татарские отряды; в их числе были и касимовцы со своим царевичем Даньяром. Великий князь однако запретил татарам брать в плен христианское население.
Сама природа как бы благоприятствовала этому губительному походу; лето случилось необычайно сухое и знойное, так что многие болота и топи пересохли, и войска со своими обозами беспрепятственно двигались по таким местам, которые в другое время были почти непроходимы.
Что же выставил Великий Новгород против этих ратей, надвигавшихся на него с разных сторон?
Надежда на литовскую помощь уже с самого начала оказалась обманутой. Отвлекаемый другими делами, вялый и нерешительный Казимир не принимал никакого участия в войне Новгорода с Москвою. Мало того, как раз перед началом войны князь Михаил Олелькович, получив известие о кончине брата Симеона, со своею западнорусской дружиной покинул Новгород и поспешил в Киев, надеясь наследовать там брату; причем дорогой шел как неприятель, в Русе насильно собрал оброки, а по селам грабил до самого рубежа. В Новгороде оставался еще служилый князь Василий Шуйский Гребенка, потомок суздальских князей, лишенных удела, и потому неприязненный Москве. Новогородцы отправили его на Двину, чтобы оборонять Заволочье. Посольство во Пскове с приглашением соединиться против Москвы не имело успеха. Псковичи наоборот склонились на требование великого князя и начали «рубить» (собирать) войско на новогородцев. Предоставленные одним собственным силам, новогородцы первое время не теряли бодрости и успели вооружить довольно многочисленную рать. От вожаков воинственной новогородской партии, по-видимому, не укрылась стратегическая ошибка Ивана III. Его полки хотя были многочисленны, но разделены на разные отряды, которые шли разными дорогами и, занимаясь грабежом беззащитных сел, вероятно, не соблюдали воинских предосторожностей. Новогородское ополчение могло бить их по частям, если бы действовало быстро и дружно. И действительно, это ополчение прежде всего пошло на отряд Даниила Холмского, который, взяв и предав пламени город Русу, медленно двигался далее по направлению к Шелони, поджидая вспомогательное войско псковичей. Новогородцы рассчитывали внезапно ударить на Холмского и уничтожить его отряд прежде, нежели он успеет соединиться с псковичами, а потом обратиться на сих последних. Меж тем как новогородская конница обходила западный берег Ильменя, часть пехоты высадилась на его южном берегу около селения Коростыно. Но московская стража, поставленная на берегу озера, вовремя заметила неприятелей и дала знать Холмскому. Тот успел собрать свою рать и сам ударил на новогородскую пехоту; она сражалась довольно мужественно, но была разбита потому, что находившийся поблизости конный полк не поспешил к ней на помощь. Этот полк, выставленный архиепископом Феофилом, отозвался тем, что владыка послал его против псковичей, а не против великого князя. Новый владыка вообще обнаружил нерешительность и склонялся более на сторону Москвы.
Ожесточение москвитян против новогородцев сказалось в том, что победители многим пленным отрезали носы, уши, губы и в таком виде отпускали их домой; а снятые с пленных доспехи бросали в воду или в огонь, не желая пользоваться оружием изменников. Вслед затем победители узнали, что другая часть пешей новгородской рати на судах вошла в устье Полы и поднялась до Русы. Москвитяне быстро воротились к этому городу и разбили высадившихся здесь неприятелей. Вероятно, новогородский план состоял в том, чтобы ударить на отряд Холмского с разных сторон: одна часть пехоты от Коростына в бок, другая часть от Русы в тыл, а конное ополчение от Шелони в лицо. Но оплошность и неумелость новогородских предводителей доставили Холмскому и товарищу его Федору Давидовичу случай их самих разбить по частям, так как они вступали в дело без всякой взаимной связи.
Итак, новгородская пехота была разбита и рассеяна. Но оставалось еще целым конное ополчение, простиравшееся, если верить московским известиям, до 40 000 человек; тогда как отряд Холмского и Федора Давидовича заключал в себе не более десяти тысяч. Московские воеводы осадили было ближайший к Русе город Деман, не желая оставлять его у себя в тылу. Но Великий князь, извещенный о победах, велел им идти к Шелони на соединение с псковичами; а под Деман послал князя Михаила Андреевича Верейского. Холмский с товарищем двинулся к Шелони, и тут встретил новгородскую конницу, шедшую по другому берегу реки и, по-видимому, имевшую теперь намерение обрушиться на псковичей, которые после медленных сборов, наконец, вступили в землю Новгородскую и также принялись ее опустошать. Москвичи пошли по своему берегу в том же направлении. Видя большое превосходство в числе на своей стороне, новгородцы ободрились и даже начали по старому обыкновению похваляться и перебраниваться с противниками через реку. Вид этой бодрой, хорошо вооруженной и многочисленной рати сначала несколько смущал москвичей. Но их воеводы сумели вновь одушевить своих людей, творя приличные случаю молитвы и напоминая им об изменах новгородцев и их намерении отступить от православия. Относительно качества обеих ратей все превосходство было на стороне москвитян: их полки, закаленные в походах и битвах, были предводительствуемы опытными, искусными воеводами. Новогородское ополчение, наоборот, преимущественно состояло из разных ремесленников, каковы плотники, гончары, кожевники и т. п., которые большей частью были набраны силой или угрозами разграбить их дома, а самих побросать в Волхов; если они и были опытны, то разве только в своем любимом кулачном или дрекольном бою, а не в уменье владеть конем и оружием. Притом в их среде не было единодушия: большие люди посылали вперед меньших; а меньшие ждали примера от больших; из предводителей никто не выдался своим талантом и энергией.
Наконец московские воеводы, дошедшие до устья речки Дряни, впадающей в Шелон, остановили свой полк.
«Господие и братия наши! лучше нам положить здесь головы за государя нашего великого князя, нежели воротиться со срамом», — сказали воеводы, и с высокого берега первые погнали своих коней в воду.
За ними бросилось все войско, переплыло и перебродило реку, и, поднявшись на другой берег, ударило на противников с кликом: Москва! Новогородцы кликнули: Святая Софья и великий Новгород! — и бодро вступили в битву. Сначала москвичам пришлось плохо; противники теснили их своим числом. Тогда московские воеводы повторили тактику Федора Басенка и Стриги-Оболенского, т. е. велели бить преимущественно по неприятельским коням стрелами и су-лицами. Новгородские кони стали метаться и становиться на дыбы, многие неумелые всадники падали наземь. Наконец удар татарского отряда, зашедшего новгородцам в тыл, решил победу в пользу Москвы. Большое число новгородцев пало или взято в плен; остальные в диком бегстве рассеялись по соседним лесам, и только небольшая часть проскакала в Новгород. В плен попали многие бояре и старые посадники, в том числе Василий Казимир и Димитрий Борецкий, а также значительное количество житьих людей. Говорят, будто в