голову, слушала хозяйку, а та продолжала:
— Господь бог сотворил мужчину и женщину для того, чтобы они своей плотью услаждали друг друга. Самим богом каждой женщине предначертан мужчина. Кому один, а которой и более. Наша матушка, царствие ей небесное, бывало, говорит: «Грех великий, бабоньки, убивать свою плоть. Ни вдовство, ни тяжкая хворь мужа не оправдывает великую грешницу, давшую обет воздержания от любви. Не будет ей прощения на том свете!» Батюшка-то у нас так обожал свою матушку, так обожал, что однажды застал дьякона с ней и порешил обоих: и матушку, и дьякона, вот какой оказался разбойник. Не дай бог! Постригли греховодника и упекли на каторгу, a ее, страдалицу, похоронили у нас на кладбище. Вот она бы научила жить на свете!
Майя призадумалась, наклонив красивую голову. Потом вздохнула.
— Вы меня почти уговорили, — тихо сказала она. И, залившись краской, добавила: — Я исполню ваш совет.
— Давно бы так, моя милая, давно бы так, горюшко мое луковое. До каких же пор тебе скитаться да мучиться?.. — И перешла на скороговорку: — Шарапов только завтра к вечеру вернется из Бодайбо, я заночую у Шалаева. — Она подмигнула Майе. — Сыночка уложишь спать в той половине, а сама с Федоркой ляжешь в нашей спальне. Я только сегодня белье сменила. Если к вечеру будет холодно, протопишь печку. Поди сюда, я тебе все покажу. — Она ввела Майю в спальню и показала на кровать, на которой горбились белые подушки. — Ложитесь головами к двери, так будет слышнее, что творится в доме. Прислушивайся, может Шарапова принесет раньше времени. Тогда со всех ног за мной. Тут еще одно одеяло… Да вам и так тепло будет. — Купчиха засмеялась, не обращая внимания на лицо Майи, пылающее жаром.
…Вечером Федорка пожаловал к Шараповым с тяжелым узлом. Купчиха предупредила его, и он зашел в лавку и всего накупил, кроме золотого ожерелья, которое привез с собой. В узле были дорогая шуба, торбаса, два шелковых платья, три смены белья. О Семенчике Федорка тоже позаботился, купил для него костюм.
Федорка вошел как домой, поздоровался, положил узел и, немного отдышавшись, подошел к Майе. Та не выразила ни радости, ни удивления, стояла, безразлично поглядывая то на узел, то на Федорку. И когда Федорка надел ей на шею дорогое ожерелье, поцеловал ее в губы, она по-прежнему оставалась спокойной.
— Раздевайся, ужинать будем, — сказала она, словно годы прожила с ним вместе.
После ужина Федорка ушел прямо в спальню. А Майя убирала со стела посуду.
— Майя! — позвал ее Федорка. — Майя!..
Майя вошла в спальню. Среди комнаты стоял Федорка, придурковато улыбаясь. Он кинулся к Майе, обнял за талию, поднял и понес к кровати.
— Пусти, дурак! — властна сказала она.
Федорка, не ожидавший такого оборота, опешил.
Майя сняла ожерелье, бросила его на кровать.
— Повесь себе на шею! — и вышла, притворив дверь.
Федорка не рискнул пойти следом, зная, что у Майи уже большой сын. Всю ночь он метался, изнывая от похоти и злости. А утром бросил в сани узел и уехал, не дождавшись хозяев.
Хозяйка вернулась от Шалаева поздновато.
— Ну, как тут моя голуби? — с приторной улыбочкой спросила она. — Небось всю ночку проворковали? Или не приезжал? — обеспокоилась купчиха.
Майя настроилась под лад хозяйки:
— Был. Ночевал.
Купчиха облизнула губы:
— Ну и как, а? Не наскучил?
Майя притворно вздохнула, посмотрев в глаза хозяйки:
— Какой он мужчина! Пролежал рядом всю ночь…
Купчиха всплеснула руками:
— Ой, стыд какой, ой, позор!.. Бедняжечка!.. — Майя не поняла, кого она пожалела: Федорку или ее. — А ведь был мужчиной. Сама знаю. Ему цены не было!.. Вот напасть! Не иначе, сглазили!.. Есть такие бабы, ведьмы!..
Кончив сокрушаться, купчиха спросила:
— Так как же теперь? От ворот поворот?
— А что делать? — с притворным сожалением ответила Майя.
— Ничего, заведешь себе полюбовника, глупая! Нашла о чем печалиться!
— Я так не могу. Не по мне это…
— А где он, уехал? — спохватилась хозяйка.
— Уехал, — ответила Майя и отвернулась, скрывая улыбку. «Теперь, может, отстанешь», — подумала она.
V
Шел 1916 год. Спиридонка и Джемалдин срубили домишко в таежной глуши, в ложбине, за высокой горой. А Федор поселился в домике охотника, затерявшемся в лесу. Хозяин и не подозревал, что у него квартирует сам Одноглазый. Рана у Федора затянулась, только темный шрам над левым глазом напоминал о трагедии в котельной. Да еще бельмо, если приглядеться. А так и не очень заметно было его уродство.
К Спиридонке и Джемалдину вернулся Влас. Он привел с собой еще двух парней. Вся пятерка безропотно повиновалась Федору.
Спиридонка по-прежнему лелеял надежду повстречаться с господином Серебряковым и припомнить ему ту зимнюю ночь…
Сбежав в золотоносную тайгу, Спиридонка не сразу стал разбойником. Года три или четыре он работал на одном из приисков, принадлежавшем господину Серебрякову, доставлял в шахты крепежный лес. Играючи поднимал шестипудовые столбы и не жаловался на усталость. Любил бороться, и никто не побеждал его в кулачном бою.
Однажды Спиридонку вызвал в контору сам хозяин, господин Серебряков:
— Садись, милый, да расскажи, как жил до этого, чем прогневил полицию?
У Спиридонки душа ушла в пятки.
— Думаешь, я не знаю, что тебя ищут? Что ты пристукнул своего барина? Знаю, все знаю.
Спиридонка хотел было что-то сказать помертвевшими губами, но Серебряков сделал знак — «молчи».
— Ты хотя бы, дурак, имя сменил, а то как был Спиридонкой, так и остался. Теперь вот придется выдать тебя полиции.
Спиридонка метнул взгляд, на окна и вскочил.
— Бежать не советую. — В руках Серебрякова сверкнул револьвер. — Зачем рисковать жизнью? Хочешь, помогу тебе обвести полицию вокруг пальца? Но и ты должен будешь сделать то, о чем я тебя попрошу.
Спиридонке некуда было деваться, и он согласился.
— Знаешь мои прииски по речку Таптыга?
Спиридонка ответил, что знает эти прииски.
— Завтра туда поедет один человек. В пути его застанет ночь. Надо его подкараулить на дороге и… вместе, с кучером.
— Греха побойтесь, — вырвалось у Спиридонки.
— За худого человека бог не карает. А за этого разбойника тебе будут отпущены все грехи.
— А кучер?
— Кучер тоже разбойник с большой дороги, каторга по нему давно плачет. Что их жалеть? Твой барин-то тебя пожалел? Так эти тоже такие. После расскажу тебе про них.
У Спиридонки немного отлегло от души — на богачей он был зол.
— Исполнишь мою волю, дам тебе тыщу рублев и помогу скрыться от полиции. Помни, рука руку моет.
Серебряков хотел было дать Спиридонке пистолет для такого