описала как типичного «педанта». Его стиль ведения разговора был назидательным и покровительственным, в результате он не мог по-настоящему сближаться с людьми. «Выражение его лица, когда он наконец смог слушать и пересказывать своими словами то, что говорила его жена, было неподражаемым. Вроде «Ох, теперь я понимаю, – рассказывала Джудит. – Для него это стало поворотным моментом. Как и для его супруги – она чуть ли не плакала. Он просто не умел слушать. В детстве его никто этому не учил, и члены его семьи не ценили это умение. Такое поведение было непреднамеренным с его стороны».
Как бы мы ни старались слушать или как бы ни были близки к другому человеку, мы никогда не сможем понять, что на самом деле происходит у него в голове. В «Записках из подполья» Федор Достоевский написал:
«Есть в воспоминаниях всякого человека такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям. Есть и такие, которые он и друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под секретом. Но есть, наконец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится. То есть даже так: чем более он порядочный человек, тем более у него их и есть».
Это напоминает историю, рассказанную мне Данэлем Флоресом, епископом римско-католической епархии, которая включает 42 226 квадратных мили на южной оконечности штата Техас. Как и Джудит Кох, он видел много неблагополучных семейных пар. Они наводили Флореса на мысли о бабушке и дедушке, которые прожили в браке 62 года. Он помнит, как ребенком сидел за обеденным столом и слушал, как дед говорил с бабушкой. «Я никогда не понимал этого, – признается он. – Моя бабушка любила его, они знавали хорошие и плохие времена, но в их отношениях все равно оставалось что-то непостижимое».
Епископ Флорес считает, что ожидание полного взаимопонимания лежит в основе многих проблем в супружеских отношениях. «Все мы стремимся раскрыть душу перед ближним, но если думаем, что найдется идеальный человек, который сможет все понять и принять, то нас ждет разочарование, – сказал он. – Но это не значит, что нам лучше воздерживаться от общения и отказываться от способности слушать ближнего, потому что это и есть любовь, даже если мы не всегда понимаем другого человека».
* * *
Необходимость слушать людей, с которыми мы не состоим в близких отношениях, создает еще один набор предрассудков, которые тоже коренятся в ложных убеждениях. Прежде всего это предвзятость подтверждения [67] и предвзятость ожиданий [68], обусловленные стремлением к согласованности и порядку. Для осмысления большого и сложного мира мы неосознанно создаем внутренние категории, по которым распределяем людей, – часто еще до того, как они начинают говорить. Эти категории могут быть широкими стереотипами [69], сложившимися под влиянием нашей культуры, или более личными, основанными на жизненном опыте. В некоторых случаях они бывают точными и полезными. Но если мы невнимательны и поспешны в своей классификации, то таким распределением ухудшаем или искажаем понимание реальности. Это синдром «да-да, все ясно», заставляющий нас делать преждевременные выводы о людях, прежде чем мы на самом деле узнаем их.
Когда мы знакомимся с человеком, который попадает в одну из наших интеллектуальных категорий, возможно, основанной на половых и расовых различиях, сексуальных предпочтениях, религии, профессии или внешности, то сразу думаем, что знаем его или хотя бы некоторые аспекты личности. Допустим, я говорю вам, что происхожу из старой техасской семьи. Повлияет ли это на ваше мнение обо мне? Возможно. В зависимости от представлений о коренных техасцах, это может повысить или понизить мой статус в ваших глазах. То же самое происходит, если вы узнаете, что я покрыта татуировками с головы до ног. Рефлекторная умственная склонность дает вам иллюзию понимания, а значит, уменьшает интерес и желание внимательно слушать меня. Даже не сознавая этого, вы начинаете слушать избирательно и слышать только то, что соответствует вашим заранее сложившимся представлениям. Или вы можете повести себя так, чтобы заставить меня подтвердить ваши ожидания, например, отпускать шуточки о татуировках.
В большинстве случаев люди считают, что все остальные находятся под влиянием стереотипов, но не замечают, как часто они сами им следуют. Исследования показывают, что все мы имеем те или иные предубеждения [70] из-за подсознательного стремления раскладывать все по полочкам и неумения представлять ситуации, в которых мы сами никогда не оказывались. Никто из нас не имеет настоящего представления о внутреннем мире людей, которые не похожи на нас. В то же время никто из нас не вправе утверждать, что он разделяет ценности или мировоззрение тех, кого мы считаем похожими на себя. Когда люди заявляют: «Он говорит, как белый мужчина» или «Она говорит, как цветная женщина» – это пустые слова. Человек может говорить только от своего лица.
Белый мужчина, цветная женщина, евангелист, атеист, бездомный или миллионер, человек гетеросексуальной или гомосексуальной ориентации, беби-бумер или миллениал – у каждого существует собственное восприятие реальности, отделяющее его от всех остальных, кто относится к такой же категории. Когда мы выдвигаем предположения о единообразии или единомыслии на основе возраста, пола, цвета кожи, материального положения, религиозных убеждений, политических пристрастий или сексуальных предпочтений – это умаляет и обесценивает всех нас. Слушая другого человека, вы можете найти утешение в общих ценностях или жизненном опыте, но при этом обнаружите множество расхождений во мнениях. Принимая и признавая различия, вы учитесь пониманию. Наше умение слушать страдает от широко распространенных и собирательных представлений о человеческой личности, препятствующих открытию того, что делает нас и других людей поистине уникальными существами.
Это восходит к теории социальных сигналов [71] и теории социальной идентичности [72] – двум отдельным, но взаимосвязанным концепциям, возникшим в начале 1970-х годов. Они сосредоточены на косвенной демонстрации ценностей и общественного статуса у людей. В первобытные времена социальные сигналы могли выглядеть, как умение колотить себя в грудь с грозным видом или как многочисленные шкуры животных, вывешенные перед входом в пещеру. Социальная идентичность определялась принадлежностью к племени. В наши дни мы оцениваем социальный статус на основе таких сигналов, как автомобиль, качество одежды [73] или степень образованности. Кроме того, мы все чаще судим о людях на основании их принадлежности к идеологическим фракциям, таким как правые или левые, либералы или консерваторы, католики или протестанты, защитники окружающей среды, феминистки и т.д.
Между такими сигналами и умением