Читать интересную книгу Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково; Вдали от Толедо (Жизнь Аврама Гуляки); Прощай, Шанхай! - Анжел Вагенштайн

Впрочем, провалов в шанхайской сети не последовало: на допросах с пристрастием, за которыми лично следил министр внутренних дел адмирал Суэцугу, Кавамура, несмотря на нечеловеческие пытки, никого не выдал и не назвал ни одного имени, ни одного адреса.

Тогда же пошли разговоры насчет особой, личной заслуги Иосифа Сталина в ситуации, сложившейся на русском фронте. Может, в этом и есть доля правды. Но не слишком ли легкомысленно приписывать одному человеку все победы и все поражения в гигантском по масштабам конфликте? И молва, и история склонны к упрощению и персонификации — так легче воспринимать факты. Донесение, которое закодировал в Шанхае швейцарский журналист Жан-Лу Венсан, вряд ли было единственным решающим фактором, предопределившим исход битвы за Москву. Весьма привлекательная с литературной точки зрения идея приписать деревянному коню победоносное завершение бесплодной десятилетней осады Трои, фанфарам — разрушение неприступных стен Иерихона, а гусям — спасение обреченного Рима, очевидно, не отражает всей сложной и чаще всего кровавой исторической истины. Тем более, что и сама историческая истина представляет собой понятие весьма условное. Она — как чемодан с двойным дном, который являет таможенникам одни вещи и оставляет скрытыми от них совсем другие. Примеров подобных таможенно-исторических трюков множество, взять хоть события в Пёрл-Харборе.

Не прошло и месяца с того дня, когда японо-американские отношения сменили курс столь драматическим образом, как в аэропорту в Лонгхуа сели два пассажирских «юнкерса»: прибыла первая часть обещанного контингента Гестапо и СС. Ясно, что кратчайший маршрут — из Германии через линию фронта, а затем над Сибирью — был чересчур опасен, поэтому «юнкерсы» добирались до Шанхая целых три дня, с промежуточными посадками в Восточной Турции и Бангкоке. После получения сообщения об их предстоявшем прибытии с бароном фон Дамбахом приключился приступ сильнейшей изжоги, но он пренебрег нездоровьем и лично отправился в аэропорт встречать дорогих гостей из Берлина. Надо ли говорить, что посла сопровождала его верная секретарша фройляйн Хильда Браун?

В тот же день, еще до того, как новоприбывшие успели распаковать свои чемоданы, состоялось первое совместное заседание в Бридж Хаусе — «Доме у моста», где располагался шанхайский штаб Кэмпэйтай. Как высший представитель Рейха барон был обязан принять в нем участие, а его личной секретарше было поручено отпечатать вариант стенограммы на немецком языке, снабдить его грифом «Совершенно секретно» и подготовить к отправке курьером в Берлин.

42

В конце улицы Гуанчжоу на перекрестке с шумным проспектом Чунцинь находилась русская баня. Это место было популярно не только среди русских — их речь здесь тонула в пестром многоязычном гомоне. В бане имелось множество общих помещений и отдельных кабинетов, в которых весело проводили время шумные компании завернувшихся в простыни коммерсантов-китайцев, европейцев всех мастей и даже японских военных. Под сводами гулко отдавались разговоры, смех, стук шаек, плеск воды. Толстые татары-банщики расточительно долго — в духе азиатской, если не древнеримской традиции — до изнеможения мяли тела клиентов, разомлевших на теплых деревянных лежаках. Кроме настоящих ценителей русской бани, сюда тянулись и те, кого привлекала такая экзотика, как свежесрезанные березовые веники, которыми купающиеся хлестали свои распаренные телеса, и ледяной русский квас, мгновенно превращавшийся в струйки пота. К этому нужно прибавить еще чистоту, великолепное обслуживание и прямой доступ из прохладных комнат для отдыха в русский ресторан, предлагавший фирменную уху и сибирские пельмени, разумеется, под настоящую русскую водку. Официанты в широких, заправленных в сапоги шароварах и льняных косоворотках напоминали карикатуры на трактирных половых из русской классики XIX века. Они шустро разносили дымящиеся самовары и разливали чай в стеклянные стаканы в никелированных подстаканниках. Русская баня и ресторан давно превратились в точку пересечения светских встреч, сплетен, сделок вперемежку с весьма приятным времяпрепровождением. В отличие от элитных клубов, сюда доступ китайцам не воспрещался, что делало баню заведением еще более привлекательным для людей среднего достатка, поддерживавших деловые и дружеские связи с местными партнерами.

Уверившись, что даже такие мелочи, как объявление о помолвке мистера такого-то с мисс такой-то, надлежащим образом сверстаны в завтрашний номер, сюда частенько захаживали журналисты из Чайна Дейли Пост, в том числе — политический обозреватель газеты Чен Сюцинь. В эту среду, однако, он заглянул в баню один — ему надо было расслабиться после бессонной ночи в фотоателье «Агфа». Им с Альфредом Клайнбауэром и их младшим коллегой из Швейцарии Жаном-Лу Венсаном приходилось много и напряженно работать: вести с Тихоокеанского театра военных действий лились так же щедро, как вода из бронзовых кранов бани, но даже это изобилие не могло утолить аппетит Центра к свежей информации.

В сладостном зное парилки, представлявшей собой гибрид финской сауны и китайской прачечной, усталость постепенно рассасывалась. Из забытья разомлевшего Чена вывел мягкий баритон:

— Какая приятная встреча, мистер Чен!

Вздрогнув, журналист вынырнул из ленивой нирваны и пристально всмотрелся в густой пар. Рядом с ним сидел майор Смедли из Американской миссии. Они часто встречались на пресс-конференциях и бесчисленных дипломатических коктейлях, которые устраивались в Шанхае по поводу и без повода. Также несколько раз Чен Сюцинь брал у него интервью. В газетном мире прокатился слух, что майор Смедли из города отбыл, так как после Пёрл-Харбора японские власти объявили присутствие официальных дипломатических и торговых представителей США нежелательным — война есть война. Естественно, военный атташе противника тоже становился персоной нон-грата, поэтому Смедли дали десять дней на сборы, а дальше ему надлежало отправиться на все четыре стороны. Рядовые граждане США, а их в Шанхае было немало, на скорую руку ликвидировали или старались переписать на близких свое имущество и бизнес. Их тревожили слухи о предстоящих в скором времени репрессиях, конфискациях и высылках.

— Вы меня напугали, майор! Я думал, что вы уже далеко отсюда, по ту сторону линии горизонта, — сказал Сюцинь и пересел поближе к американцу.

— Так оно и будет — всего через несколько часов. Завтра я действительно отправляюсь домой на новозеландской грузовой рикше «Туатапере». Жалкое корыто, уверяю вас, но что поделаешь. За неимением лучшего, я и на каноэ согласился бы, лишь бы добраться до Америки.

— Действительно, война не лучшее время для пароходных компаний: лайнеры теперь на приколе или реквизированы для транспортировки войск. Надеюсь, вы все же успешно финишируете на своем каноэ…

— Надежда и религия — это костыли, на которых человек ковыляет к Вечности. Я не религиозен, так что надежда — это все, что у меня есть. Надеюсь добраться до какого-нибудь порта, где можно будет пересесть на судно, идущее в Штаты. Если по дороге японские подлодки не продырявят нам брюхо.

Майор рассмеялся, словно рассказывал смешной анекдот.

— Насчет подводных лодок я бы не стал так уж беспокоиться, — сказал Чен. — События, которые мы считаем неизбежными, чаще всего не происходят… Не сочтите за комплимент, майор, но вас здесь будет не хватать. Вы уже давно стали неотъемлемой частью шанхайской жизни.

— Спасибо. Со своей стороны — вы только не обижайтесь, ладно, — могу сказать, что расстанусь с этим местом без печали. Более того, с радостью! Откровенно говоря, все здесь мне давным-давно осточертело.

— Могу вас понять. Этот город — не самое уютное и приветливое место на земле.

— Боюсь, что уютных и приветливых мест уже нигде в мире нет. Вон что случилось в земном раю — в Пёрл-Харборе…

— А что там случилось? — с простодушным, почти детским любопытством спросил китаец. — Я, конечно, читал все коммюнике, но мне интересно, о чем они умалчивают.

Майор Смедли вылил на себя таз горячей воды, стряхнул влагу с темно-русых волос, крякнул от удовольствия и только потом спросил:

— Это вы как журналист спрашиваете или просто так?

— Считайте, что просто так. Если скажете, что вы по этому поводу действительно думаете, обещаю не упоминать вашего имени. Честное скаутское!

— Хорошо, но откровенность за откровенность. Первый шаг сделаете вы, мистер Чен: меня интересует, как это событие интерпретируют в вашей среде. Как вам известно, Америка неравнодушна к общественному мнению.

— Да… иногда, — неохотно согласился Чен Сюцинь.

Он прекрасно знал, чем занимался майор Смедли: только глупец поверил бы, что тот был обыкновенным американским офицером связи. Не было ни малейшего сомнения, что отбывая на этом обшарпанном суденышке «Туатапере», майор оставлял в Шанхае солидную сеть информаторов. Все нормально, таковы правила игры — покидая хозяйство, следовало оставить его на попечении пользующейся доверием прислуги: должен же кто-то поливать цветы.