Марууна поначалу действительно дичилась, не понимая, по какой причине шесть лет подряд охранявший её ангел, чьи взгляды вряд ли можно было считать прогрессивными, а манеры даже теоретически существующими, вдруг воспылал к ней чувствами, превратив каждодневное заключение демонессы в ещё более странную пытку. А объяснить — даже себе — чем так зацепила его искореженная и обезображенная сущность суккуба, столь похожая на его собственную, Сироэль не смог бы, даже доведись ему в прошлом окончить колледж и получить достойное упоминания образование.
Но ничего подобного в его жизни не бывало. Попав в мир людей, ангел сразу же угодил на самое его дно, оказавшись сначала в числе бездомных, не имеющих средств к существованию бродяг, затем из-за ожогов и шрамов на лице был объявлен прокаженным и отправлен в один из городских лепрозориев, откуда, ослабев и едва не сгнив заживо, лишь по счастливому стечению обстоятельств сумел бежать, когда два не особо внимательных санитара отволокли его тело в могильник, где и оставили, посчитав мертвым. Выбравшись оттуда, вновь бездомный ангел прибился к морскому порту, занимаясь черновой работой за несколько фартингов¹² в день, которых иногда хватало на хлеб и место в ночлежке. Там же все ещё физически более сильному, чем обычный человек, Сироэлю нашлась работа куда более оплачиваемая и в наименьшей степени законная. Сбор подати с мелких лавочников, продажа опия и азартные игры — все это могло закончиться только бесплатной кашей в санатории Его Величества.
И вот такой, как он, принимается добиваться внимания суккубы, которая в иных обстоятельствах не посмотрела бы на него даже как на легкую закуску. Но Сироэль не отступал, лечил раны демонессы, доставал еду и фрукты, не входившие в стандартный набор круп и хлеба, привозимого раз в неделю в их поместье. А однажды ему удалось раздобыть трофейную бутылку шампанского, на покупку которой ушли почти все его сбережения — в ту пору все, что не вывезли и не уничтожили немцы, дограбили союзники и разбомбили русские, а потому ждать чудес от лежащих в руинах французских виноделен не приходилось. В тот день он неожиданно для себя и ни на что уже не надеясь стал для своей пленницы не только надзирателем и другом, но и любовником.
Он так и не узнал, что заставило демонессу пойти на это. Любовь то была, расчет или же просто желание чужого тепла и возможность хоть на мгновение забыться от круглосуточного кошмара, но с этого дня Марууна стала чуть более открытой и, быть может, даже начала ему самую толику доверять.
У суккубы ушло еще долгих полтора года на то, чтобы действительно в полной мере довериться ангелу и посвятить его в свои планы. У опальной исследовательницы все еще оставались влиятельные друзья среди обеих партий, и в следующие несколько месяцев Сироэль превратился из надсмотрщика в посыльного и почтальона, в часы своего отдыха доставляя письма Марууны по адресам, которые она указывала. Демонесса отказывалась говорить имена адресатов, упомянув лишь одного, которого с каким-то благоговением в голосе называла не иначе как «древним». Смысла подобной переписки ангел не понимал и, будучи невысокого мнения о своем уме, даже не пытался, молча выполняя выдаваемые ему поручения.
Их заключение, которое Сироэль считал столь же своим, сколь и Марууны, кончилось внезапно. Не было ни побега среди ночи, ни погонь, ни перестрелок. Как-то днем невзрачный на вид бес-посыльный прибыл в их забытое всеми богами шале с необходимыми документами, в которых значилось, что с этой секунды демонесса и ангел становятся действующими оперативниками Центра со всеми положенными им правами и обязанностями, получают новые личности и документы и должны без промедления отбыть на свое первое задание, не ставя об этом в известность никого, кроме тех, оповещения которых невозможно было избежать. Много после Сироэль узнал, что все, кто проживал с ними в той усадьбе, впоследствии исчезли, либо крайне удачно и своевременно утратили всякие воспоминания о том, чем занимались весь тот период.
Так потянулись годы, которые ангел справедливо, поскольку они не включали в себя нищенство, голод и ежедневный риск немедленной смерти, считал лучшими в своей новой жизни. Его чувства к напарнице крепли все больше, но он в каком-то непонятном малодушии не рисковал их озвучить, предпочитая довольствоваться тем, что они спали в одной постели и каждый день, рискуя жизнью, прикрывали один другого.
Решение все же признаться Марууне в любви сформировалось в голове Сироэля лишь годы спустя. В то время демонесса, снедаемая какими-то своими переживаниями, отдалилась от него, предпочитая не делиться с любовником чем-то, что ее беспокоило и занимало определенно немалую часть ее жизни. Стремясь вернуть былое доверие, в утрате которого ангел, разумеется, мнил виноватым исключительно себя, он наконец отважился произнести слова, которые бы сделали его отступником в глазах сородичей и вернули то, в сравнении с чем все божьи кары мира не казались ему слишком высокой платой. Он даже, поддавшись глупой человеческой романтике, купил в ювелирном магазине кольцо, которое, как утверждал продавец, способно сразить наповал любую, даже самую недоступную красотку. Чем таким способен сразить тонкий ободок желтоватого металла с прилепленным к нему куском блестящего углерода, Сироэль понять не мог, но безропотно отдал за них баснословные деньги, на которые владелец ювелирной лавки мог бы, пожалуй, безбедно просуществовать всю отмеренную ему жизнь, более ни дня не проработав.
Явившись в их дом, дважды окрыленный Сироэль первым делом направился в рабочий кабинет Марууны, намереваясь разом вывалить на ту свое столь тщательно и долго репетируемое признание и, уже распахнув тяжелые дубовые створки их французской резиденции и занося ногу над порогом двери… рухнул в обморок.
Очнулся ангел в своей кровати, весь опутанный, словно гусеница, которой никогда не суждено стать бабочкой, неизвестной ему магией и с Марууной, склонившейся над его лицом. С рыданиями его любовь начала объяснять, что догадалась о затее Сироэля и была вынуждена наложить на него заклятие запрета, которое сделало бы признание ангела и неминуемо последующее за этим грехопадение невозможным. На то, чтобы объяснить причину подобного предательства, у суккубы ушло немало времени и слов, из которых ангел сумел уяснить, что мятежная исследовательница, ни на день не бросавшая своих изысканий, за которые некогда чуть было не поплатилась жизнью, раскопала то, о чем сама же и пожалела.
Демонесса выяснила несколько лет назад через свои источники, что вся история с их освобождением и последующей работой в элитной группе «чистильщиков» в составе Цента была срежиссирована с первых секунд с единственной целью — в руки того самого «древнего» передать падшего ангела, который был необходим тому для некоего чудовищного ритуала, смысл которого Сироэль так и не понял. Осознал лишь то, что своими попытками вернуть расположение Марууны, на деле ни на секунду не ставшего меньше, чуть было не сыграл на руку их врагам, только этого и дожидавшихся, и борьбой с которыми его возлюбленная занималась последние несколько лет, вычислив изрядное количество «чистильщиков» среди прочих агентов Центра.
Предотвращением признания ангела суккуба попыталась выиграть для них немного времени и обезопасить от предательства, поскольку ее заклятие не только делало недостижимыми планы их врагов, но и давало возможность избежать любых допросов, так как переломить примененную ею магию не могли никакие ухищрения и пытки. Рассудком Сироэль понимал правоту напарницы и по достоинству оценил жест с ее стороны — кольцо, которое он собирался ей подарить, демонесса носила с того дня не снимая. Но все же, все же…
Тогда он не выдержал — малодушно сбежал из их дома и, не разбирая дороги, отправился в мир эльфов, зная, что туда Марууна последует лишь в самом крайнем случае. В его душе метались противоречивые чувства: желание вернуться с извинениями или сорвать с себя ненавистный запрет, пойдя наперекор воле любимой, а может, положить жизнь на то, чтобы снести все преграды для их любви, лично задушив всякого, кто посмеет встать между ними. Купаясь в самоуничижении, он предавался давно забытым занятиям — выпивке и местному аналогу карт с совершенно непроизносимым названием. Так продолжалось до тех пор, пока как-то раз ему не удалось обыграть на весьма значительную сумму верховного жреца одного из эльфийских храмов! Устои эльфов не слишком жаловали походы жрецов в народ, равно как и проигрыши месячных податей храма, поэтому, получив немалый куш и узнав личность должника, Сироэль мигом обеспечил себе в его лице друга тем более преданного, чем сильнее его судьба зависела от слова ангела.