что она не была уверена в том, кто является отцом ребенка, либо в том, что все это было воображением. Сегодня, сидя здесь, он спрашивал себя, как он, вся профессиональная жизнь которого была бесконечным поиском истины, мог так долго терпеть все это.
Поморщившись, Страйк снова поднялся на ноги, взял блокнот и ручку и подошел к доске на стене, заставляя себя сосредоточиться, ведь на следующее утро ему предстояло отправиться в тюрьму “Бедфорд”, чтобы допросить Джордана Рини. Его взгляд вернулся к фотографии Шери Гиттинс, чье пребывание на ферме Чепмен совпало с пребыванием Рини в левом столбце. После нескольких минут созерцания ее фотографий он позвал Пат во внутренний кабинет.
— У тебя есть дочь, верно?
— Да, — сказала Пат, нахмурившись.
— Сколько ей лет?
— Какого черта ты меня об этом спрашиваешь? — сказала Пат, ее обезьянье лицо покраснело. Страйк, никогда раньше не видевший, чтобы она краснела, не мог понять, чем вызвана такая странная реакция. Задаваясь вопросом, могла ли она вообразить, что у него были бесчестные замыслы в отношении ее дочери, с которой он никогда не встречался, он сказал:
— Я пытаюсь получить доступ к профилю этой женщины на Facebook. Он настроен на приватность, и она не приняла мой запрос на подписку. Я подумал, что если твоя дочь уже есть в Facebook, у нее уже есть история, то у нее больше шансов. Другая мать может показаться менее…
— Моей дочери нет в Facebook.
— Хорошо, — сказал Страйк. — Извини, — добавил он, хотя и не понимал, почему он извиняется.
У Страйка создалось впечатление, что Пат хотела сказать что-то еще, но через несколько секунд она вернулась в кабинет. Вскоре после этого стук компьютерных клавиш возобновился.
Все еще озадаченный ее реакцией, он вернулся к доске, обратив внимание на фотографии в правой колонке, где были изображены четыре человека, жившие на ферме Чепмена и умершие неестественной смертью.
В верхней части находилась старая вырезка из новостей о смерти Пола Дрейпера, которую Страйк нашел несколькими днями ранее. В статье, озаглавленной “Пара приговорена за убийство “современного раба””, рассказывалось о том, как Дрейпер спал на улице, когда супруги предложили ему ночлег. Оба его предполагаемых спасителя были ранее судимы за насилие, и они заставили Дрейпера выполнять для них строительные работы, вынудив его спать в их сарае. Смерть Дрейпера наступила через полгода во время избиения. Его обглоданное и частично обгоревшее тело было обнаружено на соседней стройплощадке. Детективу не удалось найти ни одного живого родственника Дрейпера, на фотографии которого был изображен робкий юноша девятнадцати лет с круглым лицом и короткими жидкими волосами.
Теперь взгляд Страйка переместился на полароиды, присланные Робин с фермы Чепмена, на которых была изображена голая четверка в свиных масках. Волосы мужчины, которого содомировал татуированный мужчина, возможно, принадлежали Дрейперу, хотя, учитывая возраст снимков, утверждать это было невозможно.
Под фотографией Дрейпера находилась единственная фотография Кевина Пирбрайта, которую Страйку удалось найти, — опять-таки из новостного сообщения о его убийстве. На ней был изображен бледный, извиняющийся молодой человек, кожа которого была испещрена шрамами от прыщей. Рядом с фотографией Кевина находилась фотография места убийства. Страйк в тысячный раз смотрел на выщербленный кусок стены и оставшееся на нем единственное слово “свиньи”.
Последние две фотографии на доске были самыми старыми: фотографии первой жены Джонатана Уэйса, Дженнифер, и фотографии Дайю.
Прическа Дженнифер Уэйс напоминала Страйку девочек, которых он знал в школьные годы в середине восьмидесятых, но она была очень привлекательной женщиной. Ничто из того, что удалось выяснить Страйку, не противоречило убеждению дочери в том, что ее утопление произошло совершенно случайно.
Наконец, он обратил внимание на фотографию Дайю. С размытого газетного листа на детектива смотрела она: умершая в возрасте семи лет на том же пляже, что и Дженнифер Уэйс.
Он отвернулся от доски и снова потянулся к телефону. Он уже неоднократно предпринимал безрезультатные попытки связаться с Хитонами, которые были свидетелями того, как Шери с криками бежала по пляжу после утопления Дайю. Тем не менее, скорее в надежде, чем в ожидании, он снова набрал их номер.
К его удивлению, после трех гудков трубку сняли.
— Алло? — сказал женский голос.
— Привет, — сказал Страйк, — это миссис Хитон?
— Нет, это я, Джиллиан, — сказала женщина с сильным норфолкским акцентом. — Кто это?
— Я пытаюсь связаться с мистером и миссис Хитон, — сказал Страйк. — Они продали свой дом?
— Нет, — сказала Джиллиан, — я просто поливаю растения. Они все еще в Испании. Кто это? — спросила она снова.
— Меня зовут Корморан Страйк. Я частный детектив, и я хотел бы узнать, могу ли я поговорить…
— Страйк? — сказала женщина на другом конце линии. — Вы не тот, кто поймал этого душителя?
— Это я. Я хотел поговорить с мистером и миссис Хитон об утоплении маленькой девочки в 1995 году. Они были свидетелями на дознании.
— Черт возьми, да, — сказала Джиллиан. — Я это помню. Мы старые друзья.
— Они скоро вернутся в страну? Я бы предпочел поговорить с ними лично, но если они не смогут…
— Ну, Леонард сломал ногу, понимаете, — сказала Джиллиан, — поэтому они остановились в Фуэнхироле надолго. У них там есть дом. Но ему уже лучше. Шелли думает, что они вернутся через пару недель.
— Не могли бы вы спросить, не захотят ли они поговорить со мной, когда вернутся домой? Я с удовольствием приеду в Кромер, — добавил Страйк, которому хотелось взглянуть на место гибели Дженнифер и Дайю.
— О, — сказала Джиллиан, в голосе которой слышалось волнение. — Точно. Я уверена, что они будут рады помочь.
Страйк дал женщине свой номер, поблагодарил ее, повесил трубку и снова повернулся лицом к доске на стене.
К нему был прикреплен еще один предмет: несколько строк стихотворения, которое было напечатано в местной норфолкской газете как часть воспоминаний убитого горем вдовца о своей умершей жене.
По волнам холодного моря в Кромере, словно бегущая могила,
Рядом с ней, когда она ударила,
На берег дикий ветер вихрями летит,
Вода черная обратно ее метила…
Образность была сильной, но она не принадлежала Уэйсу. При чтении этих строк у Страйка возникло ощущение, что он уже слышал нечто подобное, и, конечно, он отнес их к стихотворению поэта Джорджа Баркера “О спасении друга от утопления у берегов Норфолка”. Уэйс взял начальные