красные, невысокие сапоги из хорошей кожи, в которые заправлены довольно широкие порты. Верхняя одежда у русичей тоже была разнообразной, этому способствовала и осенняя переменчивая погода. Одни люди были одеты ещё почти по-летнему, в тонкие кафтаны со множеством пуговиц, иные уже умудрились влезть в зимние зипуны, а то и шубы, напоминая собой капусту из многих нанизанных одна на другую одёжек. На улицах Москвы встречалось также много женщин с открытыми красивыми лицами, озорных и приветливых. После замкнутого, задрапированного в чёрное Востока это отличие также бросалось в глаза путешественнику, приятно волновало его нестарое ещё тело.
В крепости Контарини провезли по хорошо вымощенной улице мимо высоких заборов, за которыми повсюду виднелись купола храмов и высокие разноцветные крыши богатых теремов. Гость обратил внимание на большое количество воинов в дорожной одежде с лошадьми, на стоящие гружёные подводы. Сопровождавший посла переводчик-грек негромко объяснял ему, что государь собирается сегодня же в путь, и эти люди поедут с ним. Он рассказывал гостю, как вести себя на приёме, как и кому поклониться. Они остановились, не доехав немного до дворца, и пешком прошли мимо храмов к широкой нарядной лестнице, ведущей к широкому крыльцу на втором этаже красивого терема с многочисленными резными наличниками на оконцах, крышами, балконами и переходами. Первый невысокий этаж с небольшими оконцами, прикрытыми решётками, имел свои двери, которые выходили напрямую на площадь.
На широкой лестнице, по которой поднимался посол, стояли добротно одетые государевы вельможи, кланялись ему, улыбались. Ступени вели к просторному балкону вдоль всего второго этажа и далее, к раскрытой двери, возле которой также стояли встречавшие его чиновники. Гостя сначала провели через приёмную палату в просторную трапезную с длинным овальным столом и стульями и попросили здесь подождать. Предложили подойти к поставцам — шкафам, стоящим возле стен, на которых было выставлено большое количество серебряной и золотой посуды. Контарини, пожалуй, никогда прежде не видел так близко и сразу так много драгоценностей. Тут стояли большие и маленькие чарки, блюда, ковши, братины, соусницы, приборы для специй, разнообразные вазы — резные, с эмалью, со сканью, с каменьями.
Провожавший его переводчик-грек находился рядом и учтиво наблюдал за гостем. В обеих дверях — входной и внутренней, также стояли охранники и чиновники. Контарини спросил подошедшего к нему боярина, заговорившего по-итальянски, Юрия Мануиловича Траханиота:
— Это блюдо действительно золотое?
Он прикоснулся к большой тяжёлой братине, стоящей в центре в окружении нескольких более мелких ковшей.
— Нет, это серебро золочёное, — ответил, улыбнувшись, грек.
— А эти кубки? Можно взять в руки?
— Можно, — ответил снисходительно Юрий и добавил: — Они из чистого золота. А вот эти большие, с резьбой, это — серебро с позолотой.
Контарини взял в руки тяжёлый кубок, по краю которого красовались отчеканенные узорчатые буквы, а по остальному внешнему полю — диковинные звери и цветы. Подержал, полюбовался, поставил на место. Потом обратился к братине со сферической крышкой, вытянутой кверху и завершающейся небольшой ручкой с крупным драгоценным камнем. Вся она была отделана виртуозной гравировкой и чернью растительного орнамента. В большом продолговатом ковше, массивном и тяжёлом на вид, лежали несколько таких же, но поменьше. Увидев, куда смотрит гость, боярин пояснил:
— В таком ковше к столу подают мёд...
Не успел ещё гость рассмотреть и половины сокровищ, как из соседней двери быстро вышел дьяк и шепнул боярину, что скоро выйдет государь. Гостя провели назад, в первую приёмную палату со стоящим в ней высоким креслом и многими лавками и стульями, на которых сидели около десятка бояр. Вскоре та же дверь, ведущая в трапезную, из которой только что вышел он сам, распахнулась, и появился сам государь, показавшийся послу достаточно молодым, стройным и очень красивым человеком. Он был одет в дорогой наряд для верховой езды. Не глядя на гостя, великий князь поднялся по ступенькам и сел в своё кресло. На его голове поблескивала дорогими каменьями небольшая корона-шапка с золотой тульёй и меховой опушкой, слева от кресла он поставил свой посох с крестом. Бояре при появлении государя встали.
Иоанн, ответив на поклоны и приветствия посла, предложил гостю сесть на стоящую рядом с ним скамеечку и доброжелательно спросил:
— Как устроился? Я слышал от Марко, что путь вам выпал нелёгкий?
— Благодарю, Ваше величество, — вновь поклонился посол, привстав со скамьи, — я всем доволен. Спасибо за многочисленные услуги и внимание, которые мне были оказаны по пути послом твоим Марко Руфо. Ему я обязан своей свободой, а возможно, и жизнью. И хотя все эти услуги были оказаны лично мне, я всё же полагаю, что они одновременно были оказаны и моей Синьории, послом которой я являюсь.
Юрий Траханиот старательно сам переводил всё сказанное.
Иоанн, услышав про Синьорию, встал со своего стула и взволнованно заходил по посольской палате. Гость, естественно, тоже вынужден был вскочить.
— С вашей Синьорией у меня связано не очень-то приятное воспоминание, — взволнованно заговорил он, — только недавно мы отпустили вашего посла Джана Баттиста Тревизана, который хотел проехать через Москву тайно, и мы сочли его за шпиона, задержали...
Контарини уже слышал об этой истории от Марко Руфо и о том, что она наконец-то благополучно завершилась после того как из Венеции пришло подтверждение, что Тревизан действительно послан через Русь в Большую Орду, чтобы склонить хана Ахмата к союзу с Европой против Османской империи. Переводчик Юрий в двух словах напомнил гостю эту историю. Подговорённый сватом Иоанна Ивашкой Фрязиным, этот посол решил сэкономить на подарках и, втайне проехав через Москву, самостоятельно отправился в Орду. Но государь узнал об этом, приказал схватить венецианца, обвинил его в шпионаже и более года продержал в темнице.
Иоанн вновь сел на своё место, но продолжал что-то говорить, непонятное Контарини. Юрий Грек не успевал переводить, а смущённый посол никак не мог молвить о главном — о необходимой ему помощи. Наконец, ему удалось-таки вставить слово.
— Я просил бы помочь уехать мне домой в Венецию...
Иоанн, выслушав перевод, посмотрел на него рассеянным взглядом, будто пытаясь понять, что от него требуется. Наконец, помедлив, произнёс:
— Я об этом дам тебе ответ в другой раз. Ныне я не могу оказать тебе достойного приёма, так как очень спешу, мне надо срочно отъехать из Москвы. Но я сообщу тебе о своём решении.
Он поднялся и, слегка склонившись в сторону Контарини в знак любезности и прощания, вышел в ту же внутреннюю дверь, из которой появился.
Юрий