Мысленно я поставил себе отметку: поискать пути окончательного убийства Иешуа.
Интриги его рабов меня изрядно достали.
Верный герольд, как же! Я покажу ему верных герольдов.
Существование богов вроде Иешуа злило до невообразимости. А уж то, что его мысли то и дело вмешиваются в мои дела, хуже того — в мои условные внутренности…. Невыносимо!
На выходе из ванной я столкнулся с Петром. Выглядел он встревоженным и косился в сторону раковины, хоть и старался этого не показывать. Но скрытность и Белавин-младший были водой и маслом — не слипались.
— Что-то случилось? Я слышал шум, будто стекло разбилось.
— Где же веник и совок? И, самое главное, где твой передник? А то ты, похоже, успел устроиться сюда горничной.
Пётр сконфуженно почесал затылок и пробурчал:
— Да я что… я ничего. Мало ли какая помощь была нужна…
Я постучал его по груди, намекая отодвинуться. Окончательно сбитый с толку, дворянин посторонился и дал пройти.
Итак, что мы имеем? Я был заражён остатком ангела. Затем другой ангел подстроил реальность так, что я остался один, и подстегнул опухоль, отчего та расползлась по всему телу. Поражённая сущность больше не испытывала боли, но я, конечно, не был настолько наивен, чтобы верить в подарки без подвоха.
Хорошо хоть волю теперь ничего не ограничивало. Ну, кроме моей собственной временной слабости из-за потери большей части себя.
Осталось разработать план действий на ближайшее время. И первым делом я захотел выбраться в город. Конкретнее — отыскать бар, указанный в записке Финголфина. Не для встречи с агентом. Пока не для встречи.
Я не собирался заходить туда. Хватит и того, что отмечу его на будущее.
В любом случае нужно разведать Манхэттен. Прочувствовать его душу, нащупать пульс. Бар — направление не хуже прочих.
На всякий случай я тщательно проверил реальность вокруг себя в поисках свидетельств того, что мной могли манипулировать. Но нет, ничего, кроме остаточной божественной вони. Её одной, впрочем, с лихвой хватало, чтобы убраться отсюда подальше, пока бытие не рассеет это гнилостное излучение.
Хотел ли я влезать в разборки между Пеленой и Триумвиратом? Пока что чёткого ответа на это у меня не было.
Найду бар и прогуляюсь в округе. Может, наткнусь на лёгкие деньги.
Тётушка, судя по квартирке, не бедствовала, но выпрашивать у неё довольствие я не собирался. Это было бы слишком скучно.
И не менее скучно было бы проигнорировать записку папаши.
Хотя Ардовен знал — или очень хорошо догадывался — о том, что мы здесь не просто так. Из чего вытекал очень разумный, очень правильный вывод: держаться подальше от политики и наслаждаться жизнью…
Я скрипнул зубами. Ограничения, всюду ограничения! Всюду эта липкая, боязливая осторожность! Не сказать того, не сделать этого, не соваться туда — и будешь цел, проживёшь ещё один день… Трусливая логика смертных, которая предполагает минимизацию рисков, потихоньку впитывалась в меня.
Будь я на пике своих сил, имей я возможность покидать тело, я бы никогда не задумался об этом. Ни один демон не позволит покушения на свои свободы; они — часть нашего стиля жизни. Мы чересчур привыкли потакать прихотям.
В этом мы походили на богов.
Нельзя пойти наперекор принципам, которым следовал тысячи лет, и при этом не предать себя. Да и не только в принципах дело. Эфирий — это изменчивость, это всеобъемлющая свобода субъективности, чистый потенциал.
Поиск новых впечатлений, новых переживаний — это одно. Отказ от них ради шанса сберечь шкурку — совсем другое. Я мог бы солгать себе, сказав, что изучаю умеренность, но такая ложь привела бы к стагнации. Это уничтожило бы меня как порождение Эфирия.
Исследование пути смертных не означало уподобления им.
Посему я помахал на прощание сестре (та бросила попытки пробудить в Фаниэль сознание и просто следила, чтобы тётушка не учудила чего-то опасного для себя и окружающих), кивнул остальным и был таков.
Без присмотра меня не оставили. В последний момент в кабину лифта залетела Дженни, пропищала ругательство (её чуть не защемило створками) и уселась мне на плечо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А ты тут зачем?
— Кто-то должен за тобой присмотреть! — громче, чем следовало, ответила она и прислонилась спиной к моей щеке. От неё исходил жар.
Тут и дурак догадался бы, что она успела посетить кухню тётушки и развести в воде сахара.
По крайней мере, пикси не стала раздеваться. Это внушало надежду на то, что выпить она успела немного.
— Куда идём? — с пьяным энтузиазмом поинтересовалась фея и задрыгала ногами.
Её пятки отбивали по мне весёлый, но совершенно беспорядочный мотивчик.
— Поверить не могу, что Лютиэна послала тебя. Ты и себя контролировать не в состоянии.
— Что значит не в состоянии?! — оскорбилась фея и мгновенно встала на ноги, — Смотри и учись.
Она зашагала вперёд по моему плечу, и получалось у неё не так плохо. По крайней мере, её не мотало из стороны в сторону все три шага, которые она успела сделать, прежде чем плечо кончилось и она смело поставила ногу на пустоту.
Потеряв равновесие, Дженни свалилась. Про крылья она, похоже, позабыла совсем.
Я перехватил её у пояса. Прикинул, не лучше ли ей посидеть в кармане, однако сжалился и вернул на исходную позицию.
— Ты мой спаситель, хозяин, — промурчала пикси в ухо. Приникла к нему и потёрлась, как кошка.
Наверное, я недооценил количество употреблённого сахара.
Перед выходом на улицу я надел кольцо перевоплощения. Незачем будоражить местных и облегчать жизнь слежке из Триумвирата.
Уже ступив на тротуар, я сообразил, что не знаю, где находится «Под знаком незаконнорождённых». Инструкции отца опустили местоположение. Я выцепил человека из толпы и расспросил.
Странное дело, но терт не очень-то смахивал на бесправного раба. Мужчина улыбался и с готовностью отвечал на вопросы, ни капли не озаботившись тем, что я нагло присвоил его себе.
Сначала я списал это на привитую готовность подчиняться любому, кто выкажет уверенность в том, что ему обязаны служить. Тертов ведь наверняка дрессировали.
Но тогда он испытывал бы униженную покорность, может быть, злился про себя — и питал бы тем самым меня. Его же наполняло рыхлое, противное благодушие.
Потом я заметил лихорадочный блеск его глаз, мелкую дрожь пальцев, бусинки пота на верхней губе — и понял, что терт явно что-то принял. Что-то такое, что привило ему неестественное дружелюбие.
Каждый убивает себя как хочет. Я, к примеру, собирался встретиться со шпионом Пелены, а их тут, судя по всему, зачищали без лишний сомнений.
Это не прибавляло мне благоразумия в том смысле, который подразумевали смертные.
Разговору мешала Дженни — она вставляла в разговор комментарии разной степени пошлости, и я периодически накрывал её ладонью, чтобы не угомонить.
Под конец разговора воздух наполнил низкий гул.
Я поднял голову и увидел, что небо расчертила белая полоса, тянувшаяся к яркому огоньку.
Что-то вроде падающей звезды, но эта звезда не падала — напротив, упрямо ползла вверх, устремляясь в синеву.
— А это ещё что?
— Ракета, — пожал плечами терт, — груз доставляет. Они часто летают.
— Какой груз? Куда?
Мужчина честно задумался, но, по видимости, его эти вопросы никогда не интересовали. Выдать внятного ответа он так и не смог.
Зато, следуя его подсказкам, я отыскал бар в два счёта. Не так уж далеко он располагался от дома тётушки. Новый слой алиби на будущее: я просто забрался в первое попавшееся заведение, никаких тайных встреч!
Не то чтобы я рассчитывал, что шпики Триумвирата на это купятся.
Хвоста за мной не было. Я честно попетлял по улочкам, проверяя это, после чего занял скамейку в парке напротив заведения.
Солнце потихоньку клонилось к закату. В кроне дерева, под которым расположилась скамейка, чирикала пичужка.
— Что мы тут забыли? — недовольно нахмурилась пикси, когда заскучала.