Сейчас было самое время всласть налюбоваться ею. Должно быть, Марион снился хороший сон, потому что лицо ее было безмятежно и чертовски обольстительно: яркие, как ягоды, губы, гладкая кожа, носик с россыпью веснушек… Она была похожа на спелый плод, сочный и сладкий, который только и ждет, чтобы его с наслаждением съели. И он непременно так и сделает…
Марион была Хайлендом, воплощенным в женскую сущность и плоть. Дикой кошкой, которую не терпится приручить. Переменчивым шотландским небом, временами непроницаемо-темным и облачным, временами – грозовым, неспокойным. Ему нравился ее смех, похожий на журчание прохладного источника, бьющего из-под земли и весело стекающего по склону холма. И ее глаза… В глазах Марион ему виделось яркое безоблачное небо, каким оно бывает в погожий летний день. Ее тело… Он познавал его, как в свое время познавал родные ландшафты Хайленда. Горы и долины, то обрывистые, то пологие. Земля, которую он любил и теперь надеялся освоить, открывая все новые грани счастья…
«О моя нежная Mòrag… Мое солнце – горячее, обжигающее. Центр моей вселенной». Эта женщина была как поэма. Он поцеловал огненную прядь волос на подушке, освещенную солнцем, и вдохнул ее запах. Острый и сладкий, горьковатый, нежный и в то же время пряный, пьянящий. Дункан закрыл глаза, чтобы прочувствовать все его нюансы. Этот запах порождал в нем море ощущений – причудливых, новых.
Под одеялами их с Марион тела – переплетенные между собой, утомленные восторгами плотской любви – купались в ощущении приятного тепла. С растущим ликованием Дункан открывал для себя женщину, не обремененную стыдливостью, которую ему постоянно приходилось преодолевать с другими, что делили его ложе. И удовольствие Марион во время занятий любовью не было наигранным. Казалось, она испытывает неутолимую потребность получать и дарить наслаждение. Дункан с тревогой подумал, сможет ли он всегда давать ей желаемое. Словом, в ней было все, о чем он мечтал.
Марион повернулась и что-то пробормотала во сне. Что ей привиделось? Она облизнула губы, и они тут же сложились в соблазнительную улыбку. Кто ей снится? Его собственные сновидения населяли адские картины, пережитые на поле боя. Он видел смерть и перепуганные глаза солдат, чьи тела сам вспарывал мечом. Просыпаясь, он радовался тому, что Марион рядом. Дункан всмотрелся в ее удивительное лицо. Перламутровое сердечко в ореоле огненных волос… «M’aingeal dhiabhluidh…» Да, именно такой он видел ее с самого первого дня. Ангел и дьявол в одном лице. Медовая улыбка и жгучий язык… Невинный взор и острый ум. Женщина-загадка. «Кто же ты на самом деле, Марион Кэмпбелл?»
Снова закаркал ворон, отвлекая Дункана от его мыслей. Почему-то вспомнились недавние события. К этому времени документ должен был уже быть в Финлариге, а значит, в безопасности. Невзирая на происки сына герцога Аргайла, они преуспели. Теперь Марион может спать спокойно у него в объятиях. Пережив неприятное приключение по дороге к трактиру, они застали там Макгрегора и его людей за кружкой пива. Дело уладилось ко всеобщему удовольствию: Роб сам вызвался доставить документ в Бредалбэйн.
Они хорошенько подкрепились, и Дункан привез наконец Марион в свою долину, в дом, построенный у горы Эн-Ог, недалеко от озера Ахтриохтан. Дом у него, конечно, был очень маленький, но весной он решил непременно пристроить к нему настоящую кухню с печью, чтобы выпекать хлеб, и сарай для животных. Они приехали на рассвете. В укрытом снежной шапкой доме было ужасно холодно. Они разожгли огонь в очаге и прыгнули под одеяла, где, прижимаясь друг к другу, очень быстро согрелись. Надо признать, что от их сумасшедших кульбитов скоро стало теплее и в комнате. Пульс Дункана ускорился при одном только воспоминании. Марион трепещет под ним… Марион вскрикивает от удовольствия, и ее слова легким белым облачком срываются с губ…
Ей здесь понравится, в этом Дункан был уверен. Для него это было лучшее место на свете. В детстве отец часто приводил их с братом сюда купаться. Потом, когда подросла и Франсес, они стали приходить втроем – побеситься и порыбачить. Воспоминания заставили его улыбнуться. Когда леска у Франсес натягивалась, они с Ранальдом начинали ее пугать, что это Each Uisge[96] попалась на крючок. И если она, Франсес, будет тянуть удочку, то водяная лошадь выйдет и заберет ее с собой на дно озера, а оттуда еще никто не возвращался. Каждый раз сестренка бросала удочку и с криком бежала в деревню, оставляя им свой улов.
Больше никогда они с Раном вместе не пойдут на рыбалку… Дункан очень скучал по брату, по его шуткам. Восстание и события, за ним последовавшие, занимали почти все его мысли, поэтому только теперь он понял, какую пустоту в душе оставила после себя смерть брата. Теперь он вернулся домой, в Гленко…
Он обвел взглядом единственную комнатушку своего скромного жилища. Щели между камнями были заложены глиносоломой и торфом. В стене, выходившей к озеру, было два окошка, по зимнему времени затянутых кожами и закрытых деревянными ставнями, однако он пообещал себе, что застеклит их ради Марион. Его гордостью был настоящий камин, который Дункан соорудил сам, не желая загромождать комнату чадящим очагом, подобным тем, какие было принято делать в центре самой большой комнаты в доме. Потолочные балки из отборной древесины поддерживали крышу, крытую вереском, который он сушил целое лето, а потом закрепил прочными пеньковыми веревками. Разумеется, дом его совсем не походил на замок, и было бы глупо сравнивать его с усадьбой лэрдов в Гленлайоне. Однако он был крепким и обещал стать надежным пристанищем, чтобы жить там и заниматься любовью.
Самый ближний соседский дом находился в двух километрах, в деревне Ахнакон. Как и отец, Дункан любил одиночество, поэтому выбрал это удаленное место. Ранальд, влюбленный в Дженни, будущей весной тоже хотел начать строить себе дом…
Дункан зарылся лицом в рыжий шелк волос и крепче обхватил талию спящей девушки. Маленькая ножка коснулась его щиколотки, опустилась вниз, к ступне. Кровать была довольно-таки узкой, но Марион нравилось спать, прижимаясь друг к другу.
Новая мысль омрачила его безмятежное счастье. Элспет… Он так и не рассказал Марион о ней. Как она к этому отнесется? Конечно, Марион догадывалась, что до нее у него были женщины. Но могла ли она заподозрить, что здесь, в родной долине, одна из них с нетерпением ждала его возвращения? Марион никогда ни о чем подобном у него не спрашивала. Быть может, она думала, что у него и не было никаких серьезных привязанностей? Эта мысль почему-то вызвала у Дункана неудовольствие. Нет, лучше было бы, если бы он рассказал ей об Элспет раньше… Однако он снова и снова откладывал разговор на потом, каждый раз говоря себе, что это может подождать еще денек. Теперь время отговорок безвозвратно ушло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});