границ нет – ни цепи гор, ни больших рек; остается искать иных оснований в самой жизни народа, в его быте. <…> Там, где народ исповедует православие, говорит языком, более близким к русскому, чем к польскому, там, где он сохранил русский крестьянский быт, мир, сходку, общинное владение землей, – там он, вероятно, захочет быть русским. Там, где народ исповедует католицизм или унию, там, где он утратил общину и общинное владение землей, там, вероятно, сочувствие с Польшей сильнее, и он пойдет с ней.
Но скажите, что же мы за наследники Венского конгресса, что будем расписывать, какая полоса земли куда принадлежит, не просясь людей, на ней живущих. Да ведь так парижские дипломаты недавно совещались о том, что следует желать и чего не следует желать румынам в Молдо-Валахии»[146]. То есть Герцен считал, что границы должны проводиться согласно воле крестьян.
Неудивительно, что эта работа вызвала много резких откликов у поляков, некоторые из них прямо написали Герцену, что они думают о его проекте. Отголоски этих польских писем имеются в более поздних статьях Герцена. Так, он сообщал, что польские инициативы выглядят весьма типичными: они сводятся к тому, что славянский мир можно поделить на две части – польскую и русскую; польское государство должно включать в себя территорию Турции и по возможности бороться против германского владычества. А «поприще» русского государства – владение «плоскостью Азии до Тихого океана». Противоречия возникали по поводу территорий западных славян и Украины. Один из польских корреспондентов Герцена считал, что «России скорее надобно распустить части, чем притягивать их к средоточию», поэтому Польша должна взять под свое покровительство западных славян, а Украине надлежит, по крайней мере, отделиться от «поприща» России.
Герцен же возражал против такого раздела славянского мира: «…Польша держала себя довольно далеко от западных славян, она на них смотрела свысока и равнодушно. Вот отчего, при развитии идеи панславизма, западные славяне обратились с своими симпатиями к России»[147]. Он даже задавался в связи с польскими инициативами вопросом: «…разве мы не имеем права идти мыслью дальше завтрашнего дня – и тогда естественно представляется вопрос, зачем эти три славянские федерации или государства (Россия, Украина и Польша. – Ф.Х.), вопреки стремлению других народностей, остаются посторонними, неужели так мало сродства в их крови, что они не ищут союза?»[148] Ответ на этот вопрос был для Герцена очевидным: «Но если до него (такого союза. – Ф.Х.) надобно дойти рядом разных независимых форм и отдельных сочетаний, я все же не вижу, отчего не иметь будущий союз в виду как идеал, как широкую, покойную гавань?»[149]
Словом, Герцен рисовал картину общей славянской федерации, не выделяя в ее составе каких-то отдельных государств, но в то же время подчеркивая свободу ее составных частей. В статье «Русским офицерам в Польше» он даже назвал Сибирь примером такой федерации: «С своей стороны, поляки должны понять, что сохранить тот же федеральный союз будет стремлением не только правительства русского, но и всего русского народа. <…> Если б Сибирь завтра отделилась от России, мы первые приветствовали бы ее новую жизнь. Государственная целость вовсе не совпадает с народным благосостоянием»[150].
Однако герценовская теория славянской федерации была воспринята современниками, особенно за пределами России, как очередной амбициозный гегемонистский проект. А вот на молодых русских революционеров она оказала серьезное влияние, и они впоследствии стали ее развивать и перерабатывать. Такой итог теории славянской федерации ее создатель вряд ли мог предвидеть.
Глава 2
Федерация и революция у М.А. Бакунина
Историография
Первые исследования, посвященные личности М.А. Бакунина и его идеям, появились еще в конце XIX в., и их авторами были русские марксисты, продолжившие критику бакунинских идей вслед за К. Марксом и Ф. Энгельсом. Они делали упор на «политическую вредность его идеологических целей» и, «указывая на опасность бакунизма для развития пролетарского движения», эти авторы «рассматривали его как своеобразную теорию – смесь прудонизма с коммунизмом, как утопию»[151]. Наиболее яркими критиками Бакунина из представителей этого поколения стали Г. В. Плеханов и В. И. Ленин. Из работ Плеханова на этот счет следует отметить «Наши разногласия» и «Анархизм и социализм» [152], а из работ Ленина – «Анархизм и социализм»[153], «Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции»[154], «Партийная организация и партийная литература»[155] и др. В работах Плеханова бакунизм проанализирован систематически и дотошно, а в статьях Ленина можно найти несколько характерных оценок идей Бакунина марксистами того времени. Взгляды и оценки Плеханова и Ленина оказали влияние на более поздние работы, написанные уже в 1920-х гг. и сосредоточенные преимущественно на полемике между Марксом и Бакуниным в I Интернационале.
После 1917 г. вышел ряд изданий – как самого Бакунина, так и посвященных ему работ.
Прежде всего следует назвать пятитомник избранных сочинений мыслителя, выпущенный издательством «Голос труда». В целом его можно охарактеризовать как качественное издание ряда важнейших бакунинских произведений. В 1920-е гг. вышел сборник «Михаил Бакунин. 1876–1926. Неизданные материалы и статьи»[156], в котором были представлены статьи известных историков того времени – М. П. Сажина, Ю. М. Стеклова и В. П. Полонского. Стеклов главным образом анализировал международную деятельность Бакунина, а Полонский – коммунистические тенденции в его мировоззрении. Следует отметить, что взгляды авторов сборника во многом расходились.
В бакунинскую тему внес вклад и В. Я. Богучарский с его упомянутой выше работой «Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг. XIX века». Что же касается трудов П. А. Берлина[157] и Г. П. Чулкова[158], то они в большей степени преследовали пропагандистские цели, нежели научные.
Таким образом, историки на протяжении длительного времени – с конца XIX в. и фактически до начала Великой Отечественной войны – главным образом сосредотачивались на создании биографии Бакунина и критике его идей с классовых позиций. Системного исследования взглядов Бакунина тогда еще не проводилось.
В 1960-х гг. произошел новый всплеск научного интереса к взглядам Бакунина, что было обусловлено «оттепелью» и появившейся возможностью хотя бы в общих чертах изучать политические концепции, отличавшиеся от марксизма-ленинизма. (Тем же самым был обусловлен и следующий приступ внимания к наследию Бакунина – уже в годы перестройки. Можно сказать, что каждый раз вместе с началом процессов общественного обновления возникает потребность в новом прочтении теорий левого движения и работ классиков марксизма. В этом же контексте находится и запрос на Бакунина.)