Читать интересную книгу Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Прекрасно работала американская полевая скорая помощь, ежедневно и ежечасно вывозившая под огнем раненых. Одного водителя сбросило вместе с машиной в канаву взрывной волной, он выбрался из искореженного автомобиля и пошел дальше пешком, «вытащил под шквальным огнем одного за другим четырех индийцев… День и ночь, если приходилось, то непрерывно, эти американские мальчики делали свое дело. На них можно было положиться: они не отступали в самых трудных обстоятельствах»30. Гуркхские стрелки возглавили одну из атак на Кассино. «Передовые взводы угодили в смертельную ловушку. Кустарник оказался терновыми зарослями, внутри прятались противопехотные мины, а на подступах – «усики» мин-ловушек. За этим непреодолимым барьером притаились немцы, пулеметные гнезда понатыканы едва ли в пятидесяти метрах друг от друга, а между ними – доты, где пряталась автоматчики и метатели гранат. Словно с ночного неба обрушился ливень гранат… Передовые взводы кинулись искать убежища в кустарнике, и почти всех разнесло на куски. Полковник Шоэур был ранен пулей в живот. Две трети нападавших выкосило за пять минут, но уцелевшие все еще пробивались вперед. Иных солдат находили потом, запутавшихся ногами сразу в четыре троса от мин-ловушек. Наик Бирбахадур Тапа, получивший уже множество ранений, все же смог проскочить сквозь терновник и удержаться на другой стороне… Санитар Шербадур Тапа 16 раз пересек эту смертельно опасную полосу, пока не погиб. Горсточка выживших продолжала драться, пока не получила приказ отходить. Пали семеро офицеров-англичан, четверо офицеров-гуркхов и 138 солдат»31. Всего за шесть недель Четвертая индийская дивизия потеряла более 4000 человек из личного состава. Командиры этого подразделения признавали, что восстановиться до прежней боеспособности ему уже не удастся.

Но и по ту сторону холма причин для веселья не находили. «Думаю, в будущем об этих сражениях станут много рассуждать, – писал сержант Франко Бузатти, член фашистского отряда, который продолжал воевать бок о бок с немцами, – и мне любопытно, как завтра будут отвечать на сегодняшние вопросы»32. Отступая вместе с армией Кессельринга, он с огорчением отмечал контраст между неискоренимым бедламом в итальянских частях и немецкой дисциплиной, сохранявшейся и в пору поражений. «Войну выиграют немцы или англичане с американцами, – отрешенно записывал он. – Итальянцев можно в расчет не брать». Как многие его соотечественники, Бузатти в итоге понял, что ни той, ни другой стороне ничем не обязан, дезертировал и укрылся до конца войны у родственников в Читта де Кастелло.

Но союзников железная необходимость понуждала возобновить атаку. Капитан Генри Уаскоу, двадцатипятилетний уроженец Техаса, повел свой поредевший отряд в ночную атаку на одно из бесчисленных горных укреплений немцев – безымянную высоту 730. Лунная ночь 14 декабря 1943 г. «Обидно будет погибнуть и примерзнуть к этой горке»33, – буркнул он своему рассыльному. Вдруг захотелось хрустящего тоста. «Вернемся в Штаты, заведу себе такой тостер, куда суешь хлеб, а он сам выскакивает отлично прожаренный». Через несколько секунд немцы обнаружили противника, и капитан был смертельно ранен осколком. Уаскоу написал перед боем письмо родным, такие послания оставляли многие молодые люди: «Я бы хотел жить, но раз такова воля Божья, не печальтесь чересчур, дорогие мои, ибо жизнь в ином мире, должно быть, прекрасна, и я всегда жил с этой верой. Я сделаю то, что в моих силах, чтобы этот мир стал лучше. Когда над всем миром вновь зажжется свет, пусть свободные люди будут вновь веселы и счастливы. Если я подвел своих людей – молю Бога, чтобы этого не случилось! – то не из-за недостатка усердия»34. Лишь потому, что многие молодые люди из разных стран разделяли упорное желание Уаскоу «поступать правильно» – хотя у обеих сторон конфликта было свое видение «правильного», – война продолжалась вопреки жертвам и поражениям.

Больше всех от этой кампании пострадало население Италии. Если бы Бенито Муссолини не отказался в 1940 г. от нейтралитета, он бы, возможно, еще много лет оставался диктатором, подобно генералу Франко: тот учинил намного больше массовых расправ и убийств, чем дуче, однако его в итоге приняли даже в НАТО. И вряд ли Гитлер надумал бы оккупировать Италию только из-за этого: у страны не было ничего, представляющего интерес для нацистской Германии, за исключением пейзажей. Но в итоге с 1943 по 1945 г. Италия несла катастрофические последствия своего выбора. Задолго до капитуляции Бадольо его соотечественники стали воспринимать себя не как сражающуюся сторону, а как беспомощных заложников Гитлера. Айрис Ориго записывала в дневнике: «Необходимо понимать, насколько распространено среди итальянцев убеждение, что война – бедствие, навязанное им немцами, а отнюдь не собственной волей народа, то есть они за это не несут ответственности»35. Пусть это убеждение покажется наивным, однако его и в самом деле придерживалось большинство населения.

Свержение Муссолини отнюдь не остановило кровопролития, не дало Италии возможность мирно принять союзников, напротив: страну разоряли непрекращающиеся сражения обеих противоборствующих армий. 13 октября новое правительство объявило войну Германии. Мнение значительной части итальянцев о скоропалительной перемене курса и о немцах прекрасно сформулировано в письме одного из них, отправленном через два дня после этого события: «Я не стал бы сражаться на их стороне, но не буду воевать и против, как бы они ни были омерзительны, ведь тем самым мы совершили предательство»36. Ориго отмечает: «Итальянцы в целом массово tira a campare, иными словами, нехотя тащатся, куда поведут». Эмануэль Артом, член группы Сопротивления туринских евреев-интеллектуалов, писал: «Половина Италии принадлежит немцам, половина англичанам, итальянской Италии больше нет. Одни сняли мундиры и прячутся от немцев, другие думают, как прокормиться, а есть и такие, для кого настал момент выбора и кто опять рвется воевать – уже против нового врага»37. Самого Артома в следующем году схватили и после пыток казнили.

Нацистские репрессии и страх перед депортацией в Германию, на принудительный труд, привели к заметному усилению партизанских отрядов, особенно на севере Италии. Молодежь уходила в горы, вела там полубандитское существование: к концу войны почти 150 000 итальянцев числились в рядах повстанцев. Во многих областях происходили и дополнительные вооруженные схватки между различными партиями, вызванные политическими разногласиями, особенно часто сталкивались роялисты и коммунисты. Часть итальянских фашистов продолжала сражаться на стороне немцев, в то время как союзники тоже набирали итальянские отряды в помощь англо-американским войскам, которым не под силу было контролировать всю страну. Мало кто из мобилизованных проявлял энтузиазм: когда итальянскую артиллерийскую батарею, сражавшуюся на стороне англичан, посетил с осмотром сын короля принц Умберто, Эугенио Корти от души пожалел Его Высочество, «вождя народа, лучше всего умеющего находить козлов отпущения, на которых валят свою же трусость», народа, мечтавшего лишь о том, что война поскорее покинула его страну38.

В июне 1944 г., в эйфории продвижения к Риму, Александер допустил очередной крупный промах, обратившись по радио к итальянским партизанам и призвав их сражаться против немцев. Многие итальянские селения в результате подвергли жестоким репрессиям, когда продвижение союзников остановилось. После войны итальянцы сравнивали поступок англичан и американцев, бросивших партизан на произвол судьбы, с поступком русских, которые также не пришли на помощь Варшаве, когда там осенью в 1944 г. захлебывалось в крови восстание. Воспроизводится одна и та же схема: командующий союзной армии провоцирует партизанскую войну за линией фронта, и за его ничтожные стратегические успехи народ страны, на территории которой происходят боевые действия, платит непомерную цену.

До тех пор немцы считали итальянцев трусами и никудышными союзниками – теперь они видели в них предателей. «Мы – жалкие создания, жалкие твари, игрушка рока, без родины, без закона и без чести, – писал лейтенант Педро Ферейра, оказавшийся вместе со своей частью в Югославии, где после официального выхода Италии из войны немцы расстреляли многих его товарищей. – От такого позора итальянцы никогда не оправятся, не посмеют больше рассуждать о достоинстве и чести. Кто мы, преданные или предатели? На что нам рассчитывать, если мы трижды за два дня переменили свое знамя?»39 Кессельринг правил Италией с беспощадностью, наглядно проиллюстрированной его приказом от 17 июня 1944 г.: «Борьба с партизанами должна осуществляться всеми наличными средствами и с величайшей суровостью. Я возьму под защиту любого офицера, который откажется от обычной нашей сдержанности и применит против партизан самые суровые меры. В данном случае верен принцип: лучше ошибиться в выборе средств при исполнении приказа, нежели бездействовать». 1 июля он добавил: «Всюду, где будут получены данные о присутствии значительных партизанских группировок, следует расстрелять соответствующую часть мужского населения».