Джайлс, — сказал Тайо, похоже, удивленный и не слишком довольный.
— А, привет, Тайо, — сказал Хармон, улыбаясь.
В комнате за спиной Хармона произошло какое-то движение, и, к ужасу Робин, оттуда вышла Лин, выглядевшая растрепанной и немного больной. Не встретив ничьего взгляда, она быстро пошла прочь.
— Я не знал, что ты здесь, — сказал Тайо, продолжая держать Робин за руку.
— Прибыл сегодня утром, — сказал Хармон, которого, казалось, не обеспокоил тон Тайо. — Я заметил прекрасную возможность. Британская ассоциация творческих работников ищет спонсорскую поддержку для своего проекта “Этика и искусство”. Если ВГЦ не против, я думаю, мы могли бы наладить очень плодотворное сотрудничество.
— Это нужно обсудить на Совете, — сказал Тайо.
— Я написал папе Джею, — сказал Хармон, — но знаю, что он занят, поэтому решил приехать сюда и обсудить с тобой и Мазу практические вопросы. Думаю остаться на несколько дней, — сказал он, театрально вдыхая деревенский воздух. — После Лондона это такая блаженная перемена.
— Хорошо, но мы можем поговорить в доме на ферме позже, — сказал Тайо.
— О, конечно, — сказал Хармон с небольшой улыбкой, и впервые его глаза ненадолго остановились на Робин. — Увидимся там.
Хармон ушел, напевая про себя.
— Пойдем, — сказал Тайо и затащил Робин в комнату, которую только что освободили Хармон и Лин.
Обшарпанный интерьер с деревянными стенами занимал площадь примерно пятнадцать квадратных футов, и в нем доминировала двуспальная кровать, покрытая сильно испачканной и смятой простыней. На полу лежали две грязные подушки, а над кроватью на гибком шнуре свисала голая лампочка. В похожем на сарай помещении запах сосны и пыли смешивался с сильным запахом немытого тела.
Когда Тайо задернул тонкую занавеску перед раздвижными стеклянными дверями, Робин выпалила,
— Я не могу.
— Не могу что? — сказал Тайо, поворачиваясь к ней лицом. Его алый спортивный костюм обтягивал большой живот, от него пахло затхлостью; волосы были сальными, а заостренный нос и маленький рот никогда еще не казались такими крысиными.
— Знаешь что, — сказала Робин. — Я просто не могу.
— Это поможет тебе почувствовать себя лучше, — сказал Тайо, наступая на нее. — Намного лучше.
Он потянулся к ней, но Робин выбросила руку, удерживая его на расстоянии вытянутой руки с такой же силой, с какой она не дала себе упасть в бассейн для крещения. Он попытался оттолкнуть ее, но, когда она продолжила сопротивляться, сделал полшага назад. Очевидно, в нем еще сохранялась некоторая настороженность по отношению к законам за пределами фермы Чепменов, и Робин, все еще полная решимости оставаться в центре, если сможет, сказала:
— Это неправильно. Я недостойна.
— Я — директор. Я решаю, кто достоин, а кто нет.
— Я не должна быть здесь! — сказала Робин, позволяя себе снова расплакаться и добавляя в голос истерические нотки. — Ты слышал меня в храме. Все это правда, все это правда. Я плохая, я гнилая, я нечистая…
— Духовная связь очищает, — сказал Тайо, снова пытаясь протиснуться сквозь ее сопротивляющиеся руки. — Ты будешь чувствовать себя намного лучше после этого. Давай…
Он попытался взять ее на руки.
— Нет, — вздохнула Робин, освобождаясь от него и становясь спиной к стеклянным дверям. — Ты не можешь хотеть быть со мной, раз уж ты узнал, какая я.
— Тебе это нужно, — настойчиво сказал Тайо. — Здесь.
Он сел на грязную кровать и похлопал по месту рядом с собой. Робин преувеличила свое бедственное положение и зарыдала еще громче, ее причитания эхом отражались от деревянных стен, она позволила своему носу свободно течь, глубоко вдыхая воздух, как будто была на грани панического приступа.
— Контролируй себя! — приказал Тайо.
— Я не знаю, что я сделала не так, меня наказывают, а я не знаю за что, я не могу ничего исправить, я должнан уйти…
— Иди сюда, — настойчиво сказал Тайо, снова похлопывая по кровати.
— Я хотела этого, я действительно верила, но я не та, кого ты ищешь, я понимаю это сейчас…
— Это говорит твое ложное “я”!
— Это не так, это мое честное “я”.
— Ты сейчас демонстрируешь высокий уровень эгоизма, — жестко сказал Тайо. — Ты думаешь, что знаешь все лучше меня. Это не так. Поэтому ты и прогнала своего жениха, потому что не смогла усмирить свое эго. Этому тебя учили на лекциях: нет никакого “я”, есть только фрагменты целого. Ты должна отдаться группе, объединению… Сядь, — решительно добавил он, но Робин осталась стоять.
— Я хочу уйти. Я хочу уйти.
Она делала ставку на то, что Тайо Уэйс не захочет нести ответственность за ее уход. Предполагалось, что она богата и определенно красноречива и образованна, а это означало, что к ней могут отнестись серьезно, если она расскажет о своем негативном опыте общения с церковью. Самое главное, она только что стала свидетельницей того, как известный писатель выходил из комнаты уединения с девушкой, которая едва ли выглядела взрослой.
Голый свет, падающий от лампы верхнего света, высветил крысиный нос и грязные волосы Тайо. После минутного молчания он холодно сказал:
— Ты прошла духовную демаркацию, потому что отстала от других новобранцев.
— Как? — сказала Робин, добавив в голос нотку отчаяния и все еще не вытирая нос, потому что ей хотелось как можно сильнее оттолкнуть Тайо. — Я пыталась…
— Ты делаешь деструктивные заявления, как, например, тот комментарий о волосах Мазу. Ты не полностью интегрировалась, ты не справилась с простыми обязанностями перед церковью…
— Какими? — с неподдельным гневом сказала Робин, у которой каждый сантиметр тела болел после долгих дней ручного труда.
— Отказ от материалистических ценностей.
— Но я…
— Третий шаг к чистоте духа: отказ от инвестиций.
— Я не…
— Все остальные, кто присоединился к нам, сделали пожертвования в пользу церкви.
— Я хотела, — соврала Робин, — но не знала, как!
— Тогда надо было спрашивать. Нематериалисты предлагают свободно, они не ждут бланков или счетов. Они предлагают. Вытри нос, ради Бога.
Робин нарочито размазала сопли по лицу рукавом и громко, влажно шмыгнула.
— Я живу, чтобы любить и отдавать, — процитировал Таио. — Ты была создана как Даритель, как Золотой Пророк, но ты копишь свои ресурсы, вместо того чтобы делиться ими.
При этих словах его взгляд скатился по ее