сжал челюсти.
– Брат Кира, как и некоторые другие люди имели одну особенность, – заговорила Дана вместо него. Ей теперь овладело лихорадочное возбуждение, перебивавшее усталость, – ни с того ни с сего они начинали ходить во сне, кого-то или что-то искать по ночам. И в один критический момент по разным причинам погибали.
Бегемот поджал губы.
– Говори! – потребовала она.
Он долго смотрел на Марьян, словно считывал информацию с её биополя.
– Ты уже знаешь? – прошептала та побелевшими шубами.
– Я знаю всё, – сказал тот и добавил, обращаясь к Дане, – а ведь тебе, радость моя, я тоже давал второй шанс. И третий. И четвёртый. Сразу после того, как всё понял. И про брата Кира, и про твоего… Но ты не воспользовалась ни одним из них.
При этих словах Дана почувствовала, как её спина покрывается ледяным холодом. Она судорожно сглотнула и выдавила:
– Моего кого?
– А знаешь, когда я всё понял? – словно не слыша этого слабого вопроса, насмешливо продолжал он, – когда ты грохнулась в обморок. В ресторане. И мы тебя отнесли в твой номер. К тому моменту, как ты открыла глаза, я уже знал, что ты в моей власти. Никакой Кир мне теперь не нужен. Тем более, жалко его пса. Если он помрёт, кутёнок будет тосковать. А вот ты меня продолжала удивлять.
Дана только дышала и моргала.
– В чужом теле, с изменённой личностью, с родовой программой саморазрушения, к которой ты радостно присовокупила и свою собственную…., – Бегемот вздохнул и обречённо покачал головой, – ты каким-то непостижимым образом умудрялась искать свой путь и делать нужный выбор. Более того, в твоём присутствии другие тоже делали нужный выбор для себя, тем самым помогая тебе. И это мне непостижимо.
– В чужом теле…, – эхом повторила она, – в…. каком это смысле… с изменённой личностью?
Он поднялся, сразу приняв суровый и даже угрожающий вид, и, глядя на Марьян, потребовал:
– Так и быть, детки. Я расскажу всё, что мне известно о ней и о том, какое отношение она имеет к вашим Стражам. Вам для этого не понадобится входить в ваши трансы и просматривать по сто раз кого ни попадя. Я расскажу один раз. Но взамен я заберу её. Это моя цена.
Дана тоже встала, но её фигура на фоне облика Бегемота выглядела куда менее внушительно, и сказала ему по-русски:
– Позвольте уточнить, какого чёрта ваше величество договаривается об обмене информации на МОЮ бессмертную душу, не спрашивая МЕНЯ? А?
Он усмехнулся и подступил к ней ближе. Но, прежде чем он сделал второй шаг, между ними каменной стеной вырос Джим.
– Без меня она никуда не пойдёт, – твёрдо заявил он.
От удивления из головы сразу вылетели все обидные слова, наспех заготовленные для Бегемота.
– Это моё условие, – сказал в свою очередь Джим.
– Ты мне не нужен. В том мире я и сам ориентируюсь.
– Тогда попробуй только к ней прикоснуться. Если тебе всё известно, ты знаешь и то, зачем я здесь.
Бегемот смерил его презрительным взглядом, но ничего не сказал. Джим нащупал позади себя руку Даны и сжал её.
– Я так понимаю, со мной советоваться никто так и не собирается, – уже по-детски обиженно проговорила она, – и действительно, кому оно надо?
Взгляд Бегемота смягчился, он нежно взглянул на неё и, отодвинув в сторону Джима, прошептал ей на ухо:
– Обещаю тебе нежный и долгий поцелуй в губы. Поверь, это будет лучше, чем то, что ты видела в лесу.
Едва почувствовав на коже его горячее дыхание, вся она вспыхнула ответным жаром неутолённой страсти, чувствуя, как уплывает почва из-под ног. Ей понадобилось всё её самообладание, чтобы напомнить себе, кто перед ней стоит.
– Поцелуй? – спросила она, злясь на себя за предательски дрожащий голос, – за то, что ты заберёшь мою душу? Ну и кто из нас двоих идиот?
Разобрав слово «идиот», Марьян ахнула, понимая, что последствия таких резких слов могут быть самыми непредсказуемыми и внутренне готовясь к защите. Но он только постучал Дане по лбу костяшкой указательного пальца.
– Глупышка. Ты слышала меня? Ты узнаешь правду о себе. Ты вспомнишь всё: причину своей амнезии, как ты стала той, кто ты есть и чего это тебе стоило. Да и с чего ты взяла, что я тебя уничтожу?
Она оторопело молчала. Ей и в голову не приходило, что её ожидает нечто иное кроме бесславной гибели в его кровожадных лапах.
– Что же ты предлагаешь?
Он снова уселся, закидывая ногу на ногу и, видимо, готовясь к переговорам.
– Есть два варианта, – начал он по-английски, – первый: вечный покой в моих неутомимых объятиях. Он предполагает твоё полное отречение от себя и от твоего предназначения. Понимаю, что это может осложнить работу ваших доблестных Белгородских тружеников…
Он выглянул из-за по-прежнему стоящей Даны и подмигнул Марьян и Джиму.
– Я заберу твою душу, она станет неотъемлемой частью меня. Она не погибнет, но у неё будет новое предназначение, связанное исключительно с моей деятельностью. По-настоящему вкалываю я один, поэтому я и назвал это твоим покоем, – Бегемот одарил её очаровательной улыбкой.
– Второй вариант, – сказала она, не меняясь в лице.
– Второй вариант будет выглядеть, как продолжение твоей жизни в яви. То есть ты отринешь смысл своей жизни, обретешь новый и будешь действовать исключительно в моих интересах. Выполнять только мои задания и подчиняться только мне. Такие сотрудники как ты – на вес золота.
– Но это же рабство, – заключила Дана, – ты хочешь, чтобы я батрачила на тебя без отдыха и платы до самой смерти?
– Я буду тебя беречь, – усмехнулся он, – и жизнь твоя станет намного длиннее, чем привычные для людей сроки.
Дана отстранилась от него, заходя за спинку дивана.
– Для того, чтобы я всё забыла, видимо, были весомые причины, – сказала она, садясь рядом с Марьян, – лучше вспоминать постепенно, чем за какие-то сомнительные блага открыть для себя всё и сразу. К тому же, из всех твоих крайне привлекательных, в кавычках, вариантов ты не назвал тот, который более или менее мог меня заинтересовать. Хотя бы из уважения к моим таким ценным для тебя качествам.
– Какой же это вариант? – Бегемот заинтересованно облокотился о спинку дивана напротив них. Джим так и продолжал стоять в сторонке, внимательно наблюдая за всеми его действиями.
– Сотрудничество и дружба, – ответила Дана с таким видом, словно этот вариант должен был прозвучать в первую очередь из-за его очевидности.
– Ну уж нет, – разочарованно протянул он, – в работе со мной нет места самодеятельности. Только покорность и исполнение моей воли.
– У меня есть