От его слов мои глаза наполнились слезами, но это были слезы благодарности, словно отец простил меня за провинность и теперь я могла идти гулять в сад со спокойной душой.
В этот момент я настолько преисполнилась благодарности, что мне захотелось сделать что-то доброе. Все-таки беседы со святым отцом очищали, освобождали мою душу от тяжести.
— Могу ли я помочь чем-то, падре? — спросила я.
Святой отец приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, как послышался плач. Мы резко повернули головы и увидели маленькую девочку лет десяти. Худенькая, в коричневом широком платье с длинными рукавами, синем переднике и в серых башмаках на голую ногу она забралась на один из топчанов и плакала, размазывая слезы по щекам. Ее белокурые волосы спутались и сбились в колчаны.
Через мгновение мы с падре были возле нее и я прижала девочку к себе, поглаживая ее по голове, пока та плакала. Я ни о чем не спрашивала, пока, наконец, рыдания не превратились во всхлипы, а всхлипы в беззвучные толчки, которые тоже вскоре умолкли.
Она отстранилась и посмотрела на меня.
— Вы моя мама? — спросила девочка, и в ее глазах я увидела надежду.
— Что? — я тут же стушевалась. У меня не было своих детей, да и водиться с ними я не умела — мое жесткое заиндевевшее сердце навсегда закрыло вход для любви к детям. — Нет, я не твоя мама, извини.
Девочка опустила низко голову, теребя передник. Я вопросительно глянула на падре. Святой отец сел по другую сторону от девочки и взял ее ладошку.
— Клотер, дитя мое, тебе выпала доля быть божьим ребенком. Чем больше ты будешь искать мать в человеческих женщинах, тем больше ты будешь отдаляться от бога. Ты понимаешь меня? — спросил он ласково.
Девочка ответила, не поднимая глаз.
— Но я хочу обнять маму. Настоящую. Живую.
Падре лишь вздохнул и пояснил мне:
— Мать Клотер погибла еще два года назад, с тех пор девочка живет у нас в приюте.
Мне стало безумно жаль ребенка и я еще раз обняла ее в порыве чувств, целуя в макушку.
— Хочешь, мы с тобой поиграем? — предложила я. Все-таки в моем сердце оставалась нехоженая тропка, и может быть девочке удасться пройти по ней?
Клотер подняла глаза и улыбнулась.
— Давай я покажу тебе поле с ромашками?
— Нет-нет, — покачал головой падре. — Это слишком далеко. Сейчас отлучаться от приюта нельзя. Милая, — настойчиво, но мягко произнес он. — Если сестра Жюстина не против, ты можешь с ней поиграть, но помни, что любовь в сердце лучше всего хранить лишь к господу богу, ведь Жюстина хочет вскоре покинуть стены приюта.
Падре многозначительно взглянул на меня и в его глазах я увидела вызов, или мне показалось?
— Это правда? — белокурая девочка вновь посмотрела на меня и сердце опять сжалось. — Ты хочешь уехать?
— Ну что ты, не сейчас. Я побуду еще с тобой, как можно дольше. Договорились?
Клотер кивнула и вскочила с топчана, протянув мне руку. Мы взялись и пошли наружу. Перед выходом из комнаты я оглянулась на падре. Святой отец смотрел ласково и с улыбкой. Кажется, впервые я увидела в его глазах настоящую благосклонность ко мне и настоящую эмоцию. Карие глаза лучились улыбкой, а вокруг собрались мелкие морщинки, которые осветили лицо преподобного теплотой и уютом.
— Давай-ка мы тебя сперва умоем и расчешем, — посетовала я, глядя игриво на Клотер. — У молодой девушки должно быть всегда чистое лицо и аккуратная прическа. Разве ты не знала об этом?
Клотер с предвкушением помотала отрицательно головой и потащила меня на задний двор, где стояли лохани с водой. На заднем дворе царил порядок — весь мусор был убран, а в правом углу собралась целая охапка бреньев. Рядом два мужика по очереди рубили топорами стволы, так, что только щепки летели, и складывали чурбаны один на другой. На нас они не обратили никакого внимания, и я принялась осторожно обтирать лицо Клотер.
Девочка стояла послушно, поглядывая на меня. Наконец, она сказала:
— Обычно у сестер нет на меня времени, много сил забирает сострадание, быт и молитвы. Зато Корби сделал мне деревянную куклу, я потом тебе покажу ее. У нее даже волосы есть — Августина сшила их из кусочков мешковины.
— Вот как! — улыбнулась я и оценила результат своей работы. Лицо у девчушки посветлело, а голубые глаза яркими блюдцами сверкали на свежевымытом лице. — Кажется, ты даже белее стала, — рассмеялась я и Клотер захихикала в ответ.
Затем я достала из кармашка заранее приготовленный гребешок и принялась вычесывать длинные белокурые волосы. Иногда это удавалось сделать с трудом, но вскоре они мне поддались и я даже навертела два высоких пучка на голове.
Посмотрев на себя в отражении воды в бадье, Клотер засмеялась:
— Какая смешная прическа! Но мне очень нравится!
— Там, где я живу, такие прически носят очень часто.
— А где ты живешь? — с любопытством спросила девочка.
Я замялась, но потом сразу же нашлась, что ответить:
— Я живу в большой-большой стране, где все девочки ходят в штанах и джинсах, а еще делают вот так, — я вскочила и продемонстрировала танец маленьких утят.
Клотер тут же принялась повторять его за мной, смеясь и напевая неизвестную мне песенку. Наконец, мы довольные остановились у забора, наблюдая за работой мужиков, рубивших дрова.
— Спасибо, мисс Жюстина, — наконец, сказала Клотер. — Ты мне нравишься.
Я лишь улыбнулась.
— Обычно я никому не нравлюсь, но очень рада, что хотя бы один человек хочет со мной играть, — усмехнулась я. — Расскажи о себе. Как ты обычно любишь проводить свое время?
Клотер ловко подкатила ногой небольшую деревяшку и принялась ходить по ней, я же придерживала ее за руку, что помогало ей удерживать равновесие. От ее грусти не осталось и следа.
— Утром я просыпаюсь, затем у нас утренняя молитва и завтрак. После завтрака я помогаю настоятельнице или сестрам в приюте. Если к нам кого-то привозят или он приходит сам, то часто ему нужна помощь. Много раз привозили раненых солдат, а один раз к нам дошел даже один больной бродяга. Он был болен какой-то заразой, от чего много людей потом умерло, в том числе и жена падре — Матильда. Она была очень хорошей.
Я удивилась.
— У него была жена? Но я даже не думала, что священникам можно иметь жену.
— Ну да, — кивнула Клотер. — Только тогда святой отец был еще не священником. Он был обычным прихожанином.
Девочка замолчала, но я видела, что она хочет еще что-то рассказать мне.
— Значит, после смерти Матильды он решил принять сан?
Клотер спрыгнула с бревна и потащила меня за руку за пределы заднего двора.
— Ты же помнишь, что сказал падре? Нам нельзя далеко отлучаться, — воскликнула я, — да и завтрак скоро. Ты же хочешь есть? Наверняка хочешь, ты же ребенок.
Клотер притащила меня в заваленному огромному дубу, который еще не успели забрать и распилить. Его плотная листва от легкого ветерка шевелилась словно живая субстанция, а когда мы юркнули внутрь, то сразу же скрылись от посторонних глаз.
— Я тебе кое-что расскажу, но обещай никому не говорить, хорошо? — сказала Клотер и прижала палец к своим губам.
— Конечно! — ногтем большого пальца я зацепила передний зуб, давая таким образом клятву. Клоттер хихикнула и тут же повторила этот жест.
— Наш священник раньше был на стороне повстанцев. Они до сих пор иногда приходят в наш приют тайком. Никто не знает, но по ночам мне часто страшно спать одной. Я просыпаюсь и иду в комнату к одной из сестер. И бывает, что я слышу, как они приходят к нему.
Я широко раскрыла глаза.
— Повстанцев? Но почему ты решила, что это они?
— Я узнала одного из них. Моя мама… Она была с ними заодно, затем ее убили в стычке с кавалерией. Этот дядя, кажется, его звали Берналь, часто приносил мне фрукты.
Я пробормотала:
— Вот дела! Ты слышала, о чем они говорят?
Клотер покачала головой.
— Нет, я боюсь, что кто-то заметит меня. Святой отец очень добрый, но если они прознают, то я боюсь, что они могут отдать меня дракону. Ведь он на их стороне!