новогородском обозе московские воеводы нашли и договорную грамоту с Казимиром IV, которую отправили к Великому князю вместе с известием о победе. Шелонский бой совершился 14 июля 1471 года, спустя неделю после Коростынского.
Иван со своими братьями и главной ратью стоял в Яжелбицах, когда к нему прискакал гонец Замятия с вестью о большой победе. Московский стан наполнился радостью и весельем. Великий князь дал обет построить в Москве храм во имя апостола Акилы, в праздник которого происходила Шелонская битва. Из Яжелбиц он двинулся в Русу. Тут предстали перед ним новгородские пленники. Великий князь обошелся с ними сурово. Некоторым вожакам Литовской партии он велел отрубить головы, именно Димитрию Борецкому, Василию Селезневу, Еремею Сухощеку и Киприану Арбузьеву; затем несколько знатных людей, в том числе Василия Казимира и Матвея Селезнева, велел отвезти в Коломну и там держать в оковах; многих других послал в московские тюрьмы, а мелких людей отпустил в Новгород. Из Русы Иван двинулся к устью Шелони, и остановился лагерем около Коростына. Меж тем Холмский повоевал западные новогородские волости до самого немецкого рубежа, т. е. до Наровы.
Теперь московские рати с разных сторон приблизились к Новгороду. Здесь господствовало великое смятение, и раздавались вопли вдов и сирот, оставшихся после погибших на Шелони. Партия Борецких однако пыталась ободрить народ и возбудить его к отчаянной защите. На городских стенах и башнях день и ночь сменялась стража; готовясь к осаде, начали жечь загородные дома и монастыри. Послали гонца к Казимиру IV с просьбою о немедленной помощи. Но этот гонец скоро воротился: Ливонский магистр не пустил его через свою землю. К довершению бедствий в Заволочье дела новогородские шли также плохо: московские воеводы Борис Слепец и Василий Образец на Двине разбили новогородскую рать; предводитель последней князь Василий Шуйский, тяжело раненный, едва спасся в Холмогоры. После того жителей Двинской земли москвичи привели к присяге на верность великому князю. В самом Новгороде открылась измена. Какой-то Упадыш в одну ночь заколотил несколько пушек, долженствовавших защищать стены. Упадыша казнили. Так как в городе собралось еще много людей из окрестных селений, то при великой тесноте открылись болезни, а с прекращением подвозов угрожал близкий голод. Тогда партия мира и союза с Москвою взяла верх, и теперь свободно укоряла своих противников в том, что они послушались баб и накликали тяжкие беды на Великий Новгород. Вече решило отправить к Великому князю с челобитьем посольство из пяти старых посадников и пяти житьих людей, с каждого конца по одному. Во главе их поставили владыку Феофила.
Посольство переплыло Ильмень и явилось в московском стане у Коростына. Не вдруг оно было допущено к Великому князю; а сначала умоляло о ходатайстве братьев его и ближних бояр, поднося им щедрые дары. По их печалованию Великий князь, наконец, смягчился и велел послам предстать пред свои очи. Смиренно вошли они в шатер Великого князя; тут владыко слезно молил его отпустить новогородцам их вины и прекратить пленение их волостей. Иван III, милостиво выслушав владыку, согласился немедля остановить кровопролитие и разорение Новгородской земли. Переговоры с посольством об условиях мира он поручил вести своим боярам. Несколько дней тянулись эти переговоры. Наконец 9 и 11 августа 1471 года подписаны были договорные грамоты, которые по буквальному своему смыслу восстановляли старину и пошлину и почти повторяли статьи Яжелбицкого мира при Василии Темном. В них прибавлено только обязательство новогородцев «ни которою хитростию» не отдаваться за Литовского короля и посвящать владыку непременно в Москве у гроба Петра митрополита. Великий князь возвращал Новгороду завоеванные города и волости; со своей стороны Новгород обязался уплатить окуп или копейное (контрибуцию) 15 500 рублей, «деньгами в отчет», а «серебром в отвес» в четыре срока. Отпустив посольство, Иван отправил в Новгород воеводу Федора Давидовича, чтобы привести к присяге жителей на соблюдение мирного договора. По совершении присяги он двинулся в обратный поход.
Таким образом Иван III на первый раз пощадил побежденных новгородцев и не лишил их вполне самобытности, или древнего народоправления. С обычной своею осторожностью он теперь не хотел доводить их до отчаяния и отложил окончательный удар до другого случая. Нетрудно было предвидеть, что таковые случаи не замедлят, и Московский князь имел полную возможность выбирать удобный момент. Как была приятна или популярна в Москве победа над Новгородом — показали торжественные встречи, устроенные победителю. Ликующая народная толпа вышла к нему за несколько верст из города; затем встретил его митрополит с духовенством, с крестами и хоругвями. А сын его Иван Молодой с боярами и лучшими людьми ожидал его на последнем ночлеге. В то время как москвичи ликовали, над бедными новгородцами продолжал тяготеть какой-то злой рок. После жестокого пленения и разорения их земли случилось еще новое бедствие. В числе иногородних и сельских жителей, искавших убежища в Новгороде от неприятельского нашествия, было очень много семей, бежавших из сожженной Русы. По окончании войны они сели на лодки и поплыли озером к своему родному пепелищу. Вдруг на Ильмене поднялась страшная бура с вихрем, разметала лодки и потопила большую часть народа; говорят, тогда погибло до 7000 человек. В самом Новгороде затем произошло несколько пожаров, которые свирепствовали с особой силой и произвели страшные опустошения.
В следующем 1472 году Феофил приехал в Москву, был здесь поставлен во архиепископа и упросил Великого князя отпустить пленных новогородских бояр{93}.
В том же году или в начале следующего совершилось в Москве важное по своим последствиям событие: брак Великого князя с Софьею Палеолог.
Первая супруга Иоанна, Мария Борисовна Тверская, скончалась еще в молодости (в 1467 году), причем прошла темная молва об отравлении ее одной приближенной женщиной. Спустя около двух лет после того началось сватовство Великого князя за греческую царевну.
После завоевания Константинополя турками младшие братья последнего византийского императора, деспоты Димитрий и Фома, еще некоторое время держались в Морее, но, вместо взаимной поддержки, они истощали остаток своих сил в междоусобной борьбе, и потому владения их скоро сделались добычей турецких завоевателей (1460 г.). Димитрий покорился султану Магомету, отдал ему в жены свою дочь и жил потом его милостями. А деспот Фома, оставив свою семью на острове Корфу, удалился в Рим, мечтая найти здесь не только убежище, но и помощь для обратного завоевания своих бывших владений. Папский престол в то время занимал известный гуманист Пий II (Эней Сильвий Пикколомини). Он радушно принял Палеолога, остававшегося верным Флорентийской унии, и определил ему значительную пенсию. Фома со своей стороны принес Риму в дар драгоценную