Наконец склон остался позади. Перед путниками открылось уходившее на несколько сотен шагов вперед, заросшее мхом и редкой травой плоская вершина гребня.
«Сейчас спустимся вниз, и всё», – облегченно подумалось русину. Однако его ждало разочарование.
Немного ниже кромки гребня простиралось обширное, поросшее лесами, усеянное острыми утесами, и изрезанное узкими ущельями, плато. На его противоположном конце вновь поднимались горы. Над тающим в сумраке плато, нависала высокая гора с острой, косо срезанной вершиной. На ее сером известковом склоне выделялись пятна выходов более темной породы.
– Она самая – Пегая Свинья, – удовлетворенно молвил Владислав. – Надо бы левее чуть взять, тогда как раз вышли бы к Холодному ущелью… Ну, да ладно, глупо было думать, что хребет можно перейти в полдня. Спустимся сейчас вниз, хоть не на голых камнях заночуем.
Матвей, ежась под колючими порывами ветра, поглядел на пламенеющий в полнеба закат и не сказал ничего. Мысль о ночевке на голых камнях его не радовала, но и перспектива устроиться спать в сыром темном лесу тоже не грела.
Спускались они куда быстрее, чем поднимались. Даже кони, будто почуяв, что внизу их ждет долгожданный отдых, прибавили ходу, порываясь поскакать вниз по склону, так что их приходилось придерживать.
Матвей вдруг остановился, дернув Огневого за узду, с прищуром вгляделся в полумрак котловины. В одном месте ему почудилась струйка дыма, он даже прижал ладонь к глазам, но то ли она уже растаяла, то ли ему просто померещилось.
– Что такое? – недовольно буркнул силезец.
– Посмотри, Владислав. Может, показалось, но вон там вроде дым.
Владислав прищурился, поглаживая бороду. Глаза стали двумя узенькими щелочками, за которыми цепко и насторожено поблескивали зрачки.
– Вряд ли здесь кто-то встретится нам, – высказался он наконец. – Тут и раньше жилье редко попадалось. А уж теперь…
Тотчас послал кобылку аллюром, молвив не очень-то доброжелательно.
– Нечего торчать тут, вот будем внизу – тогда и отдыхать будем.
Матвей ничего не говоря, пустил Огневого следом. В конце концов, его спутнику может, и впрямь виднее.
Стемнело очень быстро. Только что, казалось, солнце светлым золотом озаряет мир, и вдруг уже их окружает серая сумеречная мгла.
Вскоре, над покрытыми черным лесом горами взошла отливающая медью луна, и в ее свете кроваво блеснул ручей. За ним снова густые старые ели, неприветливо грузно свесившие мохнатые ветви.
– Сюда, – молвил Владислав и русин двинулся следом.
Среди зарослей ельника они обнаружили узкую неглубокую пещерку, почти сухую и чистую, и принялись устраиваться на ночлег на мягком мху, покрывая ее каменный пол.
– Ну вот, по крайней мере не под открытым небом, – довольно бросил Владислав, укладывая на землю срубленные еловые ветви. И выспимся, и не замерзнем.
Матвей устало хмыкнул в ответ. Он был настроен менее радужно – пещера не казалась особо уютной. А случись какому-нибудь загулявшему медведю забрести в гости – тогда делать? Не очень-то ловко от косолапого мечом отмахиваться.
– Пойду хворосту соберу, – сообщил силезец и исчез в темном проеме.
Русин посидел немного, чувствуя, как глаза сами собой закрываются, и мутная дремота неторопливо затягивала рассудок. Он уже почти заснул, когда в пещеру ворвалось нечто темное, и шумное. Матвей взвился, хватаясь за эфес. Владислав выразительно уставился на него, вытащившего уже меч до половины.
– Тихо ты! – прошептал он. – Не шуми… – Силезец был явно чем-то обеспокоен.
– Что случилось? – уже спокойно вымолвил русин, пряча сталь обратно в ножны.
– Похоже, мы здесь не одни, – ответил поляк. – Пошли за мной, проверим, что тут за такие соседи объявились.
Буквально в пятидесяти шагах от пещеры стоял небольшой деревянный дом. Покосившийся от времени, глубоко ушедший в каменистую почву, он все же выглядел довольно крепким и внушительным, будучи собран из цельных толстых бревен, почерневших от времени. Оба путника остановились в нерешительности. И Матвей, и тем более Владислав, прекрасно знали, кто может скрываться за убогими стенами подобных домиков в лесной чащобе.
Сделав знак спутнику не двигаться, Владислав неслышно подобрался к крохотному оконцу, затем облегченно махнул рукой – мол, бояться нечего. В этот момент конь Матвея негромко всхрапнул. Русин бросился успокаивать Огневого, но коню что – то явно не нравилось, он только сильнее распалился.
– Ладно, уймись, – в полголоса буркнул Владислав, – нет смысла таиться.
И решительно постучал в дверь.
Сначала за дверью было тихо. Потом громко заскрипели половицы и послышалось старческое кряхтение.
– Кого там нечистый несет? – послышался из-за двери надтреснутый старушечий голос. Сказано это было по-немецки, но на каком-то малопонятном диалекте, так что Матвей едва понял о чем идет речь.
– Пусти нас переночевать, добрая женщина. Мы путники, заблудились в горах… – Владислав старался придать голосу как можно большую доброжелательность.
– Шли бы вы, люди добрые, мимо, – старушечий голос был напрочь лишен всякой доброжелательности. – Тут как раз село недалече. Или в лесу ночуйте, тут волков нет.
– Открывай давай, а то сейчас сами откроем! – рявкнул вдруг Владислав, так что Матвей невольно вздрогнул, а с еловой ветки взвилась, хлопая крыльями, потревоженная ворона.
Прошло еще несколько секунд, и внутри убогого жилища послышался шорох, брякнул сброшенный с крюка засов. Владислав резко пихнул приоткрывшуюся дверь от себя, одновременно уходя вбок, и, убедившись что за ней никто не караулит с дубиной наготове, не здороваясь, переступил порог, Матвей последовал за ним.
На пороге остановился, удивленно осматривая странноватое убранство дома, вернее будет сказать – берлоги. С первого взгляда он понял, что попал в избушку колдуньи… Да и кто еще мог жить в подобном диком и глухом месте?
Как раз подходящее пристанище для ведунов и ведьм.
Стены, полки, даже потолок были увешаны пучками сушащихся трав. В топившемся по черному очаге полыхал огонь, на котором в щербатом горшке булькало покрытое грязно-серой пеной варево. Потолок покрывала осевшая на нем за многие годы жирная копоть.
Половину хижины, не считая дымившего очага и полок с утварью, занимала широкая лежанка, застеленная лысой от времени коровьей шкурой. Стол в середине комнаты был грязный, с какими-то плохо замытыми бурыми пятнами, неприятно напоминавшими кровь.
Русин подозрительно оглянулся, шаря подозрительным и опасливым взглядом по жилищу. Черной кошки, совы, или ворона, необходимых, как известно, всякому колдуну, не было. Зато, приглядевшись, Матвей заметил в углу нечто другое, пожалуй что и похуже. В сплетенной из лозняка большой клетке на подстилке из волглой травы восседала громадная жаба – раза в два больше обычной, да еще какая-то бледная (не иначе – от старости) будто свежий утопленник.