— Извините, пожалуйста! — начала она как можно вежливее, — кажется, вы заняли мое место!
— Разве? А я так удобно устроился! А вы ложитесь на мое, внизу! Как? Решили?
— Хорошо! — согласилась Надя.
Парень свесил голову вниз и с любопытством стал рассматривать ее. Потом воскликнул:
— О-о! Давай знакомиться! — и не успела Надя ответить, как он протянул ей руку.
— Вадим! А ты?
— Меня зовут Надежда Николаевна! — представилась она, умышленно добавив отчество, рассчитывая, что этим поставит излишне бойкого молодого человека на место, но ничуть не бывало!
— Великолепно! Надежда Николаевна! А ты совершеннолетняя? Тебе восемнадцать-то есть?
Надя со всей строгостью, на какую была способна, посмотрела на парня и сказала:
— Я предпочитаю, чтоб меня называли на «вы».
В ответ он громко захохотал, так что в стенку постучали.
— Ой! Не могу! Ну, насмешила! Может, у тебя и титул имеется?
— Обязательно! И не один!
— Нельзя ли поинтересоваться, с кем имею честь? — Надя собралась ответить, но в это время вернулись те двое.
Вадим спрыгнул вниз и, изогнувшись крючком, торжественно воскликнул:
— Разрешите рекомендовать, ее высочество Надежда Николаевна, заметьте, Николаевна! Поняли? Просьба называть на «вы». Недоумкам вопросов не задавать! Кретинам и дебилам близко не подходить! — Тут он стукнул по руке своего приятеля, который уже протянул Наде руку. Она не выдержала и улыбнулась. Уж очень все просто, и совсем не обидно произошло знакомство. Как выяснилось, все они были студентами архитектурного института и ехали знакомиться с архитектурой Ленинграда.
— Я не была в Ленинграде! — чистосердечно призналась Надя.
— О! Я тебе, то есть простите, вам, — насмешливо поправился Вадим, — завидую! Первое знакомство с красотами Санкт-Петербурга — великое наслаждение!
«Почему они называют Ленинград Петербургом? Вот и Клондайк тоже сказал тогда: «Я питерский». — Почему вы говорите Санкт-Петербург? Это же Ленинград! — полюбопытствовала Надя.
— Видишь ли, я будущий архитектор, то есть человек творческий, и для меня интересен Санкт-Петербург и все, что в нем создано, а не в Ленинграде. Поняла? Хотите, я буду вашим гидом?
— Почему именно ты? А не Андрей или, скажем, я? — запротестовал третий спутник, Сергей.
— Я в гиды не гожусь, у меня жена Горгона! — печально подняв глаза к потолку, заявил Андрей.
— Это серьезно! Тогда конкурентов двое… Ваше высочество, кого вы выберете своим гидом?
Надя перестала улыбаться, игра начала ей надоедать.
— Или гид ждет вас в Ленинграде? Встречает с утра с цветами на вокзале. Тепло волнуется, затаив дыханье, смотрит вдаль?
При воспоминании о том, что ждет ее в Ленинграде, она заметно погрустнела. «Хорошо им балагурить».
— Пред испанкой благородной двое рыцарей стоят! — произнес с пафосом Андрей.
— Так кто же? Не мучьте нас!
— Я только на один день, сегодня же и обратно, — грустно сказала Надя.
— Неприятная миссия? — уже без тени шутовства спросил Вадим.
— Очень! — ответила Надя и отвернулась, стала стелить постель. И сразу все угомонились.
— Тогда гуд-бай! Спать!
Однако спать она не могла. Потихоньку вышла в коридор и села на откидное место. В окно можно было видеть только бегущие навстречу темные силуэты и редкие освещенные станции. Но ей и не хотелось ничего смотреть. Она опять вернулась к разговору с матерью Клондайка — капитана Александра Андреевича Тарасова. «Если спросит меня Тамара Анатольевна, зачем пожаловала, скажу: вернуть деньги. А если она мне скажет: «Можно было по почте переслать, раз адрес знаете!» Что тогда? Тогда я скажу, что мне нужно знать, где похоронили Сашу, а если она не пожелает говорить со мной, что тоже вполне вероятно, я брошу деньги, повернусь и уйду».
Погруженная в свои размышления, Надя и не заметила, как белая ночь сменилась ярким солнечным днем. Из купе стали выходить люди. Вышли и две девушки из компании Вадима. Увидели Надю:
— Вы, наверное, спать не могли с этими обормотами? — шутливо сказала одна из них, повыше ростом.
— Представляю себе, какой храп там стоял! Святых выноси! Будить их надо, они так до обратного рейса проспать могут!
— Хорошо, Ленка, мы отпочковались от них, хоть выспались, правда? — и постучала в дверь.
— Вы заходите, там не заперто! — посоветовала Надя.
Уже через полчаса вся молодежь была на ногах, одета, умыта и чисто выбрита. А еще через полчаса по радио объявили: «Поезд подходит к городу-герою Ленинграду. Состав ведут машинисты… Поезд следует без опозданий». Прощаясь с Надей, ребята наперебой извинялись: девушки уверили их, что они не дали ей спать своим храпом. Вадим долго не отпускал ее руку.
— Когда обратно?
— Сегодня вечером!
— Жаль! Я бы мог быть хорошим гидом!
— Что поделаешь, знать, не судьба, — в тон ему ответила Надя.
— Вадик! Где ты там застрял? — недовольно окликнули его девушки. — Ждать не будем!
На улице Надя сразу почувствовала биение пульса огромного города. Народу полно, как и в Москве. Машины, автобусы, троллейбусы снуют во все стороны. Столица, и все тут!
«Такси брать не придется, дорого! Ленинград не Калуга, всю зарплату прокатать можно!» — Вы случайно не знаете, как доехать до Боровой улицы? — обратилась Надя к прохожему.
— Не знаю! Вон за тем углом справочная, — посоветовал он. «Верно! Какое удобство». Вскоре она уже держала в руках клочок бумаги, где четким почерком было указано, как и на чем проехать до Боровой улицы.
Небольшой дом, когда-то, видимо, принадлежал одному хозяину и не бедному. Широкая мраморная лестница и большой прохладный вестибюль все еще хранили следы былого благополучия, несмотря на побитые витражи, явно не жертвы артобстрелов. Теперь грязные и запущенные, они плохо пропускали дневной свет, и от этого меж этажами царил полумрак. На площадке второго этажа Надя остановилась, сердце ее болезненно сжалось. «Вот по этой лестнице маленький Клондайк, тогда еще мальчик Сашенька, в коротких штанишках пошел первый раз в школу. Потом учительница сказала ему, что надо вступить в октябрята. «Октябрята, Ильича внучата». Он хорошо учится и должен стать пионером. «Пионер — всем пример». Затем студента-комсомольца Тарасова призывают в армию и направляют в училище, которое готовит «сторожевых псов», и не откажешься, обязан! Ты комсомолец! Какая дьявольская ошибка — бросить нежную, чуткую душу в самое горнило, в пекло, какой была Воркута, подлая смесь из невинных людей и отпетых преступников. Какой злодей-расстрига обучал их, натравливая на себе подобных, ослепляя бессмысленной и лживой пропагандой злобы и ненависти?»