— Почему не здесь? — спросил Лумис. — Есть заброшенный дом в двух днях пути отсюда. Я открою проход. Живите сколько угодно, и не придется иметь удовольствие видеть меня.
— А здесь, в этой комнате, мы можем ненадолго остаться одни? — спросил шут. — Голова очень болит. Мне сейчас не до путешествий.
Ариана выплеснула в окно отвар, высыпала мокрую траву. Ну да, только они за дверь, мы кинемся травиться. Коллективно. От Гарвина заразились.
Эльфы вышли. Лумис даже не позволил себе удивиться, почему слово Владыки не воспринимается как закон. Решит, что Владыка неправильный, а тот не сочтет нужным напоминать, что над Светлыми нет ни королей, ни магов. Ни Владык. Ни законов. А что есть? Только Путь?
— Ты ее задушишь, — озабоченно сказал Маркус, — отпустил бы.
Гарвин очень неохотно разжал руки. Его немедленно шатнуло, Милит поддержал, посадил на кровать и решил:
— Я воды принесу. Его хоть от крови отмыть надо. Вдруг у Умо кровь ядовитая?
— Тонкий юмор Милита, — пробормотал шут. — Лена, тебе тоже стоит прилечь. Лучше всего здесь. Я самый худой. И подвинусь. А ты дашь мне силу, хорошо? Не пугайся, не так уж у меня болит голова, но устал я и правда сильно.
— Как ты вытащил ее?
— Гарвин, ты можешь спокойно смотреть мне в глаза. В том, что случилось, ты не виноват. Ты и так продержался, сколько никто бы не смог.
— Могу? — усмехнулся Гарвин. — Мне так не кажется.
— Ну и дурак, — засмеялся Маркус. — Мне тоже не можешь?
— Тем более тебе.
— А почему я считаю, что можешь? Я не Делиена, не всех на свете люблю, жалею и понимаю, однако… Это был не ты. Я видел тебя в Трехмирье, не забыл? Так что могу сравнить. Это было твое безумие… Или как хочешь назови. Сам посуди, ведь ты действительно мог меня… очень быстро.
— Ты нужен нам, Гарвин. Мы тебя любим. Не только я. Все мы.
— Не нравится мне твой голос, — озаботился Маркус. — Кто там кому еще силу давать будет…
Голос ему не нравится…. Как может нравиться то, чего нет… Лену затрясло, и чтоб не свалиться с кровати, она прижалась к шуту, и он обнял ее покрепче. Если бы он взял и выпил, что было бы? Господи, что со мной было бы?
То же самое, что было бы, если бы он пошел с Владыкой и взял кружку с ядом у него из рук. Потому что отпустить на смерть и дать смерть самой — все равно.
— Ты можешь спокойно смотреть мне в глаза. Я вообще не вижу твоей вины. Не знаю, в чем тут дело: в этой зеленой воде, или в том, что ты открыл проход, или в том, что ты открыл проход, стоя в этой воде, в том, что ты некромант, или в том, что ты утром стукнулся о притолоку. Со временем мы это выясним. Или нет. Но человек или эльф не виноват, если болен.
— А Корину Умо я яйца отрежу, — мечтательно сказал Маркус. — Если бы он тебя не разбудил… О, ты бы ее видел! Рванулась так, что я даже и не заметил: вроде только что сидела, смирненькая такая, спокойная, даже не испуганная — и уже около этого ножом машет! Она ж его всего исполосовала, крови было, что из барана.
— Полосовать — это жестоко, — наставительно изрек шут. — Один раз — но в сердце.
— Лучше в кишки, — не согласился Маркус, — и два раза. Для надежности. Но он ее просто удержал… Нет. Не удержал. Вырвалась. Он только и успевал, что ее отталкивать. Лена, ты его и правда основательно истыкала, Гарвин, это надо было видеть!
— Я видел. Ты не понял, Маркус. Я — это я. Нет одного Гарвина или другого. Я все помню.
— Ну помнишь, помнишь, ладно. Но на меня это все равно впечатление произвело ого-го какое. Чтоб Лена — с кинжалом! А хорош ножик, правда, девочка?
— Ххоррош, — выстучала зубами Лена. Милит, притащивший ведро воды, решительно вышел. Маркус с надеждой произнес:
— Чаю принесет. Почему так: исцелили, а все равно пить хочется?
— Исцеление — это только ускорение естественного… — начал объяснять Гарвин, но махнул рукой. — Какая разница… Главное, ты… Прости, Маркус.
— Простить? Тебя? Чтоб ты у меня опять начал пряники в карты выигрывать? Вот! Лена, он хочет быть наказанным, а я придумал наказание: пусть мне все пряники отдает!
В веселье Маркуса нормального было тоже мало, но Лене было ясно: он рад, просто феерически рад, что все кончилось, что они остались впятером, что они вместе, все живы. Милит принес большой чайник, налил кружку Маркусу, потом начал поить Лену. Чай обжигал небо, два дня потом придется только тепленькое есть и ни в коем случае не брать в рот ни кислых яблок, ни хрусткого печенья.
— Не отравлено? — мрачно пошутил Гарвин. Или спросил всерьез. И Милит всерьез ответил:
— Нет, я проверил.
Шут заинтересовался и начал выспрашивать, как же можно проверить еду или напиток на наличие яда. Милит не очень вразумительно отвечал. Он не мог объяснить слепому, чем бежевое отличается от кремового. Гарвин тоже попросил чаю. Кружку он держал обеими руками, то ли грея их, то ли не имея достаточно сил, чтобы донести ее до губ. Выглядел он даже не жутко, а намного хуже. Милит намочил полотенце и начал отмывать его от крови, а тот даже и не реагировал, словно не его вместе с кружкой Милит вертел и тер. Потом он тихо попросил:
— Усыпи меня, Милит. Сам не засну, а надо бы. И когда будить будешь, держи у горла кинжал.
Милит кивнул, положил руку на глаза Гарвина. и у того мгновенно ослабла рука, пустая кружка выпала и начала кататься по полу, мерно стукая ручкой. Милит занялся хозяйством: тем же полотенцем смыл кровь с пола, вынес воду, забрал кружки. Гарвин спал.
— Тяжело ему, — тихо сказал Маркус. — Не хотел бы я оказаться на его месте.
— Справимся. Ты сам-то как?
— В раю. По сравнению с тем, что было. Как ты выдержал столько, а? У тебя ж вся рожа была спалена, и плечо…
— Я полуэльф. Мы гораздо выносливее, Маркус, это не слова.
— Не очень понимаю. Я силой воли вроде тоже не обижен.
— Организм крепче. Может, даже менее чувствительны к боли. Но это было… Даже вспоминать не хочется. Так что я тебя очень хорошо понимаю.
— А она вот не верит. Делиена, ну правда. Вполне нормально. То есть болит, но очень терпимо. Голова кружится, так это от исцеления.
— Ты прислушайся к нему, — вдруг посоветовал шут. — Ты ведь и его чувствуешь. А лучше поверь на слово. И ему не плохо, и мне тоже. У меня даже почти не болит голова, просто слабость. И с Гарвином все будет хорошо.
— Ты так говоришь, будто точно знаешь, — заметил Маркус, смачно зевая. — Ох, поспать, что ли?
И почти мгновенно тихонько захрапел. Фантастическая способность Маркуса засыпать в любом месте, в любое время и в любой позе приводила в восторг не только Лену, но и Милита с шутом, тоже не страдавших бессонницей. Шут поцеловал ее в щеку и удивленно протянул:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});