«Я не знаю», Максим Стефанович развёл руками.
— Возможно, она просто сказала вам это, чтобы вы поверили в её версию? — Вернулась к своим прежним надеждам Саша. Ох, и не хотела она так запросто смывать подозрения с честного и непорочного имени Ивана Гордеева! Конечно, это он один во всём виноват, а вовсе не Кройтор! Юлия Николаевна нарочно так всё подстроила, чтобы не подумали на дорогого муженька, прекрасно зная, что в Румынию никто не поедет, а если и поедет, то никаких тайн двадцатипятилетней давности там точно не найдёт. Концы в воду. Гордеев невиновен. Всё, как она хотела!
Максим Стефанович, как ни странно, разубеждать её не стал. Саше это понравилось, а вот Мишелю нет — он прекрасно видел, куда она клонит, до последнего убеждённая в причастности Ивана Кирилловича.
«Я был всего лишь временным учителем немецкого при ней, — ответил Рихтер с грустью, — я не был её лучшей подружкой, я не знал всех её тайн. Она передо мной, разумеется, не отчитывалась. Так что, я допускаю, что это далеко не вся правда. За двадцать пять лет могло случиться много чего ещё, о чём я не знал. Мне не докладывали. Я ушёл от них (от Волконских) сразу после того, как похоронил свою любовь. И с тех пор ни разу больше не имел с ними дел. Особенно с ней. Вплоть до того дня, две недели назад, когда она пришла ко мне, и попросила рассказать обо всём, если он (её сын) спросит. Вот всё, что я знаю».
— Она наверняка вас обманула! — Упрямо гнула своё Александра. — Она сделала это нарочно, чтобы…
— Может, всё-таки, посвятите меня в курс дела? — Мишель перебил её, не дав договорить. Взгляд у него был до того хмурый, что Александра тихонько охнула, и спрятала лицо в ладонях, как будто только сейчас заметив, что он здесь.
Рихтер спас ситуацию, вновь привлекая к себе внимание, постучав по подлокотнику кресла.
«Ты не считаешь это достаточным поводом для убийства? Похищение сына? Единственного ребёнка? Единственного наследника? По-твоему, этого мало? Пусть даже и двадцать пять лет спустя — какая разница, когда он решил ей отомстить? Может, он готовился всё это время… Месть — холодное блюдо. Срок, конечно, солидный, но кто знает чего он на самом деле ждал?»
— Это неправда, неправда, неправда! — Воскликнула Александра, вновь поднявшись с места. — Это просто не может быть правдой!
Мишель смотрел на неё скептически, скрестив руки на груди, и на этот раз с утешениями не спешил. Ей было не по себе под этим его недовольным взглядом, особенно тоскливо делалось от осознания того, что она его же хотела от этой правды и уберечь! А он совершенно этого не ценил, и смотрел волком.
«Увы, но это так», Максим Стефанович развёл руками, перехватив её взгляд.
Александра тяжело вздохнула в ответ, но больше ничего говорить не стала. Рихтер понял, что он не убедил её, и, тоже встав со своего кресла, прихрамывая, подошёл к ней ближе. И коснулся её руки.
«Я знаю, это тяжело. Но ты должна сказать ему. Он должен знать. Она хотела, чтобы он знал!»
— Я скажу, но я в это не верю! — Искренне призналась Александра. — Всё это выдумали нарочно, чтобы увести подозрения от Гордеева!
«Он (Гордеев) здесь не причём. — Какая категоричность! Какой уверенный блеск в глазах! Мишель готов был руку пожать этому безумному старику, но, вот беда, с помощью рук он продолжал изъясняться, так что с пламенной благодарностью своей пришлось подождать. — Он никогда не пошёл бы на такое. Если ты не веришь, а это совершенно здоровая реакция, потому что в такое поверить довольно сложно, то ты имеешь полное на это право. Думай как угодно, но, прошу тебя, не думай, что во всём виноват Гордеев!»
— Что?! — С таким возмущением воскликнула Александра, что Максим Стефанович невольно смутился, и выставил руки ладонями вперёд.
«Нет, нет, я ни в коем случае не хотел сказать, что он честный, добрый человек! Он тоже по-своему чудовище. Но её (Юлию Николаевну) он не убивал, как бы там ни было. Её убил (кивок на страницу в блокноте) Кройтор. Веришь ты в это или нет, но это так».
— Максим Стефанович, — начала, было, Александра, но тотчас же замолчала. Что она хотела сказать? Попросить его быть благоразумным и не нести всей этой чуши про украденных детей и мёртвых младенцев? Это была не чушь. Точнее, не так — чушь или нет, но Рихтер свято верил в то, что говорил.
И эта история о его убитой возлюбленной. Стал бы он шутить такими вещами? Стал бы лгать? И отрезанный язык… Вот почему он не говорил всё это время? В рот ему не заглянешь и не проверишь, но такими вещами не шутят тем более.
А что тогда ему сказать? Что Юлия Николаевна решила напоследок ещё раз использовать его, ради своего бессовестного обмана? Чтобы он окончательно и бесповоротно возненавидел её, уже покойную, и за всё сполна расплатившуюся? Саша бы этого никогда не сделала. Да и потом, не так уж она и была уверена в том, что Волконская солгала.
Вполне возможно, что и нет. Достаточно посмотреть на Мишеля, чтобы в этом убедиться.
«Он же на неё нисколечки не похож, ни капельки, Господи!»
И, вместо какой-то, несомненно, дельной фразы, Саша лишь простонала что-то невразумительное, и вновь закрыла лицо ладонями. Она понимала, что Максим Стефанович ей не лгал. Может быть, лгали ему. Но не во всём.
История с похищенным сыном была правдой. И с бедной девушкой-акушеркой, своей жизнью поплатившейся за жизнь новорожденного, тоже не была вымыслом. И Максим Стефанович, искалеченный как физически, так и духовно, был вполне реальным. Стоял напротив, смотрел с жалостью.
«Вам бы побольше обо всём этом узнать», посоветовал он, когда Александра вновь на него посмотрела.
— Это уже не ко мне, — с обидой ответила она, и кивнула на Мишеля. — Это к нему. Меня к их аристократичному обществу и на порог не пустят! Я и сейчас здесь всего лишь как переводчик, иначе ко мне бы, м-м, не снизошли обратиться!
«Зачем она так?», почти с обидой подумал Мишель. А потом вдруг понял, что все её слова были правдой. Она говорила как есть, переняв у него эту немного жестокую манеру называть вещи своими именами, рубить с плеча.
«Скажи ему всё. Он должен знать», попросил Максим Стефанович.
— Я скажу.
«Он может вспомнить что-то ещё… Он может знать, почему он (Кройтор) объявился столько лет спустя. Она (Юлия Николаевна) могла обмолвиться. Он может знать больше, чем мы с тобой вместе взятые, с нашими глупыми догадками! Обязательно скажи ему обо всём».
— Я скажу. — Повторила она.
«Правда ему не понравится. — Не стал отрицать очевидное Максим Стефанович. — Такая правда никому не понравится. Но он… я уверен, он справится. Он доведёт это дело до конца. Он этого так не оставит. Поверь мне. Я разбираюсь в людях. А по нему с первого взгляда видно — очень дельный молодой человек. Не в пример отцу!»