опасное. Элия же на братьев не похож, ленив и безделен.
Пнина. А ведь в науках-то он успевал лучше их обоих! И сейчас много в книги смотрит, записывает что-то.
Ирод. Вот-вот! Книги, пергамент, перо. А огня-то в душе нет! Впрочем, силой и ловкостью он удался: и гири ворочает, и бегает быстро, и верхом скачет справно, и все такое прочее.
Пнина. Пока Элия малюткой был, ты его больше других холил. Не забыл, Ирод? Старших своих любил, а этого – обожал!
Ирод. Дома я редко бывал, но все же руки помнят, как обнимал его, на колени сажал, а он ласкался. Братья ревновали, наверное?
Пнина. Не знаю. Об Антипатре тебе Дорис скажет. А у кого про Александра спросишь? Доброте отца обязанный, сын твой второй сиротой по матери рос.
Ирод. Упрекаешь? Старое поминаешь?
Пнина. Упрекаю и поминаю, хоть и страшно мне. Боюсь я тебя, кинжалов твоих на всех жен хватит!
Ирод. Не бойся – годы мои уж не те. Однако не серди меня!
Глава 13
Зрелые годы Ирод посвятил трудам благочестия. Завоевав любовь и защиту римских хозяев, он покончил с войнами и со свойственными ему размахом и фантазией принялся возводить в Иудее храм, дворцы, крепости и еще многие, и многие достопамятные постройки. Не забывал он и города за пределами родины. Открывшееся в монархе человеколюбие подвинуло его на деяния благотворительности.
Иродовы антагонисты различных родов и убеждений утверждали прежде и поныне стоят на том, что посредством щедрот тщеславный и честолюбивый монарх желал лишь обрести прижизненный ореол величия и обессмертить свое имя на будущие времена. К услугам противников царя история преподнесла и факты, и их толкование.
Арад, в прошлом надежный строительный подрядчик Ирода, теперь одряхлел, но по-прежнему вхож в царский дом. Он выучил сына Идо обделывать дела, а потом отправил отпрыска в Рим перенимать у тамошних знатоков мастерство зодчества.
В своих строительных начинаниях Ирод любил советоваться с приближенными. Возводя Иерусалимский храм, монарх благоразумно принимал во внимание критику нового первосвященника Хананеля.
Ободренный присутствием отца, робкий, но умный и хорошо образованный царский сын Элия, участвовал в обсуждении хода дел.
Ирод. Друзья, близится к концу постройка святилища веры иудейской. Пусть не только обитатели Иерусалима, но и рассеянные по всей империи иудеи знают, что это я, царь Ирод, возвел земную обитель Господа, и нет в мире здания, равного нашему храму по величию и красе!
Арад. С трепетом и гордостью вспоминаю я начало работ. Тогда я был еще в силе. Нанятые мною сотни землекопов изрядно увеличили плоское пространство на вершине холма, плотно-плотно утрамбовали землю и даже засыпали две речушки.
Элия. Зачем это?
Идо. Отец, я вместо тебя отвечу, ты отдыхай. Это требовалось, Элия, для прибавления храму новых площадей – ведь мы задумали распространить постройку вширь.
Ирод. Не только вширь. Мы надстроили главное здание и стены вокруг. Высота удвоилась!
Идо. Внутреннее пространство стало много поместительнее, и залы поражают великолепием.
Элия. Идо, ты изучал зодчество в столице мира. Помнишь ли роскошь тамошних дворцов?
Идо. Разумеется, помню, и в известной степени я подражал Риму. Думаю, у нас не хуже вышло. Стены и пол мы отделали мрамором разных цветов – белым, зеленым, голубым. Красота!
Ирод. Я хотел украсить все здание золотом, и казна позволяла. Жаль, Хананель выразил несогласие, а я не иду против мнения священников, хоть и не всегда могу его уразуметь.
Элия. Отчего, Хананель, ты воспротивился – ведь нет украшения лучше золота. И разве плохо, если мир будет знать о богатстве Иудеи?
Хананель. Плохо, юноша, если мир будет чрезмерно осведомлен о богатстве иудеев. Мы малы среди народов, у нас кругом враги, а слабому не гоже зависть сильного будить.
Элия. Ты так же думаешь, отец?
Ирод. Для меня решение земных наместников Господа непререкаемо. К тому же слово Хананеля есть плод коллективного разума Совета мудрецов.
Арад. Выходит, нельзя не оглядываться на чужих. Все дело в людях, Хананель?
Хананель. О, нет, не только и не столько в людях. Всевышнего не будем забывать. Мы ведь под Богом ходим, мы Его рабы. Господь не без предела любит красоту: Он допускает мрамор, но осуждает пышность золота касательно избранников своих. Нам подобает скромность, дабы оставаться целыми и невредимыми.
Ирод. Почтительность к сильнейшему – вот лучшая демонстрация скромности.
Идо. Идея эта заложена мною в архитектуре храма.
Арад. Что сие означает, сын мой?
Ирод. Позволь, Идо, я для начала вставлю слово как монарх, ведь зодческая идея, воплощенная тобою, проистекает из политики и денег.
Арад. Старею, недогадлив стал…
Ирод. Все очень просто. Величественный храм – не только наша гордость, но и Рима честолюбивый интерес. Посему империя немало помогала мне в постройке, и возвращать долг нам пристало уважением к вере римлян и к ним самим. Архитектурную сущность замысла пусть разъяснит Идо.
Идо. Внутри храмовой стены я выстроил для чужестранцев огромный и роскошный зал. В его пределах всякий римлянин или иной неиудей может безопасно находиться и любоваться красотою чудесного храма, размышляя о том, сколь далеко простирается имперское величие Рима.
Хананель. Я настаиваю: в зале должна красоваться остерегающая надпись на чужих языках, мол, запрещен неиудею вход во внутренние покои храма, а нарушившего запрет ждет неминуемая смерть.
Ирод. Элия, ты самый грамотный, вот тебе кусок пергамента. Напиши сие по-латыни и по-гречески, а мои умельцы, на твою записку глядя, вылепят большие буквы на стене.
Элия. Готово, отец!
Ирод. Доволен ли ты, Хананель?
Хананель. Надписью доволен, но заявляю, что без этого зала можно было бы и обойтись. И римский орел на воротах храма не радует меня. Царю Иудеи ставят в укор низкопоклонство перед язычниками. Справедливый упрек.
Ирод. Пусть так. Я друг справедливости, и тебя, Хананель, призываю дружить с нами обоими. Не ты ли говорил, что мы малы среди других народов, и у нас враги кругом? Мое низкопоклонство – иудеев защищенности порука. А покуда в безопасности мы пребываем, то нет у нас помех, чтобы блюсти свою веру и отцов законы. И, справедливости ради, упомянем: римляне приносят жертвы Господу нашему, а мы, черной неблагодарностью исполненные, поносим их богов. Тебе слова мои нравятся?
Хананель. Нравятся, не нравятся – терплю, чтоб не ославиться. Так нынче