Читать интересную книгу Аналогичный мир - 4 (СИ) - Татьяна Зубачева

Проход плавно перешёл в улицу жилых домов и маленьких, похожих на загорские магазинов. Хлеб, табачная лавка, трактир, продуктовый, ещё булочная… Народу поменьше, но тоже все бегут, толкаясь и извиняясь на бегу. Деревья вдоль тротуара в решетчатых кольцах. Длинный дощатый забор с узким наружным навесом. Стройка, что ли? Ещё дома… Ему второй поворот налево, а это первый. Подбельская улица. Названия улиц и номера домов с подсветкой, толково сделано. Ну, вот и Бобров. Смотри, как толково дорогу объяснила, а ведь девчонка. Ему нужен дом семнадцать. А это… девятый, следующий… ну, до чего ж девятка длинная… чёрт, седьмой.

Андрей чертыхнулся и повернул обратно. Как бы ему не опоздать к концу приёма. А то ещё получится, что впустую съездил, не будет же он профессора искать и домой к тому переться. Много чести. Да и нарываться неохота. Одно дело — дома, там от души шугануть можно, а в Комитете… какой он ни есть профессор, а там он председатель и должен себя в рамочках держать.

Неожиданно из ряда домов на тротуар выдвинулась каменная ограда, увенчанная фигурной решёткой. За оградой высилась тёмная громада церкви. Номера на ограде не было, но на следующем доме… ага, пятнадцатый. Вот и отлично, всего ничего осталось.

Комитет размещался в трёхэтажном богато украшенном лепниной доме. Глухая дверь, рядом аккуратно-строгая табличка. «Общество бывших узников и жертв Империи».

Андрей перевёл дыхание и толкнул дверь.

Возвращение домой, как бы ни был привычен и определён ритуал, всегда неожиданность и радость. А сегодня… сегодня всё по-другому. Да, он, как обычно, дал проводнику сотенную, чтобы с рестораном уже сам рассчитался, и тот, рассыпавшись в благодарностях, подхватил и донёс до перрона его чемодан. А там уже наготове знакомый носильщик.

— На такси прикажете? — и, не дожидаясь ответа. — Сюда пожалуйте.

Ещё в вагоне и на перроне Степан Медардович оглядывался в поисках удивительного попутчика, но того нигде видно не было. Похоже, разминулись в вокзальной толчее. Жаль, весьма интересный молодой человек. Хотя, возможно, это и к лучшему. На такси, тоже как всегда, очередь, но ждать пришлось недолго, машины подкатывали одна за другой. Рубль носильщику — сколько мест, столько и рублей, этой таксе уже лет сто, если не больше, в войну, правда, по-другому было, ну, так на то и война. И просто удивительно, как стремительно восстановилась довоенная жизнь.

— Дом князей Краснохолмских, пожалуйста.

— «Муравейник»:

— Нет, улыбнулся Степан Медардович. — На Старом проспекте.

— А, «Однозубый», — кивнул шофёр. — Знаю, — и рванул с места на открывшийся створ выезда.

Улыбнулся и Степан Медардович, но улыбка была невесёлой. В наблюдательности царьградским таксистам не откажешь, и как ни обидно это звучит, но так и есть. Всё правое крыло с башней было разрушено, разбито в щебень ещё в первые бомбёжки, и пропорции оказались непоправимо нарушены. И до сих пор неясно, что делать с руинами. Обидно. В революцию дом уцелел, хотя и обгорел, а сейчас… Однозубый. Ох, прилепится это прозвище к Краснохолмским не на одно поколение.

Ехали быстро, умело объезжая забитые машинами перекрёстки по боковым, пусть узким, но уже по-ночному пустынным улицам. Мелькнула искусно подсвеченная Крепость на холме, грохотнул под колёсами старинным настилом Старый мост через Светлую, убежала вбок Большая набережная — неизобретательны были предки в названиях, но им тогда было не до топонимических изысков, — и вот он, Старый проспект во всю свою выверенную когда-то царским циркулем ширь. Царский указ, и прятавшиеся в садах дворцы сразу оказались на фасадной линии. Краснохолмским тогда повезло: их земля располагалась длинным узким перпендикуляром и пострадала меньше, что и позволило без особых потерь и усилий перестроить дворец и перепланировать сад за домом. С тех пор… и до этой войны.

— Нет, к подъезду пожалуйста.

— Как скажете, — шофёр притёр машину к бордюру точно напротив двери.

Степан Медардович, бросив короткий взгляд на счётчик, достал пятёрку.

— Благодарю.

Шофёр сделал движение за сдачей, но Степан Медардович отмахнулся необидным жестом. Когда у Краснохолмских нет денег на чаевые, они едут на автобусе или идут пешком. Но не скопидомничают.

Шофёр вышел следом за ним и достал из багажника его чемодан.

— Куда прикажете?

— Вот сюда пожалуйста. Ещё раз благодарю, — и отпускающий шофёра жест.

Шофёр поставил чемодан у двери, сел в машину и уехал. Степан Медардович полез в карман за ключами, но дверь сама распахнулась перед ним.

— Ну, наконец-то! Здравствуй.

— Лизанька?! — радостно удивился он, входя в дом. — Здравствуй, свет мой, ты уже сквозь стены видишь?

— Нет, — засмеялась она, обнимая и целуя его. — Просто знание расписания и расчёт, а как услышала, что ты ключами звенишь…

— Ну и слух у вас, княгинюшка, — смеялся Степан Медардович, целуя её в щёку, в руки и опять в щёки. — Такси я отпустил, всё в порядке.

— Рада слышать, а то я трёшку наготове держу.

— Можете убрать свою трёшку. Я сегодня, — Степан Медардович подмигнул, — в выигрыше.

— Выигрыш на копейку, а радости на сотню. Раздевайся, я отпустила Мефодия, у него что-то дома, ужин на столе.

— Лишь бы не наоборот, Лизанька, но выигрыш посерьёзнее копейки. И я сейчас лучше ванну приму, отдохну, а там и поужинаем. И позвони Ярославу.

За всем этим он разделся, повесив пальто и шляпу в старинный из тёмного дуба шкаф, переобулся и с удовольствием оглядел освещённую только угловым торшером у лестницы прихожую. Шкафы в тон стенным панелям, дубовая лавка-диван с выдвижными ящиками для обуви вдоль стены, закрытая дверь в нижнюю парадную анфиладу, неизносимый дубовый паркет и пухлые коврики у двери и вдоль галошницы.

— Конечно, Стёпа, отдохни. Что-то случилось?

— Только приятное. Очень интересное маленькое приключение, Лизанька, но хочу поделиться с Ярославом. Как вы тут?

— О, у нас всё в порядке.

И, как в подтверждение её слов, наверху хлопнула дверь, по лестнице двумя клубками белой шерсти с лаем скатились два шпица, по древней традиции именовавшиеся Кадошкой и Фиделькой, завизжал детский голос:

— Дедушка приехал!

И сбежал вниз в расстёгнутом по-домашнему кителе Захар.

— С приездом, отец.

Степан Медардович обнял сына.

— Ну, как ты?

— Всё в порядке. Приняли к исполнению, с понедельника приступаем к реализации.

— Отлично.

Захар подхватил чемодан, и они, все вместе в сопровождении прыгающих и лающих шпицев поднялись по лестнице. Идущий последним, Захар мимоходом выключил торшер.

В верхнем коридоре Степана Медардовича обступили и дети, и взрослые.

— Да приласкай ты их, папа, иначе они не замолчат, — предложила, улыбаясь, жена Захара.

— Это ты о ком, Зоренька? — рассмеялся Степан Медардович, обнимая сыновей, целуя внуков и невесток и гладя шпицев.

Вообще-то жену Захара звали Анной, но, учитывая, что Анн у Краснохолмских много во всех поколениях и ветвях, её — среди своих — называли по мужу Зорей или Зоренькой, и ей, румяной и всегда ласково весёлой, это имя подходило, по общему убеждению, лучше крестильного.

Захар отнёс чемодан в родительскую спальню, переглянулся с женой и матерью и скомандовал «по-ефрейторски»:

— Рядовой необученный Краснохолмский, отбой! Выполнять!

Румяный, очень похожий на мать, пятилетний Степан вздохнул.

— Дедушка, ты мне завтра всё расскажешь?

— А как же, — Степан Медардович потрепал его кудрявые, как у Захара в детстве, волосы. — И на карте всё отметим.

Степан вёл летопись путешествий деда.

— Ну, княжичи, княжны, — Степан Медардович ещё раз поцеловал внуков, — всем спокойной ночи. Завтра я в полном вашем распоряжении.

Зоренька и Лариса — жена младшего сына, Романа — увели детей, Захар и Роман сказали, что подождут ужина в библиотеке, и наконец Степан Медардович остался вдвоём с женой.

— Лизанька, давай сначала дело.

— Хорошо, — согласилась она, внимательно глядя на него. — Что случилось, Стёпа?

— Ничего сверхъестественного, я выиграл там, где не играл. Держи, Лизанька, — он достал из бумажника пачку купюр. — Здесь двести пятьдесят, вторая половина.

— Хорошо, — Елизавета Гермогеновна взяла у него деньги. — Но может, оставишь себе, на игру? И ты сказал, что не играл, тебе было плохо?

— Нет, Лизанька. Я играл, в поезде, как всегда, и проиграл, как всегда. Но проигрыш мне вернули. И дали ещё, — он достал уже прямо из кармана вторую пачку, заметно толще первой. — Лизанька, мне сказали, что это компенсация за моральный ущерб. Возьми, пожалуйста, а всё остальное потом.

Она не растерянно, а как-то задумчиво кивнула и взяла деньги.