— А я ведь точно знаю. Странно.
— Расскажи, что было, Рош. Как ты меня вытащил?
— Я тебя не вытаскивал. Просто видел… там. Тебя и Гарвина. А они не видели почему-то… Лена, скажи, вот когда было Кольцо… Ты… тебе не показалось, что это похоже… на океан?
— Первое, что я подумала. Сурово как-то. Может, жестко… Но все равно похоже. То есть у нас все-таки — магия?
— Видно, да. Не бойся за Гарвина. Даже если это случится еще раз, ты его снова вытащишь. Тебе это не опасно, мне кажется. Ты совсем не умеешь ненавидеть, как… тот. Ты можешь возненавидеть на пять минут… ну на час. А постоянная холодная и расчетливая ненависть — нет. Ты на это не способна совсем.
— Можно подумать, что ты способен.
— Не знаю. Мне кажется, что нет, но я просто не оказывался в положении, когда ничего, кроме ненависти, не остается. Вот как Гарвин.
— И я не оказывалась.
— Не сравнивай. Я не знаю, что буду чувствовать, если вдруг потеряю тебя. Может быть, именно это.
— Рош…
— Не спорь, а? Ты — не будешь. Ты другая. Ты будешь оплакивать, а не мстить миру. Ты бы поспала.
— И ты.
— И я.
* * *
Они заснули, потому что очень хотели, чтоб другой поспал, желания перемешались и реализовались. И спали долго, особенно Лена. Бедный шут, наверное, затек совершенно, потому что он смотрел на нее когда она открыла глаза, и похоже, не спал давно. Как замечательно просыпаться и сразу целовать его.
— Ну и хорошо, — сообщил Маркус. — Так жрать хочется.
— Больной будет жить, — засмеялась Ариана. — Аиллена, я не могла уйти, не попрощавшись. Не хочу, чтобы между нами оставалось что-то недосказанное.
Лена сонно махнула рукой и охнула, а Ариана немедленно приступила к перевязке. Исцелять они не рискнули — уж очень им не понравилось тогдашнее состояние Лены, поэтому просто зашили порезы. Ариана промыла их, наложила бальзам, перевязала, поцеловала Лену в щеку, а Маркуса — в губы и ушла. До следующей встречи через несколько месяцев или лет.
— Владыка сейчас их с Кайлом отправит в Тауларм, — объяснил Милит, — а сама здесь еще задержится. Аиллена, не бойся, мы не дадим Гарвина в обиду. Но сейчас я буду его будить, и ты меня не останавливай.
Он наклонился над Гарвином, прижал к его горлу кинжал и прикоснулся пальцами к векам. Гарвин открыл глаза и уставился на племянника.
— Вроде ничего, — сказал Милит. — Ты как?
— Давай лучше я спрошу, — хмыкнул Маркус. — Гарвин, ты как, все еще хочешь меня убить или подостыл?
— Тебя? — проворчал Гарвин. — Очень. Ну, вроде бы я и правда… я. Но если ты нажмешь посильнее, я не обижусь.
Милит убрал кинжал в ножны. Гарвин сел.
— Черт. Боюсь, до уборной не добегу. Аиллена, может, отвернешься?
Лена хихикнула и уткнулась носом шуту в грудь. А она сама-то успеет добежать? Когда Гарвин ушел вместе с горшком, Лена тоже встала. Терпимо. Милит отправился ее провожать и подождать около домика на одну дырку, зато похожего на теремок: уборная вся была покрыта изящной резьбой.
Гарвин, раздевшись до трусов, мылся ледяной колодезной водой во дворе. Лена поежилась. Вот в баню сходить надо… а какая баня с порезанной правой рукой?
Милит решил этот вопрос, притащив какую-это эльфийку, которая почла за честь помочь вымыться Светлой. Нашитые на черное платье голубые ленты были заляпаны кровью. Эльфийка принесла Лене юбку и блузу (у эльфов вообще не было деления на порядочных и продажных женщин, они как-то не додумались, что за любовь можно брать деньги), расчесала и уложила ей волосы. Мужчины уже поели — не дождались, так что Лена ела кашу в одиночестве. Кто б сказал, что она будет любить кашу! Да еще на воде! Правда, с ягодами и фруктами, но все равно ж каша, которую Лена ненавидела с пионерского лагеря и школьной столовой. Мужчины разговаривали, подшучивали, и даже Гарвин был более-менее похож на себя. Ровно до того момента, когда в дверь, естественно без стука, вошли Лиасс и Лумис. Гарвин замолчал и опустил глаза. Остальные слегка насторожились. Лиасс покачал головой, и солнце заиграло в его золотых волосах.
— Считаете меня врагом?
— Нет, — недружным хором ответили они.
— Но другом тоже не считаете?
— Ну почему, — ответил шут за всех. — Просто у нас довольно четко обозначились расхождения. Так я и с Милитом не во всем соглашаюсь, а Маркус со мной.
— Они просто не понимают твоей правоты, отец, — сказал Гарвин. — Они больше люди. Даже Милит… очеловечился.
— Ничуть, — пожал плечами Милит, — если что, я сегодня перерезал бы тебе горло. Можешь быть уверен. Я не ученый, но знаю, что будь второй приступ так скоро… то ты безнадежен.
— Я могу осмотреть тебя, сын?
— Конечно.
Пока Лиасс всматривался в Гарвина, Лумис всматривался в Лиасса. Учился? Или наблюдал? Не верил, что Лиасс действительно Владыка? Усомнился после хамского поведения Лены и ее спутников? Ну и что? Этот мир далеко от Сайбии. А в Сайбии Лиасс — Владыка.
— Кажется… Я ничего не нашел, — не без облегчения признал Лиасс. — Но будь внимателен, хорошо? Следи за собой. И… Гарвин, я знаю, что ты склонен все скрывать, продолжай скрывать от меня, но говори им. Или хотя бы ей. При самом маленьком подозрении — говори. Ты должен беречь их.
— Я знаю.
Лиасс перешел на эльфийский, и Лена перестала прислушиваться, все равно в этих напевах она улавливала только отдельные слова. А шут слушал, чуть нахмурившись, склонив голову и опустив глаза: старался понять.
Владыка прижал к себе сына, потом внука, шута, очень осторожно, чтобы не разбередить исцеленный ожог, обнял Маркуса, поцеловал Лену и даже потрепал по загривку Гару.
— Возвращайтесь в Тауларм. Это ваш дом, — сказал он тихо. — Смотри, Лумис. Когда ты захочешь навестить нас, сделаешь то же самое.
Он прочертил в воздухе проход и исчез. Лицо Лумиса немедленно расслабилось.
— Кажется, я запомнил.
— А я даже не вижу, — безмятежно сообщил Милит. Лумис посмеялся, но Лене не понравился его смех — зеленые глаза не теплели, поговорил с ними о том о сем, потом ушел, а они расселись по кроватям — было все же удобнее, чем на стульях.
— Вы… — начал было Гарвин, но замолчал, словно подавившись. — Я…
— Ты действительно нам нужен, — кивнул шут. — Как Маркус, Милит, я. Может, даже больше.
— Почему больше? — заинтересовался Маркус. — Нет, ясно, что от него проку больше, но ты же что-то другое имел в виду?
— Потому что Гарвин, как мне кажется, один имеет сравнительно четкое представление, к чему мы идем, — улыбнулся шут, обнимая Лену. — Вообще о происходящем. Гарвин — наше знание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});