Нет! Не окончательно! Есть же еще Людмила! Значит, жизнь продолжается!
10. Призрак
…Из всех потусторонних явлений и существ меня всегда больше всего интересовали призраки. Ведь это тень или неприкаянная душа умершего человека. Когда тень является людям, она, по-моему, собирается им сообщить что-то важное. Но люди, как правило, пугаются, убегают или теряют сознание. Вот и ходит призрак, жалуясь на людское скудоумие, со своим важным известием, а может, поручением. Вспомним один из самых известных призраков – тень отца Гамлета…
Когда я вернулся домой, а было это довольно поздно, я нашел на кухне очень расстроенного Гаврилу Его-рыча, который пил чай с медом и пряниками и что-то ворчал себе под нос. Я еще подумал, откуда это он разжился медом – я сам его очень люблю, но, по-моему, последняя банка, купленная мною на ВДНХ в павильоне «Животноводство», закончилась еще недели две назад. Есть мне не хотелось, а вот чайку с медом я бы выпил с удовольствием. Поэтому я, быстро переодевшись, подсел к столу и плеснул в свою любимую чашку свежезаваренного пахучего чая и протянул ложку к блюдцу с медом. Егорыч, скорчив физиономию, подтолкнул мед поближе ко мне и заворчал:
– И где ж это ты, вьюноша, по ночам бродишь, а? Я чай три раза кипятил. Мало мне неприятностей и огорчений, так еще и за тебя теперь волнуйся.
– Егорыч, как ты отнесешься к тому, что я собираюсь жениться?
– А никак не отнесусь. Мне-то что, женись на здоровье. – Он покрутил носом и добавил: – Она хоть хозяйка-то хорошая?
– Какая она хозяйка – я не знаю, я с ней знаком всего несколько часов, но она прекрасна и способна видеть домовых.
– Вот она – молодежь! Знакомы всего ничего – и уже под венец! – Вдруг он вскинул голову и воскликнул: – Как это она может нас видеть! Нас никто не может видеть, если у него дара нет!
– Вот и выходит, что у нее дар есть.
– А какой дар? Ты выспроси, какой дар, а то сам намучаешься и мне житья не будет! И так сплошные неприятности, так хозяин ведьму в дом ведет!
– Какая она тебе ведьма!.. – возмутился я и тут же, спохватившись, поинтересовался: – Что ты все о каких-то неприятностях толкуешь, что случилось?
– И-и-х, Илюха, горе у нас! – вдруг завопил Егорыч тоненьким голоском. – Каргорушка мой пропал! Такой сообразительный каргорушечка, такой умненький, такой ловкенький. Как же мы жить-то теперь станем!
– Какой каргорушка. Объясни ты толком. Где он мог пропасть?
Он уставился на меня своими небесными глазенками в полном отчаянии.
– Каргорушечка, помощник мой. Серенький такой, небольшой, на котика похож. Ну ты что, никогда не встречал такого дымчатого, серенького котика. Он все время сереньким котиком прикидывался!
Я задумчиво потер скулу. А ведь действительно, я частенько на лестнице видел небольшого дымчатого кота, опасливо жавшегося к стене при приближении людей или молнией мелькавшего сквозь чуть приоткрытую дверь парадного.
– По-моему, я видел такого кота. Подожди, еще сегодня утром он в парадном мелькал!
– Сегодня?.. – Егорыч перестал подвывать, и глазки его заблестели. – Ты точно помнишь, что сегодня его видел?
– Его или не его, не знаю, а небольшого дымчатого кота я утром точно в подъезде видел, – твердо ответил я.
Узнав, что его каргоруша, похоже, цел и невредим, Егорыч сразу успокоился.
– Ну, значит, чего-то надыбал. Значит, чего-то притащит. А то, поди ж ты, неделю домой не приходит. Поневоле заволнуешься. Уж больно ловок каргорушка-то! – и он восхищенно покрутил носом. – Медок-то он достал!
– Как это – он достал, – опешил я. – Я думал, это остатки того, что я покупал.
– И-и-и, вспомнил! Тот-то мы давно уже съели. Ты ж все собирался съездить, да все тебе некогда. А каргорушка враз меду достал. А то как же мы без меду! Сахар-то твой – тьфу! – Он яро плюнул на кухонный линолеум.
– И где же это он меду достал? – спросил я с подозрением, хотя уже догадывался, где этот, незнакомый мне, каргорушка мог раздобыть меду. Но мне хотелось, чтобы Егорыч подтвердил мои подозрения.
Тот колко взглянул на меня и уклончиво так ответил:
– Где достал – не наше дело. Должность у него такая – в дом припасы тащить. Чтоб в доме припасы, значит, были. Он свою должность очень хорошо знает и исполняет. Как исполняет – не наше дело!
– Очень даже наше дело! – повысил я голос. – Этот твой каргорушка приворовывает, а ты его покрываешь!
– Глупый ты, Илюха, как я погляжу. Как есть, вьюноша неразумный. Ну подумай сам, как каргоруша может воровать? Он же – кар-го-ру-ша! – по слогам произнес Егорыч. – Воровать может только человек, потому как берет то, что другому человеку принадлежит, а каргоруша никогда не берет то, что другому каргоруше или, допустим, домовому принадлежит. Значит, он и не ворует.
– Значит, если этот каргоруша берет то, что принадлежит другому человеку, то он не ворует?
– Конечно, нет! Он выполняет свои обязанности. А иначе кому же он нужен?
– Ну, Егорыч! Ну и логика у тебя!
– Нет у меня никакой логики, и никогда не было, и не знаю я, как она даже и выглядит. В руках ни разу не держал! А ты, хозяин… – слово «хозяин» он произнес с некоторой, весьма явственной издевкой, – …не лезь не в свое дело. И не мешай нам наше делать. Вот так. Ишь, в чужой-то монастырь со своим уставом… – Домовой явно рассердился и опять расстроился.
Немного поразмышляв, я решил, что в принципе Егорыч прав. Ну что, собственно говоря, я лезу со своими моральными устоями к маленькому народцу. Я что, переучивать их буду! Поэтому, помолчав, я примиряюще пробормотал:
– Ладно, Егорыч, ты не обижайся. Я сегодня и соображаю не очень хорошо, день тяжелый был. Ну и сам понимаешь, первое свидание, влюбился я.
Он посмотрел на меня подобревшим взглядом, но заговорил сурово, словно с непослушным ребенком:
– Это нехорошо, что ты соображаешь плохо. Сегодня ты должен соображать особенно хорошо. Подумаешь, влюбился, тебе давно пора влюбиться. Голову-то зачем терять.
Снова ему удалось меня заинтересовать.
– Это почему же именно сегодня мне надо особенно хорошо соображать? Сегодня что – ночь загадок. Так кто загадки загадывать будет? – Я довольно заулыбался.
Гаврила Егорыч сокрушенно покачал головой и, не отвечая на мои вопросы, скомандовал:
– Давай допивай свой чай да спать укладывайся. А то время уже скоро двенадцать, а тебе еще заснуть надо.
– Подожди, Гаврила Егорыч. Ответь мне на один, мучающий меня вопрос: как вообще домовые в домах поселяются? Вас же, я так понимаю, не так уж много.
– Как поселяются, как поселяются… – недовольно проворчал Егорыч. – По-разному поселяются. Может хозяин, например, сам себе домового вырастить, только это совсем не каждый сумеет. – Он бросил на меня взгляд исподлобья. – Ты, например, не сумеешь.
– Это почему же я не сумею? – обиделся я.
– Это потому, что ты во сне вертишься постоянно, – передразнил он меня.
– Ну и что?.. – растерялся я от такого ответа.
– А то, что для этого хозяину надо раздобыть сносок… – По моему лицу он, должно быть, понял, что я не имею понятия, что такое сносок, и пояснил: – Сносок – это яичко такое куриное, ну очень маленькое. Так вот, этот сносок хозяин должен девять дней носить у себя под мышкой не вынимая. Тогда из этого яичка домовой появится. Ты разве сможешь сносок выносить. Конечно, во сне раздавишь! – убежденно заявил домовой. – Еще по приглашению домовой может поселиться. Это когда хозяин сам позовет домового к себе жить. Ино, наглый какой доможил может, конечно, и без приглашения в дом запереться, но это редко.
– Интересно, как это можно домового в дом пригласить, если вас, домовых, редко кто и видеть-то может?
Егорыч скорчил хитрющую физиономию.
– Да вот пожалеешь песика уличного, бездомного, приведешь к себе в дом, а он охотно так пойдет, а через некоторое время пропадет. Вот у тебя домовой и поселился. С котиком тоже может такой случай выйти. – Он помолчал, а потом раздумчиво добавил: – Ну крысу-то вряд ли кто в дом потащит… – после чего слез с диванчика и, обернувшись крысой, юркнул в шкафчик под мойку.