она не знает, что такое наложница. Тем не менее он спросил:
— Ты знаешь, что такое наложница?
Майя не знала.
— Наложница — это то же, что и жена.
Майя поняла. Лицо ее вспыхнуло до самых ушей:
— Что вы, у меня муж! Он вот-вот вернется!
— Ну что ж, вернется, уйдешь к законному мужу. Не беда, если тебя немного убудет. Зато прибыль будет в другом. Завтра же на твое имя кладу в банк пятнадцать тысяч! Это помимо одежды, питания, что ты и твой сын будете у меня получать. Ну двадцать тысяч! В банке проценты идут. Соглашайся, дура, лови счастье! — В голосе Шалаева зазвучали отеческие нотки. — Потребности у меня умеренные. Ну, по рукам?
Майя совершенно спокойно, словно шел самый обычный разговор, сказала:
— А не мало ли двадцать тысяч?
— Ну, сколько? Называй свою цену.
Майя слышала, как с ним договаривалась в Бодайбо та, с ямочками на щеках.
— Двести тысяч.
— Да ты что, милая? Я же разорюсь.
— Оставайтесь при своих деньгах, мне они не нужны. — Майя встала, чтобы уйти.
— Юродивая! — вырвалось у Шалаева. — По миру пойдешь!
Майя встрепенулась, как от удара. Шалаеву хотелось унизить ее, уколоть побольнее.
— Да ты погляди на себя в зеркало. Ходишь как нищенка. — Купец открыл шкаф, достал богатый женский наряд, бросил Майе под ноги. — Дарю! Но с одним условием: ты сейчас же на моих глазах переоденешься.
Майя брезгливо отодвинула ногой тряпки.
— Сами одевайте. Вам, наверно, впору будет.
— Пошла вон!.. — в бешенстве закричал Шалаев.
Слухи об одноглазом разбойнике доходили и до Мачи. Чего только о нем не рассказывали! Однажды приисковую контору окружили казаки, чтобы схватить разбойника, забравшегося в каморку кассира. Никто из казаков не решался броситься в помещение — с одноглазым шутки плохи.
Вдруг из конторы вышел важный господни в богатой одежде. Хорунжий к нему:
— Господин, вы, случайно, не видели там Одноглазого?
— Как же я его увижу, если он заперся в каморке кассира и носа оттуда не показывает, — ответил важный господин.
Хорунжий поблагодарил за сведения и бросился с казаками к каморке:
— Выходи!.. Сдавайся!..
В ответ — ни слова, только слышна какая-то возня. И господин тоже вернулся вместе с казаками, стоит поглядывает.
Казаки тем временем взломали дверь: на полу лежал связанный по рукам и ногам человек с кляпом во рту. Пригляделись — а это кассир в одних исподниках.
— Где Одноглазый? — спрашивают у него.
— Разве его не схватили? — обозлился потерпевший, приходя в себя. — Забрал все золото, надел мою одежду и только что вышел.
Оглянулись, а «важного господина» и след простыл.
Рассказывали, будто в Верхней тайге поднялся большой переполох. Нагнали казаков, у каждого перекрестка — казачий кордон. На всех приисках развесили объявления: «Тому, кто поймает одноглазого разбойника и доставит в полицию живым или мертвым, будет выдано вознаграждение — десять тысяч рублей».
Майя тоже была наслышана об Одноглазом и беспокоилась, когда Семенчик уходил в ночное.
— Мама, говорят, он бедняков не трогает, — успокаивал ее Семенчик.
— Разбойники никого не милуют… Если тебя, сынок, убьют, я не переживу.
У хозяина, где Майя снимала комнату, часто останавливались незнакомые люди. Ночевал как-то старик. И весь вечер рассказывал про Одноглазого. Как тот, вроде Манчары, отбирает золото у богатых и раздает бедным. Старик клялся, что собственными глазами видел человека, которому Одноглазый дал четыре фунта золота.
«Иду, говорит, а навстречу мне всадник на белом коне. Куда, спрашивает, идешь? Я перепугался, трясусь весь, слова вымолвить не могу. А он достает мешочек с золотом и говорит: возьми вот это, пригодится. И ускакал».
А еще рассказывали, будто хозяева золотопромышленного общества «Лена Голдфилдс» послали иркутскому генерал-губернатору слезное прошение: помогите, ваше превосходительство, унять Одноглазого — житья не стало.
Если Одноглазый будет схвачен, закован в кандалы и посажен в железную клетку, слуги государевы, словившие страшного преступника, получат в награду полтора пуда золотых слитков, двести собольих шкурок и шесть бочонков спирта.
Пригласил будто генерал-губернатор к себе полковника Кошкодралова, самого храброго и хитрого своего помощника, и показал ему прошение:
— Что будем делать, Пал Иваныч?
— Дайте подумать, ваше превосходительство.
Два дня ломал голову Кошкодралов. На третий приходит к генерал-губернатору.
— Придумал, ваше превосходительство, — и рассказал своему начальнику, что он намерен сделать.
— Езжай и действуй. Бог тебе на помощь, — благословил генерал-губернатор.
Приезжает Кошкодралов на прииск. И первое, что он сделал, — велел изготовить в кузницах побольше капканов.
Когда капканы были готовы, велено было снять все казачьи кордоны и посты, а вокруг приисковых контор расставить капканы.
Расставили. Травкой прикрыли, землей сверху присыпали — пройдешь мимо и не заметишь.
Сутки ждут Одноглазого, вторые. На третий день, утром, приходят чиновники главной конторы в присутствие. Глядят, у самого конторского крыльца лежит человек с завязанным глазом. В изодранном армяке, весь в глине. Лежит, стонет, обе руки захлопнуты капканами.
«Одноглазый!»
Поднялся шум, крик. Позвали урядника.
Урядник прибежал весь взмыленный. Осенил себя крестным знаменем, осторожно ступая, подошел к Одноглазому.
— Ага, попался, мать твою… — И давай пинать его ногами, бить кулаками по голове, лицу.
А тот и дар речи потерял, только дико вращает незавязанным глазом и громко охает.
Бил и пинал его урядник до тех пор, пока не устал. Насажал несчастному синяков, нос расквасил — потешился.
Бросили Одноглазого в карцер.
Через час, а может, меньше приезжает полковник Кошкодралов с денщиком. Важный, надутый. Левая половина лица, до самого глаза, завязана.
Денщик объяснил: разболелся у полковника зуб, щека вздулась.
Что тут было — окружили полковника обрадованные золотопромышленники, слов для благодарности не находят.
«Награду давайте», — потребовал полковник.
Хозяева взвесили золото — ровно полтора пуда, отсчитали собольи шкурки — ровно двести штук, одна к одной, погрузили на подводу шесть бочонков спирта.
Получай, доблестный воитель, верный слуга царя и отечества, награду. Заслужил.
От сопровождающих полковник отказался. Уехал с денщиком на той же подводе.
К вечеру пришедшего в себя узника повели на допрос. Сколько ни бились, он продолжал запираться и врать, будто никакой он не Одноглазый, а сам полковник Кошкодралов. С тем и заковали его в кандалы и по этапу отправили в Иркутск.
Что было дальше, никто не знает.
От этого старика Майя и Семенчик услышали еще одну историю. Жил в одном улусе знаменитый богач Кюлюкюев. Старший сын его был образованный, приглянулся он хозяину приисков Сибирякову. «Иди, говорит, ко мне служить главным кассиром». Сибиряков боялся кассу доверять русскому. А якут, мол, не возьмет ничего, побоится.
И стал старший сын богача Кюлюкюева главным кассиром у Сибирякова. Но, видно, не суждено было