мне только выехать туда надо, глазами увидеть, где погиб наш истребитель…» — «Почему вы думаете, что это был самолет Лили Литвяк?» — «Разумеется, я понятия не имел, чей это самолет. Просто упал и взорвался на моих глазах. Однако на следующий день во фронтовой газете появилась маленькая заметка о том, что Литвяк сожгла аэростат, а потом не вернулась на базу. Ну, я прочитал, сразу все соединил, но мы пошли в бой, потом был госпиталь, короче, война есть война, хотел было я сообщить об увиденном в политотдел фронта, да сами понимаете. И забыл за тридцать с лишним лет, а теперь читаю очерк, фамилия летчицы почему-то знакомая, поднял свой маленький архив, и там, представьте, сохранилась та заметка во фронтовой газете! Смотрю: у вас Литвяк, и там Литвяк!» — «А какого числа все это случилось?» — «Сбили ее? Сейчас, посмотрю на дату заметки…» — «Нет, не смотрите, а сначала, пожалуйста, восстановите по памяти, а потом уж проверьте». — «Ладно. Если по памяти, то… Литвяк погибла в конце августа или в начале сентября. Сейчас проверю. Точно! Заметка была опубликована в газете восьмого сентября. Она!» — «Увы, товарищ, не она. Лиля погибла 1 августа сорок третьего года. Первое сообщение во фронтовой газете появилось, как мне известно, через месяц с небольшим после ее гибели. Кроме того, совершенно точно установлено, что, сбив аэростат, Лиля вернулась на базу. Тот аэростат, который вы видели, был другой, не Лилин, и его поджег другой летчик, который и погиб. Тем не менее я благодарен вам…» — «Да не нужна мне ваша благодарность, мне истина нужна! Я еще покопаюсь в памяти, а вы пока запишите мой домашний телефон…»
Еще один звонок: «Вас беспокоит инженер-полковник в отставке Миленин Иван Гаврилович. Судя по публикации, должно быть продолжение «Белой лилии». Я не ошибся?» — «Нет, не ошиблись, Иван Гаврилович, я вас слушаю». — «В таком случае вы, наверное, будете писать о том, что Литвяк попала на Сталинградский фронт. Так?» — «Совершенно верно». — «Можно ли поинтересоваться вашей версией? Вы не удивляйтесь, я немного в курсе дела и могу оказаться полезным». — «Понял, Иван Гаврилович. Как раз во втором очерке, вот он передо мной, я пишу, что Лиля чуть ли не самовольно покинула свою часть и с тремя подругами бежала под Сталинград на Яке, а затем воевала в гвардейском авиаполку Героя Советского Союза Шестакова». — «Так, да и не так, если вы позволите. Насчет «бежала» я не знаю, а прибыла она с Раисой Беляевой, Екатериной Будановой и Марией Кузнецовой в наш 437-й полк, это у меня документально подтверждено. Я сохранил архив полка и, если нужно, готов сейчас к вам приехать». — «Боюсь, Иван Гаврилович, я не успею внести правку, давайте сейчас по телефону, а затем приезжайте, и еще раз проверим». — «Хорошо. Беру «дело» номер семнадцать, архив номер три, читаю… Вы слушаете?» — «И записываю!» — «Здесь у меня, кроме документов, мой дневник, с него начать? Двенадцатое сентября: в полку появились четыре летчицы на четырех Яках… и дальше фамилии девушек. Тринадцатое сентября: в боевом вылете Лилия Литвяк сбила «Юнкерс-88». Четырнадцатое сентября: в боевом вылете Екатерина Буданова и Лилия Литвяк сбили один «мессер»… Они были у нас ровно двенадцать дней, а потом перешли в другой полк, потому что мы летали на Лагах, и все службы, в том числе ремонтные, были «лаговские», а тот полк был им, что ли, роднее по типу машин. Итак, читаю дальше…»
Среди множества писем я обнаружил потом такое:
«Здравствуй, «Комсомолка», то есть редакция газеты! Я, бывший авиатехник, современник Чкалова, Коккинаки, Громова и других ветеранов, читал повесть «Белая лилия» и встретил в ней упоминание об Алеше Соломатине. И невольно вспомнил мемориальную доску, прикрепленную к стене гидромелиоративного техникума в Калуге, на которой написано, что в этом техникуме в 1936—1939 годах учился Алексей Фролович Соломатин, Герой Советского Союза, лично сбивший не помню уж сколько, но очень много немецких самолетов. Если это он, то есть тот самый Соломатин, о котором вы пишете, то я дополняю ко всему хорошему, что сказано у вас о нем, эту мемориальную доску. С уважением, ветеран труда Анатолий Вердевский, Коми АССР».
После третьего очерка, имеющего название «Память», меня разыскала Наталья Голышева — дочь командира эскадрильи полковника Голышева, который, если читатель помнит, направил подбитый истребитель на немецкую батарею, чудом остался жив, но был расстрелян фашистами прямо на месте падения. Позвонив мне в редакцию, Наталья, назвавшись, вдруг потеряла дар речи и умолкла. «Я слушаю вас, я вас слушаю! Говорите, пожалуйста!» — повторял я в телефонную трубку, но в ответ было молчание.
Я не торопил Наталью, прекрасно понимая, что с ней происходит, и стал говорить сам: «Наташа, я догадываюсь, что вы хотите сказать. Вы хотите сказать, что ничего не знали об отце, что открыли газету и вдруг прочитали о том, как погиб Иван Васильевич, или вам кто-то позвонил и сказал, и вы кинулись за газетой. Конечно, нам нужно с вами увидеться. Мне известно, что вы много лет жили в Болгарии, что у вас есть сын. Мне говорила об этом Валентина Ивановна Ващенко, ведь она разыскивала вас, нашла адрес вашей мамы, написала ей два письма, и в Болгарию вам отправила…» — «Мы ничего не получали! — сквозь слезы произнесла Наталья Голышева. — Мы ничего не получали!» — «Успокойтесь, теперь все стало на место. Вам нужно…»
Через полчаса Наталья Ивановна была у меня в кабинете: глаза распухли от слез, губы дрожали, — человек был явно потрясен; память об отце, тоска о нем все эти долгие годы не покидали дочь, и, видно, еще жила в ней надежда, которая развеялась одновременно с известием о точном месте гибели полковника Голышева. Мне удалось уговорить Наталью Ивановну не лететь немедленно в Красный Луч, а дождаться Ващенко, которая должна была ко Дню Победы приехать в Москву со своими детьми: редакция «Комсомолки» присудила отряду «РВС» премию имени С. С. Смирнова, учрежденную в 1978 году за поисковую работу, и для вручения премии пригласила из Красного Луча представителей отряда.
Так и случилось: 8 мая Ващенко и Наталья Голышева встретились. На вокзале. Эрвээсы, приехавшие в Москву вместе с Валентиной Ивановной, были свидетелями этой родственной — другого слова я не нахожу — встречи. Женщины плакали, прильнув друг к другу, как родные сестры, и Валентина Ивановна, тоже скорая на слезы, восклицала: «Люди, что же вы со мной делаете!» А потом, когда отряд покидал столицу, увозя с собой множество подарков и сувениров, а самое главное — магнитофон «Репортер», врученный