Поезд вылетел из-за поворота и неумолимо приближался на полном ходу.
– Ваш энтузиазм распространяется не на всех больных, а, вероятно, только на тех, кто вашу заботу в состоянии оценить, – подчеркнула Зарайская.
«Ну и дура!» – внутренне возликовал Лобанов. Поезд просвистел мимо по другому пути и, не причинив никакого ущерба, скрылся из виду. Тщательно потушив сигарету в пепельнице, он откинулся на стуле, закинув ногу на ногу.
– Я ничего не имею против дополнительных заработков, – продолжала Зарайская, – тем более, при нашей зарплате. Но это не должно отражаться на ваших прямых обязанностях.
– Ольга Сергеевна, пожалуйста, не перегибайте палку, – Лобанову было безумно трудно не показать своего облегчения. – Вы же знаете меня столько лет.
– Поэтому я с вами и разговариваю по-дружески.
– Я всё понял, – произнес Лобанов с покаянным видом. – Я могу идти?
– Не буду вас задерживать.
«Зарайская – ты дура! Ты просто непроходимая дура!» – внутренне ликовал Лобанов, выходя из кабинета.
Ольга Сергеевна проводила его взглядом. Она видела реакцию Лобанова, но к чему относился страх в его глазах, она не понимала. Заметив, что опять смотрит на свое отражение в зеркале, Зарайская подняла трубку.
– Нина Борисовна, пожалуйста, пришлите кого-нибудь. Надо зеркало в кабинете перевесить.
***
Рабочий день подходил к концу. Лариса Петровна была занята какими-то документами, а Катя печатала на компьютере.
В своем кабинете Локшин беседовал с последними на сегодня клиентами – раскрасневшейся пожилой женщиной и молодой девушкой лет двадцати.
– Я вам объясняю, – втолковывал он пожилой женщине, судя по тону уже не в первый раз, – если она не будет выполнять всех обязательств, я подчеркиваю – всех обязательств, вы можете потребовать расторжения этого договора в суде.
– А сама я никак не могу? – спросила та, косясь на девушку.
– Сами не можете. Только через суд. Если докажете, что обязательства не выполняются, суд ваш иск обязательно удовлетворит.
– А как же я буду доказывать? – еще больше заволновалась женщина, громко шмыгнув носом.
– Послушайте, гражданка, – Локшин явно начинал терять терпение, – здесь вам не юридическая консультация, а нотариальная контора. Моя работа заключается в том, чтобы этот договор проверить и заверить. Вы меня уже битый час пытаете юридическими вопросами. В этом договоре четко прописаны все ее обязательства: финансовая часть, уход, медицинская помощь, обеспечение продуктами и так далее. Даже организация и оплата ваших похорон. Можете спокойно подписывать.
– Без суда значит нельзя… – пробормотала женщина и опять бросила взгляд на девушку. – Мне тогда нужно подумать.
Девушка растеряно на нее посмотрела.
– Да как же так, Екатерина Степановна? – спросила она в полном замешательстве. – Я же вам уже столько сделала.
– Не так уж много ты мне и сделала! – вдруг огрызнулась женщина. – Я должна подумать.
Она взяла со стола все экземпляры неподписанного договора и резво двинулась к двери. Девушка тоже поднялась, но с беспомощным видом застыла на месте, не зная как поступить.
– Сколько вы истратили? – спросил ее Локшин.
– Полный ремонт квартиры сделала. Почти вся моя зарплата за год.
– Кто же такое делает без договора?
– Она мне пообещала, что мы его потом подпишем.
– Ну, вот и подписали, – усмехнулся Яков Аркадьевич. – Вы можете обратиться в суд и потребовать возврата истраченных вами денег. Если приведете свидетелей вашей договоренности и представите документальные подтверждения ваших расходов, есть шансы вернуть хотя бы часть денег.
Девушка часто заморгала, и из ее глаз покатились слезы. Яков Аркадьевич помотал головой.
– Я не знаю, утешит ли вас это, но вам еще повезло, что всё так закончилось, – сказал он, протягивая ей салфетку. – Рано или поздно она бы вас обязательно кинула. Уж поверьте мне. Я таких много повидал.
Девушка кивнула и пошла к выходу, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Салфетка так и осталась в руке нотариуса.
– Вот сука! – вырвалось у него, как только девушка вышла из офиса.
Его восклицание было негромким, но до острого слуха Ларисы Петровны донеслось. Через пару секунд она появилась в кабинете.
– Что-нибудь случилось?
– Очередная старушка, мечтающая на чужом горбу в рай въехать, – махнул рукой Локшин. – Сколько же их таких ловкеньких развелось!
– Издержки рынка, Яков Аркадьевич, – усмехнулась Лариса Петровна.
– Издержки чего?
– Базара! – раздался от двери голос Лобанова. Он снял куртку и бросил на стул. – Приветствую всех!
– И вам здравствуйте, Денис Викторович. У вас сегодня хорошее настроение? Даже как-то странно, – сказала Лариса Петровна. Она демонстративно взяла его куртку, вышла в приемную и повесила на вешалку. Потом подошла к двери и плотно закрыла.
Локшин сел на диван и с интересом посмотрел на Лобанова – тот был явно излишне возбужден.
– Ты светишься как серебряный доллар. Такие хорошие новости?
Лобанов неторопливо присел в кресло, достал сигареты и закурил.
– Я никогда не видел серебряного доллара, поэтому мне не с чем сравнивать. – Глубоко затянувшись, он шумно выпустил дым. – Если на человека несется поезд, от которого он убежать не может и прощается с жизнью, а поезд неожиданно пролетает мимо по другому пути. Как ты думаешь, это хороший повод для радости?
– Очень образно, доктор. А без аллегорий нельзя обойтись? Для ясности.
Врач нервно улыбнулся.
– Зарайская сегодня прихватила меня за яйца и сильно сжала. Когда я думал, что они у меня треснут, она их вдруг отпустила. Это тоже слишком образно?
– Это не только очень образно, но еще и ужасно сексуально. По-моему тебе нужно принять лекарство, – сказал Локшин без тени улыбки и направился к холодильнику, где всегда держал бутылку «Абсолюта».
Лобанов сидел в кресле, с отрешенным взглядом – страх, копившийся в нем, с некоторых пор начал заметно влиять на его нервную систему. Сегодня внутренняя пружина сжалась почти до конца, а потом стремительно разжалась. Теперь она неподвижно провисла, и он уже не был так уверен, что у него есть реальный повод не только для радости, но и просто для благодушия.
– Выпей! – Локшин сунул ему в руку рюмку с водкой. – Выпей и брось психовать.
– Я за рулем, – неуверенно возразил врач.
– Пей, давай! – сказал Локшин.
Лобанов помедлил еще секунду, а потом начал пить мелкими глотками. Поставив пустую рюмку на стол, он посмотрел на Локшина.
– Лучше? – спросил тот.
– Еще не понял, – ответил Лобанов.
Не спрашивая разрешения хозяина, он взял бутылку, налил себе еще и сразу выпил. На его лице проступило подобие виноватой улыбки.
– Классная штука!
Раздался осторожный стук в дверь.
– Да? – громко спросил Локшин.
В кабинет заглянула Лариса Петровна.
– Яков Аркадьевич, я ухожу. Вам еще что-нибудь нужно?
– Спасибо, Лариса Петровна. Если что, нам Катя поможет.
– А Катя уже ушла, – ответила та, улыбнувшись. – Она сказала, что ей далеко добираться общественным транспортом.
Конфискованная машина аукнулась, но Локшина это нисколько не огорчило – Катя сейчас интересовала его меньше всего.
– Ничего страшного. Мы тут сами управимся. Потом я всё закрою.
Локшин проводил помощницу до подъезда и запер дверь. Когда он вернулся, Лобанов успел закурить вторую сигарету. Выглядел он заметно лучше.
– Я всегда говорил, что водка – лучшее лекарство, – сказал Локшин.
Лобанов встал и подошел к картине на стене.
– Яша, ты не знаешь, почему эта птица так действует мне на нервы? Всё время хочется повыдергать у нее перья из хвоста.
– Ты слишком кровожаден для доктора.
Нотариус подошел к окну и проверил жалюзи. Лобанов отвернулся от картины и только сейчас заметил, что в обычно вылизанном кабинете присутствуют следы легкого беспорядка.
– А здесь что случилось? – спросил он, оглядывая кабинет.
– У меня тут ребята шмон на предмет жучков и прочих пакостей провели. Вроде бы всё чисто.
Лобанов уставился на Локшина испуганными глазами.
– Ничего себе! Были причины?
– Да что с тобой сегодня?! – воскликнул нотариус. – Просто профилактика. Нет никаких причин нервничать.
Он никогда не был свидетелем таких срывов у Лобанова. Конечно, тот всегда немного смурной и мог слегка нервничать, как любой нормальный человек, но определение «слегка» совсем не подходило для его сегодняшнего состояния. Локшин опять наполнил рюмку и протянул Лобанову.
– Выпей еще одну. Успокойся и расскажи обо всём подробно.
Минут через пятнадцать Лобанов закончил рассказ. Выговорившись, он успокоился, и сейчас в его облике ничего не напоминало о недавнем срыве.