В комнате никого не было, народ «разошелся по делам». Но меня дожидался Брусничкин. Он погруженно бродил вокруг моего стола, бормоча себе под нос обычную рифмованную чушь. Узрев мою персону, он обрадованно заулыбался и выдал:
– Ты знаешь, с этой, блин, «Бланкой» все оказалось достаточно просто. Я еще раз посмотрел видеоряд, там же одно и то же. В различные кастрюли бросаются эти кубики. Так, я думаю просто положить на него вот такую незатейливую песенку. – И он, подражая Тане Булановой, запел: – «Галина Бланка буль-буль. И нет счастливее кастрюль». Каково!
– Конгениально! – ответил я. – Но песенку надо продолжить.
Я секунду помолчал и… продолжил:
– Но есть счастливее едок. Ему попал ноготок!
Женька ошарашенно уставился на меня:
– Какой ноготок?!
– Ну, не знаю какой. С ноги или с руки. Нет, знаешь, с правого мизинца. Это будет пикантно!
– Слушай, при чем тут ноготок?! – Женечка начал орать.
– Понимаешь, мой дорогой товарищ по перу, «Галина Бланка» в русском языке – просто имя и фамилия, которые у нормального русского человека ассоциируется с дородной блондинкой по имени Галочка. Поэтому если она «буль-буль», то уж непременно с волосами, ногтями, поясами от чулок и платья и всем остальным. Поскольку она, по твоей версии, «буль-буль» в кастрюлю, то едок из этой кастрюли может достать и ноготок, и все остальное. Ты не согласен?
Женька молча развернулся и выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Это было весьма кстати, потому что мой чемоданчик снова подмигивал призывной красной точкой.
Я выхватил наушник, отметив краем глаза, что связь устанавливается с абонентом, который на моей пленке был первым. Наушник, не дожидаясь вступительных слов собеседника, сразу забормотал голосом Глянца: «Документы лежат в камере хранения Курского вокзала. Ячейка 217, код 3244. Жду команды к выполнению второго этапа…»
«Хорошо. Жди…» – ответил ему тот же голос, и связь прервалась.
Я снова спрятал наушник в кейс и закрыл его. А затем на несколько минут задумался.
Значит, Глянцевый заказчик, или, вернее, хозяин, в ближайшее время получит вместо вожделенных документов замечательные образчики творчества Толика Курсакова. Не знаю, насколько они ему понравятся, но он скорее всего им не обрадуется и, что важнее, не поймет, в чем, собственно, дело. Если он станет разбираться, то Борисик скорее всего сможет отбрехаться, и тогда будет предпринята новая попытка выкрасть документы. Люди такого сорта, как правило, идут до конца. Вопрос: что надо сделать, чтобы Глянцевый хозяин решил, что над ним посмеялись?
Я вытянул лист бумаги и медленно, обдумывая каждое слово, написал одну фразу. Сверху я приписал номер телефона. Затем достал из ящика стола большую черную полиэтиленовую сумку и переложил в нее из старого шкафа зеленую Володькину папку. Ну что ж, может, я и не прав, но другого выхода я не видел. В конце концов жить с постоянной оглядкой я тоже не очень хочу. И я направился в кабинет шефа.
Ирочка уже привела себя в порядок и полностью соответствовала своему привычному имиджу. Едва я появился на пороге приемной, она выскочила из-за стола и загородила дверь в кабинет своим изящным телом.
– Владимир Владимирович никого не принимает!
– А меня не надо принимать, я не пациент. А уж если и пациент, то не его! Но, видишь ли, Иришка, твоему дорогому шефу крайне необходимо немедленно со мной встретиться. От этого зависит вся его, и не только его, дальнейшая жизнь. Поэтому, если ты сейчас не договоришься с ним о моем незамедлительном визите, он может покатиться по нехорошей дорожке, оставив тебя без работы.
Она моргнула и спросила:
– Если я отойду от двери, ты не будешь пытаться пройти туда?
– Даю честное пионерское, – я отдал пионерский салют, – что без твоего дозволения я и шагу в кабинет не сделаю. Тем более что Корень наверняка заперся изнутри.
Она вернулась к столу и включила селектор.
– Ну… – донесся из динамика явно нетрезвый голос.
– Владимир Владимирович, тут Илья Милин просит его при… пустить.
– Ему что, приспичило? Так это в другом конце коридора…
Я метнулся к столу и проорал в селектор:
– Корень, я сейчас Козьму Пруткова вслух читать буду!
Я знал, что делал. Еще со студенческих лет Коренев с большим трудом переносил прозвище Корень, а если ему говорили «Зри в корень», пришепетывая на букве «з», он мгновенно выходил из себя и лез в драку. С возрастом он стал несколько спокойнее, но на это высказывание Козьмы реагировал по-прежнему бурно.
Селектор отключился, а через секунду за дверью завозились, и она распахнулась.
– Заходи!..
Корень был по-прежнему в своем пляжном наряде, несколько взлохмачен, но держался с подчеркнутым достоинством. Однако по тому, как нервно он облизывал губы, я понял, что он уже принял граммов триста без закуски. Но отступать мне было некуда, поэтому я глубоко вздохнул и вошел. За моей спиной щелкнул замок.
– Ну, Илюха, сейчас я тебя бить буду! – Володька был настроен крайне агрессивно.
– Ну вот, сразу и драться. А я тебе подарочек принес. – Я покачал перед его носом черной сумкой.
– Давай… – Корень живо протянул руку.
– Ха, давай… – Я ловко отдернул сумку. – Его еще отработать надо. Я просто так подарками не разбрасываюсь.
Володька обошел стол, плюхнулся в свое кресло и вопросительно посмотрел на меня.
Я уселся на стоявший рядом со столом стул и вытянул из кармана приготовленный листочек.
– Набери вот этот номерок, а когда снимут трубочку, скажешь то, что здесь написано.
Он толкнул аппарат в мою сторону.
– Сам набери и скажи…
– Нет. Там, видишь ли, скорее всего запишут это высказывание на пленку и будут его анализировать. Так вот, очень надо, чтобы звучал именно твой симпатичный голосок.
Корень еще раз посмотрел на бумажку. На его лице отразилась напряженная работа мысли. Потом он подтянул телефон к себе и бормоча: «Почему бы и не повеселиться напоследок…» – начал натыкивать записанный номер. Я протянул руку через стол и вдавил кнопку громкой связи.
Володька прижал трубку к уху, а из динамика послышался длинный гудок и почти сразу двойной щелчок – на том конце провода сняли трубку и включили магнитофон. Корень молча ждал реплики, и я подтолкнул его в плечо, чтобы он говорил.
– Але!.. – позвал Корень в трубку. – Мы тут слегка гуляем… – затем он скосил глаза в записку и начал читать: – Передай Иосифу Аркадьевичу, пусть он мне перезвонит. Мне интересно, понравились ему рисунки моего внештатного художника. Если понравились, я ему еще пришлю. И не надо за ними по вентиляции лазить…
– Кто говорит? – рявкнули в ответ.
– Кто говорит, кто говорит? Коренев Владимир Владимирович говорит. – Корень наклонил голову в представительском кивке и положил трубку. Затем поднял на меня глаза, протянул руку и сказал: – Давай свой подарок.
Я подал ему через стол сумку и задержал дыхание.
Корень засунул в сумку руку и медленно вытянул злополучную зеленую папку.
Тут он и протрезвел.
Не обращая на меня внимания, он рванул завязки и, открыв папку, начал перебирать бумаги. Через несколько долгих секунд он поднял совершенно трезвые глаза и выдохнул:
– Все на месте! – Затем он аккуратно завязал тесемки, сунул папку к себе в стол и внимательно посмотрел на меня: – Рассказывай…
– Хм… Да вообще-то и рассказывать особенно нечего. Я пришел сегодня раньше обычного – все-таки меня неделю не было – и обнаружил в своем столе эту папку. Правда, части документов там не хватало. За утро я смог кое-что продумать и просмотреть. Я нашел, где были спрятаны недостающие документы, обнаружил, каким образом вор вошел и вышел из здания, в общем, практически вся картина мне стала ясна, кроме одного – кто служил наводчиком. Можно попробовать обдумать эту задачу, исходя из того, кто знал о существовании этой папки. Но, собственно говоря, тот звонок, который ты только что сделал, я думаю, точно укажет на, как сказал Борисик, Иуду.