь. Огонь, жар и дым выгоняют, наконец, животное в корзину, причем шкура и мех часто оказываются опаленными. У одного из моих живых экземпляров от этого отпало несколько когтей, что ему не помешало вести себя дико, свирепо и сильно укусить руку моего слуги своими острыми, длинными коричневатыми зубами.
Туземные названия шерстокрыла: у азанде — нгую, у амади — андупа, у мангбатту — намбума. За это время, благодаря моим слугам-юношам, обогатились коллекции насекомых и бабочек. Наконец, я использовал часть скучного периода бездействия для перерисовки начисто карты земли амади.
Четырнадцатого октября и последующие дни оживили жизнь станции неожиданным прибытием от амади Мазинде с его свитой азанде. С ним вернулись и отосланные туда гонцы, но посылки, которую я ожидал, они не принесли. Она еще не пришла к Мазинде, но за ней были посланы гонцы к Палембата. Во всяком случае Мазинде пришел не с пустыми руками, он принес Гауаш-эфенди три слоновых клыка, а кроме того, кур и пальмовое масло. Мой черный друг очень скоро завоевал расположение египтянина и его окружения своей живостью и разумом. Гауаш не мог не заметить влияния моего четырехмесячного пребывания у амади, потому что Мазинде старался теперь казаться верным другом правительства. Действительно, было прямо весело и при его картинном образе изложения часто просто комично слушать, как он на другой день на большом праздничном собрании абармбо старался в длинных речах объяснить их обязанности по отношению к «Хокума» (правительству). Я услышал слово в слово свои собственные предостережения, которые столь часто вдалбливал ему, но уже из его уст.
Добавим к этому, что в общем князья и вожди азанде, однажды подчинившись, в сравнении с другими народами стали лучшими и более верными вассалами, о чем в первую очередь свидетельствуют Макарака, а затем Земио и Саса. Я убежден, что Ндорума, сколь ни свеж его вассалитет, равно как и Бадинде, Япати, Мазинде и многие другие, при правильном управлении станут крепкой опорой правительства.
Мазинде прибыл с честолюбивым намерением достичь видного и прочного положения в земле амади, может быть, даже единовластия. Но непосредственной целью, однако, были принесенные им жалобы, в том числе на новые нападения южных вождей амади на область дружественных ему амангли. Далее, он надеялся с помощью Гауаша вернуть себе несколько дочерей и рабынь, похищенных у него при прежних набегах здешних племен абармбо. Наконец, его самым горячим желанием было получить на станции _.есколько солдат, чтобы подкрепить ими свое стремление к власти.
Но при обсуждении вопроса, можно ли это желание выполнить в соответствии с законом и правом, возник важный вопрос о границах области. Принадлежала ли страна амади округу, управляемому Эмин-беем, или к области Бахр-эль-Га-заль? Этот и в других местах еще не выясненный вопрос вел, однако, к непорядкам, вредным как для туземцев, так и для управлений. Лучшим примером этого являются амади. С одной стороны, Осман-Бедауи расположил там своих людей, которые не только требовали слоновую кость, но и выставляли личные требования и, прямо говоря, занимались грабежом. С другой стороны, от них не отставали в своеволиях и драгоманы Сасы, и теперь эту маленькую область должны были получить кровопийцы третьей категории.
При таких захватах областей неизбежно должны были происходить трения и ссоры между различными органами управления, еще считавшими области эксплуатации безграничными. Гауаш-эфенди, например, запретил Земио впредь высылать экспедиции через Уэле на юг. Но у него, вероятно, тоже не было разрешения распространять сферу своей власти на область амади, во всяком случае до тех пор, покуда управление Бахр-эль-Газаля имело там своих представителей. Вдобавок, среди управителей станций, как и среди более высоких чиновников правительства, существовало известное соперничество в стремлении получить возможно больше слоновой кости и расширить область ее добычи. За первое они награждались начальством и губернатором провинции, а увеличение области эксплуатации увеличивало их могущество и приносило тем самым личные выгоды. Что касается меня, то при других обстоятельствах я бы охотно поддержал и усилил вассальное господство Мазинде, так как это было бы выгодно для правительства. Но с правой точки зрения я не мог согласиться на то, чтобы Гауаш-эфенди действительно выполнил желание Мазинде и дал ему просимых базингов, сделал бы его зависимым от себя и тем разжег бы соперничество среди амади, к существующим бедам прибавив еще одно, не имея, собственно, возможности создать устойчивые и лучшие отношения.
Вождь амади Мбиттима тоже не хотел отстать от Мазинде и позднее тоже пришел на станцию, чтобы со своей стороны отстаивать государственные интересы своей земли перед Гауа-шем. И тут были приняты преждевременные решения, которые потом нельзя было выполнить. Ввиду этого я не умолчал о своем мнении, но не стал больше вмешиваться в дело.