— В деда, — одобрительно кивнул Бурлаков.
Андрей неопределённо хмыкнул, но промолчал.
Вторую отбивную он доедал уже спокойно. Сам не ждал, что так проголодался, даже вкуса сначала не почувствовал. От еды и выпитого он разрумянился, глаза блестели уже не зло или насмешливо, а весело.
— А теперь что?
— Чай будем пить.
— Годится, — улыбнулся Андрей. — Сейчас ещё одно дело решим, и баста, освобожу тебя.
— Сначала решим, а там посмотрим, — спокойно ответил бурлаков, убирая тарелки и расставляя чашки. — сахар сам себе клади.
— Ага, — согласился Андрей.
Бурлаков сел и налил себе чаю, отхлебнул.
— Ну, так что за дело?
Андрей ухмыльнулся.
— Семейное. У Эркина двадцать первого свадьба.
— Как?!
— А просто. Годовщина у него с Женей. Так что хотим отметить, собраться, — Андрей снова ухмыльнулся, — по-семейному. Ну как, приедешь?
— Обязательно, — сразу ответил Бурлаков. — Тем более по такому случаю. О подарках ты уже подумал?
— А что положено дарить? — с искренним интересом спросил Андрей.
Бурлаков задумчиво кивнул.
— Обычно, что-нибудь в хозяйство. Посуду или бельё.
— Какое? Ну, нательное:
— Это слишком интимный подарок, — улыбнулся Бурлаков. — Столовое или постельное.
— Аг-га! — Андрей отхлебнул чаю. — Ну, посуды много, скатертей тоже, простыней…
— Бельё лишним не бывает. Сколько смен должно быть?
— Три, — сразу ответил Андрей. — В ходу, в стирке и запасная. Ну и сверх как получится.
— Бельё всегда считали дюжинами.
— Двенадцать смен?! — изумился Андрей. — Ни хрена себе!
Бурлаков рассмеялся его изумлению.
— Полудюжина-то у тебя наберётся?
— Не обо мне речь, — отмахнулся Андрей. — Ладно, давай белья. Красивого. Я видел, с кружевами там, с прошвами. Как раз свадебное.
— Хорошо, — согласился бурлаков. — Если хочешь ещё, сам наливай.
Андрей покачал головой.
— Ладно, спасибо, что накормил. Теперь что ещё?
— Спешишь куда? — спокойно поинтересовался Бурлаков.
— Тебя ж там ждут, — Андрей кивком показал куда-то на стену. — Я слышал, ты сказал, что позвонишь. Так что я пойду, пожалуй.
— Никуда ты не пойдёшь.
Андрей прищурился.
— Свяжешь или запрёшь? Или всё вместе?
— Или ты дурить не будешь, — в тон ему ответил Бурлаков. — Куда ты сейчас пойдёшь, сам подумай. И зачем? — и повторил: — Не дури.
Андрей настороженно оглядел его и, помедлив, кивнул.
— Допустим, останусь, дальше что?
— Ничего особого, — Бурлаков улыбнулся. — Ляжем спать, с утра позавтракаем.
— А дальше? — и сам, не дожидаясь вопросов: — Поезд у меня в шесть.
Бурлаков кивнул.
— Посмотрим город, по магазинам пройдёмся. Устраивает?
— Отчего ж нет, — пожал плечами Андрей и посмотрел на свои часы. — Ну что, на боковую?
Бурлаков встал.
— Иди, приводи себя в порядок, в ванной всё есть. Я тебе в кабинете постелю.
— Ладно, — встал и Андрей.
Он ощущал подкатывающую, придавливающую его усталость и не хотел, чтобы Бурлаков это заметил. Потому и не спорил. Да и глупо спорить с очевидным. Куда, в самом деле, он бы подался ночью в чужом городе. На вокзале ночевать, что ли?
Ярослав сказал, что приедет обязательно, но не раньше двадцати трёх.
— Хорошо, Ярик, — согласилась Елизавета Гермогеновна. Мы тебя ждём. До свидания.
Положила трубку и пошла в спальню. Степан Медардович лежал под пледом на диване. Кадошка и Фиделька, свернувшиеся клубочками на своём законном месте в его ногах, подняли головы и завиляли хвостами.
— Ярик будет в одиннадцать.
— Спасибо, Лизанька, я отдохну пока, а вы ужинайте, не ждите меня.
— Не выдумывай, — улыбнулась Елизавета Гермогеновна. — Мальчики жаждут услышать рассказ. Отдыхай спокойно, я зайду за тобой.
Она вышла, прикрыв за собой дверь, и закрутилась в неизбежных домашних хлопотах.
Без пяти одиннадцать зазвенел звонок, и Кадошка с Фиделькой бросились вниз облаять и приветствовать гостя. По верхнему коридору они пробежали молча и залаяли только на лестнице. Степан Медардович встал и сменил халат на домашнюю куртку. В спальню заглянула Елизавета Гермогеновна.
— Как ты?
— Всё в порядке, Лизанька. Ярослав приехал?
— Да. Сядем по-семейному.
— Разумеется, Лизанька.
Ярослав приходился Степану Медардовичу племянником по родству, так как братьями были их прапрадедушки, и по возрасту, будучи ровесником Захара, бывал у них часто, и потому можно спокойно ужинать на кухне. Тем более, что совсем недавно, в войну, кухня слишком часто бывала единственным тёплом местом в огромном доме, а в одну из зим даже спали здесь же.
— Добрый вечер, дядя, — улыбнулся Ярослав входящему в кухню Степану Медардовичу. — Как съездили?
— Добрый вечер, Ярик. Отлично. В провинциальных сокровищницах всё ещё попадаются настоящие бриллианты. Основная экспертиза будет после реставрации, но уже ясно, что подлинный Мартелли. Двести лет считался безвестно утерянным. Будет о чём поговорить с итальянцами. И у тебя, гляжу, дела в гору, уже майор милиции. Поздравляю.
— Спасибо, дядя, — Ярослав немного смущённо повёл плечами с новыми погонами.
Лариса и Зоренька уже поздоровались с гостем и ушли к детям, хозяйничала за столом Елизавета Гермогеновна.
— Ты прямо со службы, Ярик?
— И на службу, тётя, — улыбнулся Ярослав, садясь к столу. — Так что случилось?
Степан Медардович принял у жены стакан с чаем, со вкусом отхлебнул.
— Спасибо, Лизанька, очень хорошо. У меня в дороге было небольшое приключение.
Ярослав стал серьёзным.
— Нужна моя помощь?
— Скорее консультация. Закончилось всё благополучно, я жив, здоров, и даже с деньгами.
Рука Елизаветы Гермогеновны, раскладывающей по тарелкам ломтики холодного варёного мяса, на мгновение замерла.
— Даже так? — сурово спросил Роман.
— Энде гут аллес гут, (или лучше дать немецкий текст: Ende gut — alles gut.) — ответил старинным присловьем Степан Медардович.
— И всё же, отец, — Захара покрутил ложечку. — Ведь думали… Лучше бы я поехал с тобой.
— И кто бы улаживал в ГАУ (нужна расшифровка: Главное Артиллерийское Управление?) и на заводе? Нет, Заря, я ни о чём не жалею, но за заботу спасибо.
Ярослав слушал внешне спокойно, и голос его был спокоен, но не безмятежен.
— Так что же случилось, дядя?
Степан Медардович кивнул.
— У меня был очень интересный попутчик. Познакомились в вокзальном ресторане. Милый провинциальный мальчик из приличной семьи.
Ярослав понимающе кивнул.
— Представляю. И что этот мальчик?
— Кое-что показалось мне несколько… противоречивым ещё в ресторане, но я не обратил на это внимания. А нам оказалось на один поезд и даже в один вагон, купе, правда, разные. Ну, ночь как обычно, а сегодня с утра началась игра.
— Тоже, как обычно, — вставила Елизавета Гермогеновна, стараясь немного разрядить обстановку.
— Совершенно верно, тётя, — кивнул Ярослав, оставаясь серьёзным.
— Да, Лизанька. Шесть человек. Этакий кондовый купчина, моряк-фронтовик, мелкий чиновник, молодой… — Степан Медардович на секунду запнулся, подбирая определение, — человек неопределённых занятий, я и этот мальчик. Играем в «двадцать одно».
— Кто предложил? — вежливо, но жёстко спросил Ярослав.
— Именно этот мальчик. Назвался он, кстати, ещё в ресторане Андреем. Ну, а в поездной игре представляться, ты знаешь, не принято.
— А что, Яр? — спросил Захар. — Узнал кого-то?
— Ещё не уверен. Продолжайте, дядя.
Степан Медардович кивнул.
— Благодарю. Ну, играю с переменным успехом. В проигрыше, но разумном. А купец разошёлся. Вожжа под хвост, и всё к этому полагающееся. К Воложину купец проигрался вчистую и сошёл. Мы остались впятером. И тут, — Степан Медардович с ухваткой опытного рассказчика обвёл взглядом слушателей. — Я никогда такого не видел. До этого момента я всё понимал. А дальше… и вот тут, Ярик, ты знаешь, меня… фольклором расейским не удивить, но этих слов не знаю, не встречал.
— А именно?
— Болдох зелёны ноги. Кого так называют, Ярик?
— Беглого каторжника, — по-прежнему очень спокойно ответил Ярослав. — Термин старинный, применяется редко и по очень серьёзным основаниям. И кто кого так назвал?
— Фронтовик Андрея. А тот ответил странным вопросом. Куму доклад готовишь?
— Правильно ответил, — кивнул Ярослав. — Как и положено. Кум — это начальник оперчасти в тюрьме и на каторге.
— Интересно, — протянул Роман. — И что, отец?
— Из участника меня сделали наблюдателем, и Андрей играл только с этими тремя. Забрал карты и не просто держал банк, а заставил их играть на своих условиях. Сам назначал им ставки и…