дела, но тот отказался. Не умел Спиридонка обращаться с пистолетом, другое дело якутский нож работы кузнеца Кэнтика — этот не подведет!..
…Подкараулил Спиридонка беспечных путников в лесу на повороте. Была лунная ночь. По голубизне снега стелилась паутина теней от ближних деревьев. Спиридонка стоял на холме, за деревом, и дрожал от холода. Несколько глотков спирта согрели его. Издалека послышался скрип полозьев. Спиридонка перестал стучать зубами, по снежному насту побежал под гору, ближе к дороге. А вот и сани… Усталый конь еле плетется. Спиридонка вынул из-за голенища нож. В груди сделалось тесно, словно туда накачали горячего воздуха. А рукоятка ножа как лед. Сани все ближе, ближе. На облучке сидит кучер в тулупе, воротник поднят. По всему видно — дремлет. На санях горбится медвежий полог. Спиридонка, подобно соболю, налетевшему на куропатку, бросился к саням. Навалился на кучера, сунул в рот рукавицу, ударил ножом в спину, столкнул с облучка в снег. Полог на санях зашевелился. Спиридонка прыгнул на него. Удар… Нож вошел по самую рукоятку. Человек под пологом захрипел. Еще удар.
Конь остановился и тоже захрипел, прядая ушами.
Спиридонка непослушными руками приоткрыл, полог, стал приглядываться к лицу только что приконченного разбойника. Из груди убийцы вырвался хриплый крик ужаса. Конь испугался и понес сани с трупом господина Мединцова, компаньона Серебрякова.
«Не того убил! Ошибся! — со звоном стучало в висках Спиридонки. — Бежать!..»
На прииск Спиридонка не вернулся.
Уже скитаясь по тайге, Спиридонка услышал, что компаньон Серебрякова Мединцов зверски убит разбойниками. Владельцем всех приисков стал господин Серебряков. И тогда понял: никакой ошибки не произошло. Этого и хотел хозяин.
Мертвецки пьяный Федорка проспал до самых Кильдемцев. Проснулся он, когда конь по привычке вошел во двор купца Иннокентия и остановился. Гостя еле растолкали. Он поднялся, продрал помутившиеся глаза и, шатаясь, пошел в дом.
— Иннокентий! — икая, крикнул он.
Хозяин кинулся гостю навстречу.
— Что с тобой, друг мой купец Яковлев? Ты сам на себя не похож!
Федорка, размазывая рукавом по лицу слезы, ответил:
— Плохи мои дела! Ой, плохи! Теперь я не купец, а мошенник!
— Да ты объясни толком!
— Все мое имущество отбирают! Судом… Все кончено… Пропал!
Ему налили стакан водки. Федорка выпил и свалился на орон.
Утром Федорка опохмелился и рассказал Иннокентию: корпорация подала на него в суд за то, что он поставлял на прииски несъедобное мясо: дохлятину и всякие отбросы. Обнаружена большая партия говядины, непригодной к употреблению. Ни единой копейки за три тысячи пудов Федорке не уплатили. Наоборот, он оказался должен, корпорации, и за долги у Федорки описали новый магазин в Якутске.
— А какой купец не мошенничает? — недоумевал Федорка. — Все мошенничают, как могут, на то и торговля. Другим все с рук сходит, а меня нищим сделали, того и гляди в тюрьму посадят. Хочу успеть спасти скот, который в Намцах. Перепишу его на мать!
— Ты на меня не обижайся, Федорка, — с отеческой укоризной сказал Иннокентий, — но этого следовало было ожидать. Уж очень ты зарвался. Прибыль — вещь хорошая. Но надо помнить и о людях, которые употребляют твое мясо. Из-за твоего мяса рабочие в Бодайбо взбунтовались. Сколько их полегло, безвинных.
— А ты что, сморщенный гриб, всю жизнь торговал и никого не надул? — спросил Федорка таким тоном, словно перед ним был конюх.
Иннокентий не обиделся за столь развязный вопрос, наоборот, снисходительно улыбнулся и ответил:
— Надувал, но так, что на меня ни разу никто не пожаловался. По-божески, не так, как ты. Эх, Федорка, тебе не купцом быть…
— А кем? — Полупьяные глаза Федорки налились кровью.
— Шулером, разбойником.
— А что? — Федорка стукнул, себя кулаком в грудь. — Уйду в разбойники. В Бодайбо объявился Одноглазый. Очищает сейфы. Пойду ему помогать.
Иннокентий слышал об этом разбойнике и только собирался расспросить Федорку о нем — ведь он не так давно вернулся из тайги.
— Говорят, ловок одноглазый леший?
— О-о, мне бы так! Вешает на дверях конторы объявление: «Завтра буду у вас и заберу золото». На прииске — переполох, управляющий вызывает сотни две казаков. Оцепляют контору, на дорогах расставляют кордоны. К утру смотрят — пустой сейф. Как-то застукали Одноглазого в самом Бодайбо, в доме банкира Чеплякова. Как он туда забрался — неизвестно. Все двери и окна были на крепких запорах, вокруг дома полно патрулей. Все равно ведь пробрался, шакал! Врываются казаки в дом, а там не один, а человек десять, и все одноглазые. В доме подняли стрельбу, все переломали, окна перебили. И хотя бы одного поймали. Все ушли! И золото прихватили!
— Волшебством отвел глаза, — глубокомысленно заключил Иннокентий. — Есть такие люди.
— Говорят, человек он наш, якут.
Иннокентий усомнился:
— Не может того быть. Не способен якут достичь тайны волшебства.
— Какой-нибудь шаман. Шаман все может. Были в старину такие. Отрубишь ему голову, а он все живет и колдует.
— Это верно. Такие были, — согласился Иннокентий. — Только шаман не может пользоваться добытым с помощью волшебства.
— Во, во! И Одноглазый, говорят, все золото раздает. Врут, наверно. Какой дурак отдаст? Где-нибудь прячет. — Федорка оживился, отвлекшись от своих несчастий, на лице его проступили восторг и жадность. — Этот Одноглазый похлеще моего дяди, конокрада Бычырдана. Он тоже жил в Намском улусе…
И Федорка стал рассказывать о воровских проделках своего дяди. Было у него несколько удалых парней-батраков. Разъезжали они на лихих скакунах по соседним улусам и угоняли лошадиные табуны. Как-то из Западно-Кангаласского улуса эти парии угнали большой табун. Хозяева бросились преследовать конокрадов. Следы привели прямо во двор богача Бычырдана. Преследователи пришли в замешательство: они стояли у ворот человека, которого никак нельзя было заподозрить в таких неблаговидных делах. Все же отважились зайти в дом и поговорить с почтенным хозяином.
Бычырдан в праздничной одежде возлежал на переднем ороне.
— Что вы за люди, откуда и зачем пожаловали ко мне? — спросил он, не вставая о орона.
Нежданные гости робко объяснили почтенному хозяину, что их привели к этому дому следы угнанного табуна.
Бычырдан встал, поудобнее уселся на ложе.
— Никакого табуна я не видел. Впрочем, ищите. Я не возбраняю.
Пострадавшие ушли ни с чем, чувствуя неловкость — потревожили такого почтенного, всеми уважаемого человека.
И только после смерти богача, когда его усадьба опустела, был обнаружен огромный подвал под домом, куда загоняли ворованный скот. Вход в подвал прикрывал шесток печки. Печь вращалась на оси — поверни ее и входи.
В голову вислогубого Федорки пришла внезапная мысль: сделать Одноглазого своим удальцом, подобным тем, что были у дяди Бычыдрдана.
…Приближалась весна. Солнце с