* * *
Мир богатый и вместе — убогий,Упрекать, осуждать не берусь.Ухожу по вечерней дороге,А по утренней, может, вернусь.
Так живите и пойте, и пейте,Не бросайте обыденных дел.А меня никогда не жалейте —Я такого всегда не терпел.
Укрепиться бы самую малость,Удержаться ещё на лету…Но такая настигла усталость,Придавила — невмоготу.
И уводят усталые ногиПо вечерней дороге,Где рассыпаны горечь и грусть.Но по утренней, может, вернусь…
* * *
Ещё мы в землю не легли,И хоть порою пьём за что-то, —Не наши в море корабли,Не наши в небе самолёты.
Сощурим слабые глазаНа этом берегу высоком.Уже не наши парусаБелеют на воде далёкой.
Деревья старые молчат —Под ними жизнь дышала наша.Пусть руки тонкие внучатНам беззаботно вслед помашут.
Кончается двадцатый век —Его смертельная работа.Быть может, из грядущих тех,Единственный, поймёт нас кто-то.
Уйдём без вздохов и без слёз,Согретые последним светом,Мы, в сущности, — уже навозДля нового тысячелетья.
Фотохроника
Вот я стою без печали и горя,В шортах, босой, налегке —На берегу Средиземного моря,С банкою пива в руке.
Счастье и в этом мгновении малом —Не у Богов на пиру —Вот я склонился над жарким мангалом,Вот я стопарик беру.
Жаль, что не запечатляются звуки,Запахи, ливня помол.Вот, как ровесник, играю я с внукомВ шахматы или в футбол.
Вот я с похмелья — отвратная морда, —Грустный еврейский казак.Вот при параде — трезвый и гордый,В галстуке — полный дурак.
Короток всё-таки век человечий,Bсe — к одному рубежу.Вот я, младенец, на шкуре овечьейПопкою кверху лежу.
Вот я смеюсь, как будто рыдаю,В свете осеннего дня.Вот моя мама — совсем молодая, —Это ещё — до меня…
Наследство
По военной, давней,Горестной привычкеЗапасала мамаМыло, соль и спички.
Как бы там ни было,Что бы там ни было —Про запас лежалиСпички, соль и мыло.
Жизнь учила мамуТой суровой школе:Припасать на случайМыла, спичек, соли.
А когда скончаласьМученица-мама,Мне добра досталосьОт неё немало.
Для чего нам столько,Мы не понимали,Но лет пять тем мыломМылись и стирали.
Мы б и без запасовЭто время жили,Но лет пять той сольюМы еду солили.
А огонь от спичек,Запасённых мамой, —Главное наследство —Зарево и пламя.
Так тепло и сытно,Чисто в доме былоС этой старой солью,Спичками и мылом.
* * *
Утром свечу зажигаюВот уж пятнадцать лет.Двадцать восьмое мая —Мама была. И — нет…
Двадцать восьмое мая —Горьким стал сладкий хлеб.Двадцать восьмое мая —Мир для меня ослеп.
Двадцать восьмое мая —Мамин последний вздох.Двадцать восьмое мая —Мир для меня оглох.
Лишь иногда ночамиВдруг подступает тьма —— Мама! — кричу я. — Мама!Двадцать восьмое Ma…
Вспоминается…
Выкормыш Советского Союза,Блудный сын Израильской земли,Я лежу у моря, грея пузо,От земли украинской вдали.
Без меня к воде склонились вербы,Буг течёт. На левом берегуДруг остался — может, самый первый.Я слетать всегда к нему могу.
Надо б поскорей, покуда силыНе покинули совсем меня.Постоять у маминой могилы,Утонувшей в буйных зеленях.
Там, где я слагал простые песни,Где картошку шевелил в золе,Кореша мои уже до пенсийДожили. А многие — в земле.
Край, где я росою умывался,Пробовал держаться на волне,Хорошо бы ты меня дождался.Может быть, приеду по весне.
Я пройду по улице Привозной,По Таврической, Большой Морской.И, наверно, встречусь слишком поздноЯ с одной девчонкой заводской.
Поклонюсь ей, словно важной даме,Тихо вспомню юные года.И скажу ей: «Я приехал к маме.»К ней, одной, — не поздно никогда.
* * *
Уже, наверное, недолгоКоптеть меж небом и землёй.Меня сгубило чувство долгаПеред семьёй.
Я вил гнездо, я стены ставил.И в суете пустяшных делЯ крыльев так и не расправил,Я в небо так и не взлетел.
Я делал всякую работу,Не отрываясь от земли.
…На старых черно-белых фотоБелеют паруса вдали.
Люби меня
Люби меня, друг мой, на одре последнем.Как будто на свадебном ложе весеннем.Люби меня, милая, с той простотой,И с той красотой.
Пусть высохли слезы любви и разлуки,Пусть вялыми ветками высохли руки.Пусть лоно твое, как осенняя пашня —Люби меня, милая, силой вчерашней.
Я сын Сталинграда и минного поля,Я вспыльчив — такая уж выпала доляТебе.А когда я угасну навеки,Люби не мужчину во мне —Человека,Который до всхлипа любил и до вздохаЕдиную женщину грязной эпохи.
И верен ей был так на одре последнем,Как будто на свадебном ложе весеннем.
* * *
Жена моя — моя душа,Давай простимся не спеша.Ведь мы с тобой порядок любим,Простимся, как родные люди.
Когда придёт ко мне тот день,Попроще что-нибудь надень,Домашнее.И дай мне рукуНа долгую разлуку.
Я вспомню Первую ВеснуС тобою вместе.…И усну.
* * *
Ничего не случилось, но что-то,Что-то дрогнуло всё же в груди.Снег прошел на Голанских высотах,Над Хермоном пролились дожди.
Это вздрогнула дальняя память,В те пределы меня увела,Где под Выборгом в зиму я падал,Где над Ладогой вьюга мела,Где в асфальтовых водах БалтийскихГнали юность мою на убой,Где без страха, но не без рискаШёл в учебный, но всё-таки в бой.
Элогейну, мой Боже пречистый,Не виновен пред ликом твоимВ том, что некогда был коммунистом,Что глотал тот удушливый дым,Что поверил я мифу, который(А не веришь — так сам прочитай)Сатаной был украден из Торы.
…Элогейну ата адонай[12].
* * *
Куда бреду, куда гребу,В какие залетаю выси?Восстановить мою судьбуНе сможет некий летописец.
Я видел много разных странИ удивительных событий.Я знаю Тихий океан,Атлантику и Ледовитый.
Но Богом всё же был храним,И вырван из других объятий,Чтоб город ИерусалимУвидеть на своём закате.
* * *
Если память и сердце грешат,Забывая пейзажи и лица, —Ничего не забыла душа,Даже если слегка притвориться.
То, чего не расскажут слова,То подскажут случайные звуки,Различимые ночью едва, —Эти признаки давней разлуки.
Под дневною бравадой моей,Болтовнёю незначащей, развеРазличишь горечь прожитых дней?А тем более, ежели — праздник.
И взлетает душа из окна,Чтоб себе же самой и присниться.Ничего не забыла она,Даже если слегка притвориться.
Природа без названия