– Ну и чего ты так разнервничался? – спросил Локшин. – Тебе радоваться надо, а ты в истерике бьешься.
– Я сначала и обрадовался, а потом почему-то такой колотун напал. Со мной вообще что-то странное в последние дни происходит. Такого состояния у меня в жизни не было.
– Пей успокаивающее. Исходя из того, что ты рассказал, она вообще смотрит в другую сторону. К тому же, ничего доказать нельзя. Ты это сам прекрасно знаешь.
– Дай-то бог! Но с Колесниковой нам сейчас торопиться ни в коем случае нельзя.
– А никто с ней торопиться и не собирается. У нас есть кое-что значительно интереснее.
Локшин отошел к рабочему столу и вернулся, держа в руках папку. Он достал оттуда листок и положил перед Лобановым.
– Я тебе сейчас настроение окончательно подниму. Ознакомься вот с этим.
Лобанов вопросительно посмотрел на нотариуса.
– Внимательно прочитай, – сказал тот, загадочно улыбаясь.
Когда Лобанов закончил читать и положил листок на стол, Локшин спросил:
– Ну, и как тебе нравится этот старичок?
Этот старичок Лобанову совсем не нравился! И чем больше он о нем думал, тем больше беспокоился. Находясь с ним рядом, он совершенно необъяснимо начинал ощущать нарастающую тревогу. Перед уходом с работы он провел в палате Барятинского всего пару минут, но глаза этого старика до сих пор маячили перед ним. И то, что он в них видел его страшно пугало. Но Локшину он этого сказать не мог. Тот всё равно не поймет, а только посмеется.
– Он мало сейчас похож на эту фотографию.
– Это всё, что ты можешь сказать? Да наплевать, на кого он сейчас похож!
– Ну и зачем он нам сдался? Мы же договорились, что работаем только с одинокими и неприметными. Как я понимаю, этот Барятинский не просто известный, а даже знаменитый старик.
– Знаменитый, – быстро согласился Локшин, – но только в определенных кругах.
– Ну и что ты так возбудился? Нам здесь точно ничего не светит. Это же совершенно другой профиль.
– А ты вот это почитай, – возразил Локшин.
Он демонстративно торжественно положил перед Лобановым еще несколько листков. На первом был отпечатан длинный книжный перечень, который Лобанов пробежал глазами без большого интереса.
– Мне этот список ничего не говорит.
– До вчерашнего дня он на меня тоже никакого бы впечатления не произвел. Как ты думаешь, сколько может стоить один вот этот раритет? – Локшин указал на одну из строчек в списке.
– Хватит выеживаться, академик хренов! Раритет! – передразнил Лобанов Локшина. – Не тяни кота за хвост.
– Больше ста тысяч. И совсем даже не рублей! – торжествующе произнес нотариус.
Лобанов посмотрел на него недоверчивым взглядом.
– Яша, не гони! Сто тысяч баксов за одну книгу?
– Ты напрасно так скептически улыбаешься.
На Лобанова эта цифра произвела впечатление, но всё, что касалось Барятинского, его никак не вдохновляло.
– По-моему тебя кто-то сильно надувает, Яша. Где ты это взял?
– В надежном месте. Тебе-то, зачем знать?
Вот с этим Лобанов был полностью согласен. Он и сам не хотел знать лишнего. Он всегда избегал лишней информации, особенно той, которая его впрямую не касалась. В деловом партнерстве с Локшиным он добросовестно нес свой чемодан, а всё остальное его не интересовало.
– И сколько всё это может стоить? – спросил Лобанов больше для проформы.
– Не меньше пары лимонов!
Локшин смотрел на приятеля, ожидая его реакции, но тот не выказал никакого энтузиазма.
– Яша, этот Барятинский лежит у меня в обычной палате. И на миллионера никак не тянет.
– Информация абсолютно точная, – начал кипятиться Локшин. – Этот перечень мне передали люди, которым я доверяю.
Локшин лгал. Переданное ему досье включало в себя много полезной информации, но перечня книг там не было. Этот список он скопировал с завещания Барятинского, о чем Лобанову знать было совсем необязательно. Локшин вообще не собирался ему рассказывать о сегодняшнем визитере и обо всем, что с ним связано.
– Ну, даже если это правда, нам-то с этого что? – спросил Лобанов. – Ты что, собираешься книги воровать? Да и кому ты их продашь? Ты хотя бы знаешь, где они хранятся?
– Пока не знаю, – честно ответил нотариус. В завещании не было даже намека на место хранения. – Да меня вообще не волнуют эти книги! Ты что, читать не умеешь? Здесь ясно написано. – Локшин взял лист и прочел: «Полный список библиотеки Барятинского неизвестен. Кроме того, неизвестны состав и нахождение принадлежащей ему коллекции часов, картин и других предметов, стоимость которых, определить невозможно. Но можно предположить, что ценность всего собрания очень велика».
То ли услышанное повлияло на Лобанова, то ли выпитая водка, но странный и пугающий взгляд Барятинского становился не таким уж и страшным. Врач задумался, и Локшин ему в этом не мешал. Только увидев, что тот повернулся к нему, он выложил еще один аргумент.
– Денис, этот старик не просто известный часовой мастер. Вполне возможно, что он представитель древнего княжеского рода. Рюрикович!
– Возможно или представитель?
– А мне, откуда знать? Но судя по фамилии, вполне может быть.
– Рюрикович? Из которых Иван Грозный? – спросил Лобанов.
– Вот именно!
Нотариус увидел, что последняя информация произвела на Лобанова впечатление.
– Ты серьезно? – спросил врач. – А наследники у него есть?
– Есть, – произнес Яков Аркадьевич после небольшой паузы. – Смотри, как твоя соображалка вдруг заработала.
Лобанов не обратил никакого внимания на сарказм нотариуса.
– Много их?
Локшин заметил, как в глазах Лобанова начали разгораться огоньки.
– Насколько мне известно, один.
Их беседу прервал музыкальный звонок мобильного телефона. Номер на дисплее не высветился, но Яков Аркадьевич знал, что это звонит Одинцов – руководитель фирмы, оказывающей различные виды услуг, связанных с безопасностью и охраной.
– Да, Володя, я тебя слушаю.
– Яша, ничем обрадовать не могу. Мы прозвонили всё, что могли – никакого следа.
– А номера?
– Нет таких номеров.
– Что значит, нет?
– То и значит. Фуфло! Их просто не существует в природе. Такие номерные знаки никогда не выдавались.
– Фальшивка? – разочарованно произнес Локшин.
– Без сомнения. Проверяли по центральной базе данных, – ответил Одинцов. – Ты бумажки по часовщику изучил? Пригодятся?
Когда нотариус обратился к нему за информацией, Одинцов сразу вспомнил Барятинского. Еще в советское время этот человек находился в разработке отдела, в котором он служил. Было доподлинно известно, что у этого человека имеется очень ценная библиотека, а также коллекции монет, часов и предметов искусства. Коллеги Одинцова пытались определить их состав и однажды даже проникли к нему в квартиру. Ничего особо ценного они там не обнаружили, зато уже на следующий день руководитель их отдела получил серьезный втык от начальства и категоричный приказ оставить Барятинского в покое.
– Изучаю, – ответил Локшин.
– Ну, хорошо, созвонимся попозже.
Яков Аркадьевич отложил телефон и задумался.
– О каких номерах шла речь? – спросил Лобанов.
– Да так, – отмахнулся Локшин. – Одного клиента проверить надо.
Врач отметил, что телефонный разговор взволновал нотариуса, но заострять на этом внимание не стал. Его мысли опять были поглощены Барятинским. Правда, теперь совсем в другом контексте.
– А ты знаешь, кому он всё завещал?
Локшин выпучил на него глаза. Лобанов не переставал его удивлять. Сначала его всего трясло, потом он с меланхолическим выражением отметал все аргументы Локшина, а теперь его глаза просто горят азартом охотника.
– Ты особенно-то не распаляйся, – сказал он, возвращаясь на диван. – Всё не так просто. Коллекции-то еще нужно найти.
– А Одинцов? – продемонстрировал врач хорошую сообразительность.
Локшин наполнил свою рюмку и сразу выпил.
– Ему тоже ничего не известно.
– Но наследник-то должен знать. Он кто?
– Наследника всего движимого и недвижимого зовут Игнат Павлович Астафьев. Проживает за океаном в городе Чикаго.
– Не слабо!
– Больше мы о нем ничего не знаем. Володя работает. Надеюсь получить от него подробную справку.
– Чикаго? – Лобанов вдруг почувствовал легкий звон в ушах. Он всегда верил, что счастливый случай когда-нибудь сыграет важнейшую роль в его судьбе. Но он меньше всего предполагал, что тот явится в образе двух медсестер. Он вспомнил нечаянно подслушанный разговор и теперь был абсолютно уверен, что речь в нем шла о письме, отправленном Барятинским этому самому наследнику.
Лобанов нарочито медленно взял бутылку, зачем-то подробно изучил наклейку, наполнил рюмку и также медленно выпил.
– Значит, Чикаго? – переспросил он, с трудом оттягивая момент торжества.