милой девушкой лет шестнадцати. Она была блондинкой с широко расставленными зелеными глазами, длинными ресницами, подвижной и веселой. Помню, пошила сама себе белый матерчатый шлем и синий комбинезон. На лице у нее был небольшой румянец.
А руководил нашими полетами инструктор Кузьмин, он приезжал на аэродром на мотоцикле вместе со своей женой, которая тоже была студенткой и училась в нашем аэроклубе. Лиля в то далекое время жила неподалеку от института, где-то в районе Новослободской или Бутырок, мы нередко заезжали за ней по дороге в «Медвежьи озера».
Полеты совершали на У-2, и первой всегда летала Лиля, показывая нам, ребятам, как нужно летать. Замечаний от инструктора она не получала, нам же всегда доставалось от Кузьмина, который и на земле, и в воздухе величал нас «сундуками».
Несмотря на красивую внешность, Лиля была очень скромной. Потом, когда мы сдали зачеты и получили звание пилотов, все разъехались кто куда, и я потерял следы Лили Литвяк. Посылаю Вам фотографию тех лет, случайно сохранившуюся. Фотография любительская, очень плохая, изображение, как Вы можете заметить, слабое, но если приглядеться, то на крыле самолета, выше всех, стоит Лиля Литвяк в белом шлеме. Повторяю, это была обаятельная личность. Добрая и вечная ей память! С наилучшими пожеланиями — Щербаков Анатолий Александрович, гор. Тернополь, Украинская ССР».
Письмо Ольги Тимофеевны Голубевой, бывшего авиационного штурмана, капитана запаса (г. Саратов):
«Читая «Белую лилию», я оказалась как бы в двух измерениях: с «Комсомолкой» в руках в своей мирной уютной квартире и там, за годами, в военном городке, где Герой Советского Союза Марина Раскова формировала женскую авиачасть. Я пришла туда со школьной скамьи, и все во мне трепетало: ведь войну я представляла в романтическом плане. На летчиц мы, новички, вчерашние школьницы, смотрели как на богинь. А среди них выделялась одна, на которую мне очень хотелось походить — веселая, кокетливая, озорная… Хороша была Лиля! Стройная, зеленоглазая, с очаровательной улыбкой и звонким, музыкальным, что ли, смехом. Ни одна фотокарточка не даст полного представления о ее красоте! Выдали ей комбинезон под цвет глаз — зеленый. А воротник у него был рыжий. Хорошо бы мехом каким украсить… Задумано — сделано: Лиля распорола унтята белого меха, сшила из них воротник и приделала к комбинезону. Глаз не оторвать! Идет, как картинка, девчонки с завистью смотрят, парни рты раскрывают от восхищения. И вот — построились на аэродроме, и вдруг Раскова, увидев Лилин комбинезон «в мехах», строго сказала: «Сержант Литвяк, выйти из строя! Это что такое? Снять, распороть, сшить снова унтята и доложить!» — «Товарищ майор! — сказала Лиля. — А разве мне не идет?» — «Что-о-о?! Три наряда вне очереди!!» Позже, уже на фронте, когда я летала в открытой кабине По-2, я поняла справедливое требование Расковой: даже в меховых унтятах ноги мерзли. А тогда… Наряды вне очереди мы исполняли с Лилей вместе, потому что я тут же поддержала ее, что-то крикнув из строя… Помню наши споры до хрипоты. О любви, о полетах, о войне. Многие считали, что раз война, то забудь о любви. В летном городке было много парней и, естественно, они заглядывались на девушек. Одни из нас держались высокомерно, другие просто скромно, но были и такие девушки, которые озорно задирали ребят. Лиля всегда была окружена толпой поклонников, особенно, когда шла с танцев из ДКА. «Прекрати кокетничать! — осуждали ее иные. — Ведь война!» — «А если война, так что?» — «Поди, ты и целуешься?!» — «Чудачки! — отвечала Лиля. — Война не отменяет поцелуев и любви!» Но мы, ее подруги, знали: Лиля очень скромная девчонка, просто озорная. И она любила жизнь.
Летала она под стать своему характеру: весело, смело, озорно. Почему я Вам написала? Подумала, что, может, эта маленькая черточка из Лилиной жизни дополнит Ваше представление о ней…»
Во многих письмах на разные лады обсуждаются версии гибели отважной летчицы, поддерживается страстное желание ребят из «РВС» добиться присвоения Лиле звания Героя Советского Союза.
И вдруг я получаю такое письмо:
«Мне довелось летать штурманом звена и эскадрильи в 370-м ночном бомбардировочном полку 17-й воздушной армии. Вспомнив свою боевую молодость, события тех лет, я тут же отправил письмо в отряд «РВС», выдвинув новую версию гибели Литвяк, слава которой гремела по всему советско-германскому фронту и особенно по югу Украины. Летом 1943 года у немцев действовал в Краматорске большой аэродром, сильно прикрытый средствами ПВО. Я много раз летал его бомбить и не погрешу, если скажу, что летать туда было страшно: десятки прожекторов и зениток преграждали нам путь. В ту пору под Краматорском мы несли большие потери. В одну из ночей не вернулись Коржавин и Дударев — ребята нашего полка. Они разбомбили бензосклад, но и сами на горящих машинах упали наземь. После освобождения Краматорска туда полетели зам. командира 370-го полка майор Устинов и кто-то еще, точно сейчас не помню, и выяснили следующее. Немцы будто бы похоронили наших однополчан, поставили на их могилах крест с надписью: «Коржавин и Дударев — русгерои». Но самое удивительное не это, а другое: оказывается, по рассказам краматорских жителей, летом 1943 года фашисты похоронили в Краматорске и Лилю Литвяк!!! И не просто похоронили, а с воинскими почестями, — будто бы целая процессия шла через город, был оркестр, а все объясняется тем, что фашисты для поддержания пошатнувшегося боевого духа своих вояк решили организовать эту помпезность, как бы воспитывая своих людей на подвигах наших героев. Вот и вся легенда. Вроде бы неправдоподобная. Однако очень прошу Вас вместе с Ващенко ее проверить. Я же лично не могу успокоиться до тех пор, пока не будет найдено место гибели героической летчицы, пока ей не присвоят звание Героя Советского Союза. С глубоким уважением, Повереннов Юрий Владимирович, гор. Феодосия».
Разумеется, мы тут же письменно обменялись с Валентиной Ивановной мнениями, а потом и устно, когда она приехала в Москву, и сошлись на том, что легенда легендой останется, хотя проверить ее все равно необходимо. Привожу письмо Ю. В. Повереннова с той единственной целью, чтобы показать читателю широкий спектр сведений и данных, ориентироваться в которых весьма сложно, однако путь к истине пролегает и через них.
Закончу еще одним письмом, достоверность которого, как мне кажется, много выше предыдущего и, я бы сказал, даже окрыляет:
«Я очень взволнован, прочитав «Белую лилию», потому что два месяца, июнь и июль 1943 года, работал вместе с летчицей-истребителем Лилией Литвяк в одной эскадрилье 73-го полка. Ее правильнее звать, если по документам, Лидией Владимировной, но все ласково звали