Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед нами, увы, утопия. И призыв Солженицына — не лгать, не принимать участия в казенной лжи, как минимум избегать ее — тоже, увы, утопичен.
Близкие Солженицыну мысли излагает и И. Р. Шафаревич. Но и его позиция, увы, тоже утопия. Послушаем:
«…если ни класс, ни партия, ни удачное сочетание сил в мировой политике не способны остановить ту тень смерти, которая начинает уже опускаться на Россию, то значит это может быть сделано только через человека, усилиями отдельных человеческих индивидуальностей».
Сомнений нет — отдельная человеческая индивидуальность, а просто сказать — любой человек может сделать исключительно много, от него многое зависит, порой решающе много. И точно так же нет сомнений, что если все люди начнут поступать «по-хорошему», то есть по совести, по справедливости, по заповедям, то ни у них, ни у общества проблем не останется — во всяком случае, взаимные неприятности сведутся к минимуму. И русская традиция всегда была на стороне «малых дел», справедливо полагая их отнюдь не малыми, но великими делами.
Шафаревич предлагает каждому интеллектуалу, включая ученых, «перестать карабкаться по ступенькам карьеры или материального квазиблагополучия».
Очень это сильный призыв; бесспорно, что имей мы дело со страной, населенной праведниками или — на худой конец — людьми смелыми духом и сознательно честными, то мы в силах были бы решить все наши проблемы — более того, в этом случае у нас и проблем бы не было никаких. Сложность заключается «только» в том, что никак людям не удается жить праведно, хотя вот уже две тысячи лет они имеют простые и ясные указания, что надо делать, чтобы жить именно праведно. Но — не получается. И сегодня мы обязаны ответить на вопрос — почему же не получается никак?! Почему в реальности нас окружают люди такие же, как всегда?! Ни хуже, ни лучше. И мы с вами — такие же. Не лучше, не умнее, не нравственнее тех, кто живал до нас.
Шафаревич призывает к жертвенности. Что ж, она способна обогатить нашу историю прекрасными образцами, но не в силах в обозримом будущем изменить нашу жизнь.
Ах, насколько было бы приятнее, если бы Шафаревич был прав! Как хочется, чтобы он был прав, чтобы был прав и Солженицын — и вот вокруг нас все быстро бы изменилось к лучшему, врать бы перестали, пьянствовать, воровать, насильничать, и все — благодаря подвигу одиночек, бесстрашных интеллектуалов. Увы! Я ясно вижу холуйскую массу образованных людей, вижу страх в их глазах. А если кто и высунется — то слышу я, как по углам и кабинетам, в семейных постелях и дружеских уговорах идет обработка, индивидуальная и групповая, одного за другим, как запугивают и подкупают, сначала партийных, потом тех, кто в чем-то остро нуждается (а кто не нуждается — в работе, в жилье, в льготе, в лекарствах, наконец, заморских для ближнего?), потом слабых характером, кто не любит выдерживать неприязненный взгляд не только что грозного начальства, но и соседа по трамваю. Несколько часов энергичной деятельности руководящего механизма — и подавляющее большинство «заявивших протест» будет возвращено к привычному повиновению, а стойких репрессируют, и масса еще будет осуждать «зачинщиков»: зачем «поднимали волну», зачем нарушали покой, сами виноваты в своей участи, зачем других подводили и прочее, и прочее. И тем сильнее будет гнев большинства, что собой оно будет недовольно — стыдно ему будет в душе. А от этого стыда до личного участия в казни того, кто причиной стыду — рукой подать. И такая картина рисуется мне в самых передовых коллективах, а не в каждом-то и один смелый найдется…
Смелость наша… А жены? Их вы забыли? Им-то гнезда вить и оберегать — свойственно, за эти гнезда они драться будут смело, бесстрашно — из страха гнездо потерять… Солженицын приводит пословицу: «Хлеб да вода — богатырская еда». А попробуйте вы это пословицу той матери сказать, ребенку которой врач витамины прописал, апельсины, скажем, мандарины или иные цитрусовые.
Конечно, в стране можно найти несколько таких женщин, которые будут готовы пожертвовать даже собственными детьми ради торжества правого дела, ради своих убеждений — но согласитесь — это редчайшая редкость, и я, например, не берусь судить, примет ли Бог такую жертву, это вообще в каждом отдельном случае суду человеческому неподсудно, тут всеведением нужно обладать для такого суда, но вот призывать к такой жертве решится ли кто? Для призыва такого тоже всеведение нужно… Даже наша революция, в которой было столько жертвенности, детей, кажется, и в символике своей пощадила — что-то не вспомню я ситуации, где мать во имя революции детей своих в жертву приносила бы. Не поднялась рука и у борзопишущей челяди такое воспеть. Павлика Морозова несчастного воспели всяко, а наоборот что-то не припомню… Нет, такая жертвенность — редкостнейшая редкость, а масса женская будет стараться свои гнезда защитить и птенцов любой ценой оберечь. Нет, утопия это — ждать изменения жизни у нас к лучшему через жертвенный подвиг одиночек.
Прекрасная утопия.
Но самое странное в этой утопии то, что ее авторы отчасти и правы: без нравственного развития народа нам лучшей жизни не видать. И это нравственное развитие возможно и достижимо.
От наших христианских утопистов, от Солженицына с Шафаревичем, перейду к программе, предложенной А. Д. Сахаровым.
Документы либеральной оппозицииНаписанная очень сжато, статья Сахарова «О стране и мире» развивает мысли, уже известные по трактату «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Новый опыт, опыт минувших лет вызвал у Сахарова потребность вернуться к тому, что «стоит между мечтой и реальностью». Уточняя свою прежнюю позицию, Сахаров пишет:
«…Спасение страны — в ее взаимодействии со всем миром, и невозможно без спасения всего человечества. Необходимы демократические реформы, затрагивающие все стороны жизни; будущее страны — в ориентации на прогресс, науку, личное и общественное нравственное возрождение. Нельзя ограничить пути этого возрождения только религиозной или националистической идеологией или какими-либо патриархальными устремлениями в духе Руссо. Никто не должен рассчитывать на быстрое и универсальное решение великих проблем. Все мы должны набраться терпения и терпимости, соединяя их, однако со смелостью и последовательностью мысли; но нельзя призывать наших людей, нашу молодежь к жертвам; люди в нашей стране тотально зависимы от государства, и оно проглотит каждого, не поперхнувшись, а что касается жертв, то их уже было более чем достаточно.
Выстраданный призыв к национальному покаянию России благороден. Он противопоставлен великорусской экспансии, национальной вине и беде. Но не связано ли то и другое одной и той же роковой философской ошибкой, которая неминуемо влечет за собой моральные изъяны и трагические последствия? Ведь не случайно религия и философско-этические жизнеутверждающие системы, например, близкие взглядам Швейцера, обращают свое внимание к человеку, а не к нации, именно человека призывают к осознанию вины и к помощи ближнему».
Этот взгляд — типичный для западника.
Сахаров не скрывает, что он — западник. Да и едва ли не все наши либералы тоже западники, они решительно отвергают национальный опыт и думают, что можно основать царство добра и истины на некоторых отвлеченных общечеловеческих началах.
Сахаров очень во многом прав. Его благородная критика рождена любовью к стране и к ее народу, что, впрочем, характерно и для христианской оппозиции. И критикует Сахаров остро и справедливо. Сущность советского общества он определяет как государственный капитализм, отличающийся от современного капитализма западного типа полной национализацией, полной партийно-правительственной монополией в области экономики, а следовательно, и в культуре, идеологии, во всех других основных областях жизни. Сжато и точно характеризует Сахаров наши недостатки, отрицательные черты нашего общества, считая необходимым именно на них фиксировать внимание — они имеют, по его мнению, принципиальное значение для международных отношений и для понимания обстановки в стране. Не буду повторять критику Сахарова. Скажу только, что он отмечает низкую производительность труда у нас и отсутствие даже надежды догнать по этому (важнейшему в теории марксизма) показателю капиталистические страны, низкий уровень жизни, невыгодные для наемных рабочих условия продажи труда (очень длинная рабочая неделя, низкая заработная плата, короткий отпуск, маленькие пенсии и пособия), плохие жилищно-бытовые условия, низкое качество образования и медицинского обслуживания, ограничения свободы ездить по стране, невозможность свободных заграничных поездок, отсутствие социальной справедливости — власть и богатство «номенклатуры», особое ее положение в обществе, неотчуждаемое и становящееся постепенно наследственным. Всё это сущая правда, возразить тут нечего, официальной пропаганде остается в ответ только ругаться и клеветать, что она и делает.
- Евреи в войнах XX века. Взгляд не со стороны - Владимилен Наумов - Публицистика
- Болезнь как метафора - Сьюзен Сонтаг - Публицистика
- Большевистско-марксистский геноцид украинской нации - П. Иванов - Публицистика
- Иван Грозный и Петр Первый. Царь вымышленный и Царь подложный - Глеб Носовский - Публицистика
- Россия в войне 1941-1945 гг. Великая отечественная глазами британского журналиста - Александр Верт - Биографии и Мемуары / Публицистика