у фантаста, который написал свой первый роман. В общем литература, которая мне доставалась была хуже Джойса.
- Хуже чего?
- Это тоже такой писатель был, но по делу ничего не написал. Считается хорошим тоном, если ты употребляешь его в диалоге, вроде как сразу умнее казаться начинаешь, хотя стиль его письма изредка напоминает каракули на твоём браслете, - ёрничала Ленайа.
- Я тоже копался в поисках информации, но я задействовал больше источников, нежели стандартный запрос через симбионта.
Ленайа почувствовала себя наказанной.
- Могу кое-что рассказать, если интересно.
- Конечно-конечно! – Ленайа согласилась незамедлительно, так как от щедрых предложений знаний отказываться она считала высшей степенью глупости.
- Так вот, - начал Бэккарт, - существует несколько мнений, что войну выиграл человек совместно с симбионтами, или что войну выиграли вторженцы. Есть ещё те, кто считает вопрос открытым, но нигде нет ни слова о попытках перемирия или благополучных контактов. Другими словами, при встрече человек-симбионта со вторженцем они бы точно не разошлись, и кто-то точно бы умер при встрече со словами nice to meet you. Внезапно, хотя я не ожидал такого от людей, система человек-симбионт прижилась как социальная единица (человек – на первом месте, симбионты быть в названии на втором месте не сопротивлялись, так как им это ничего не давало, в отличии от самих людей), и против данной системы у меня вопросов почти нет. Да, она ограничивает свободу, но зато симбионт помогает тебе не быть плохим человеком, вынуждает быть ответственным, вовремя приходить на работу, он заботится о твоём здоровье, в том числе психологическом, снабжает технологиями, которые не снились ещё год назад. Всё это правильно для людей. Я особенно отмечу этот момент, а пока задам ещё один вопрос – а, почему мы до сих пор на станции? Вторженцы ещё опасны? С нашими технологиями, роботами и военным опытом, коего у человечества, как бы это повежливее сказать, чуть больше, чем очень много, вторженцы бы уже давно закончили своё существование в канаве, поедая друг друга. Или ещё чего хуже. Человек может придумать многое, здесь не будем сомневаться. Получается вот что: Бэкки – это человек. Симбионты – это наши друзья. Вторженцы – это наши с симбионтами враги. При этом на станции присутствуешь ты, я, да симбионты, которых я всё равно теперь ласково буду называть чудовищами, но при этом нет вторженцев и Бэкки…
- Здесь я тебя прерву, - сказала Ленайа, - однажды я разговаривала со своим симбионтом, а ты же знаешь, что они лучше сменят тему, чем скажут неправду. Так вот я спросила его, где Вторженцы и он вдруг ответил мне, что вторженцы здесь – прямо на станции! Тогда меня это очень напугало…
Эта информация показалась Бэккарту крайне интересной, и он замолчал на некоторое время, складывая паззл в своей голове. Затем он резко вскочил на ноги и посмотрел, куда указывают указатели. Они вели в сторону открытой двери с надписью «банк данных».
- Пойдём! - Воскликнул он, подхватывая её, - я тебе сейчас такое покажу!
Банк данных... Неужели это было то место, которое отображалось на её рабочем столе в кабинете? Она всегда думала, что это проекция неких технологических процессов, которыми она управляла. Впрочем, вероятно, так и было, но она никогда не думала, что где-то это в действительности находилось и происходило. Проекция была весьма абстрактной и не рассказывала ровным счётом ничего, поэтому Ленайа никогда не знала, что в действительности находилось в этом секторе.
- Но как же... - Ленайа цеплялась за ускользающие мысли, - вторженцы...
Она с трудом вспоминала произошедшее и путалась, что считать правдой.
Бэккарт смело вёл её за руку к двери, которую он открыл вручную, потому что автоматика не работала. Когда он запихнул дверь в стену так, чтобы можно было пройти, перед Ленайей открылся цех. Сейчас он замер, и ничего не производилось. Это было огромное помещение, настолько, что Ленайа с трудом представляла, что это всё могли построить люди или даже вторженцы.
Лицо Ленайи озарилось большим количеством разноцветного света.
Множество и множество контейнеров, которые содержали в себе сверкающие, переливающиеся, искрящиеся, слабо светящиеся и ещё миллионы и миллионы вариантов, запертых в них… Что это было?
Это было похоже на простое сияние, хотя было непонятно, как простой свет можно удержать в контейнере. Однако даже при длительном близком рассмотрении не находилось ничего физиологического в сиянии, то есть свет мог просто покинуть контейнер. Видимо, его удерживала какая-то технология. Ленайа с лёгкостью могла представить, что на станции могло встретиться и не такое.
Но здесь технология использовалась для удержания этих разнообразных форм света. Зрелище было красивым, странным и бессмысленным, как полёт к горе на Венере, на который японцы в своё время выделили огромную кучу денег, видимо из-за любви к горам. К слову, полёт увенчался тем, что флаг, который отстреливался прямо с носа спутника в верхушку горы, сгорел в атмосфере ещё при подлёте, зато сам спутник на эту гору сел. В радиотелескопы можно наблюдать небольшое продолговатое пятно, которое так и называется «Они пытались». Впрочем, как и всегда в таких случаях, пришлось не трубить о своих достижениях, а занимать денег у стран, которые являются тебе «дружественными», после чего и перешли окончательно к штатам. Последовали массовые харакири среди бизнес-класса, средний класс всегда отсутствовал, а нищие, как и полагается, стали рабами. Всех спасли только вторженцы, про которых было известно только то, что одолеть их можно только собравшись всем вместе и объединив все японские и американские ракеты. После того, как этих двух стран не стало, остальные притихли в ожидании, да так притихли, что в России ушли жить в тундру, Европа вернулась к набегам на своих кривых каботажных паромах друг на друга, попеременно прячась в лесах, что происходило в южной Америке и Австралии, сказать сложно, да и, в общем-то, всем было не