Но — мой миг настал. Расставленные ноги напряглись и переместились, наверху потемнело, и вода хлынула холодной струей. Она приготовилась убить. Я прямо почувствован своими узкими плечами, куда придется удар, и сжался в ожидании, словно опутанный заклятьем В следующее мгновение раздался всплеск, снизу поднялась муть, наверху в буйстве движения и силы зашумела вода, что-то забило по поверхности, вода закружилась водоворотом, и стало светлее. Тяжесть упала с моей души — тощие костлявые ноги речной убийцы исчезли, и тень, лежавшая на мне, сменилась внезапной переменчивой радугой яркого света.
Когда рябь улеглась и муть осела, я снова был один в чистом прозрачном потоке. Я почувствовал такое облегчение, какое чувствует земля после яростных весенних бурь, когда снова появляется солнце Медленно выплыв на свет, я посмотрел вверх из-под гладкой поверхности заводи в чистое небо. Я не замечал никаких следов присутствия моего преследователя или какого другого живого существа. Никого — только высоко надо мной парила на широких крыльях, поднимаясь по спирали, какая-то птица.
Поначалу я принял ее за Моргану, Прачку у Брода, улетающую прочь в каком-нибудь колдовском обличье. Но потом я увидел, что это могучий орел, золотой, блистающий. Я следил за ним своим бледным глазом, пока он не поднялся прямо к пылающему шару солнца в зените — ослепнув, я больше не мог различить золота на золоте.
Несомненно, это повелитель небес спугнул ту, от чьего неумолимого преследования я никак не мог скрыться. Но я не мог терять времени: мне предстояло еще долгое путешествие, и кто знает, не начнется ли преследование снова? Она знала каждое мое движение, я был в этом уверен. Перед моим внутренним взором река лежала словно на карте, а в нее все время внимательно всматривалось сверху злобное око Морганы, с язвительной легкостью отслеживая каждое мое движение.
И все же я дважды убежал от нее и буду убегать, пока смогу. Я должен добраться до места до заката. Только тогда я смогу выйти из бесформенной стихии, где все преимущества в опыте и силе на стороне моего врага.
Миля за милей я то плыл на пределе усталости, то отдавался на волю течения Жалкий страх гнал меня, и я старался больше, чем мог. Внезапно я оказался там, где река описывала излучину, протекая среди ровных лугов, настолько низких, что она широко растекалась, затопляя берега, так что мне порой трудно было понять, куда плыть. Солнце клонилось к западу, затопленные ольховины и тополя отбрасывали все более длинные тени, указывая мне путь. Я был почти на месте, и минутная передышка прибавила бы мне сил для последнего рывка.
Припомнив одно из своих маленьких убежищ, я нашел хорошенький затон там, где два больших дерева упали друг на друга и теперь лежали, догнивая, поперек течения. Бобры натащили туда бревен, ветвей и листьев, чтобы построить крепость. Они и сейчас занимались своим делом. Как я часто слышал от охотников, бобры обычно выставляют часовых на ивовых плетеных башенках на стенах своего каэра. Потому я подумал, что, какое бы обличье ни приняла Моргана, подбираясь ко мне, она потревожит этот работящий народец, чье возбуждение или внезапное молчание, в свою очередь, предупредит меня.
Мой затон был светлым и просторным, но несколько отдельных камышинок — недостаточное укрытие для врага. Я был научен горьким опытом и держался настороже да к тому же усвоил кое-какие уловки. На мертвом теле родительского ствола все еще цвела живая ветвь, бросая пятнистые тени в глубину, где я и притаился. Мой бок тоже был в пестрых пятнах, и я повернулся к свету так, чтобы меня было не отличить от фона моего убежища. Я приноровился к движению воды. И цветом, и движением я во всем походил на окружавшую меня стихию и потому вообразил, что моя злобная преследовательница не скоро найдет меня в этом временном Убежище.
Над твердью моего водного мира стремительно мелькали или зависали стаи стрекоз и красоток, блестя голубым, зеленым и красным, их сверкающая броня казалась стрелой живого сияния среди размытого дрожания их крыльев. Я восхищенно созерцал различие между неподвижным блеском их висящих в воздухе тел и неразличимыми бесчисленными взмахами их прозрачных крыл.
О, Ты с Верной Своей Рукой! Именно в мельчайших тварях земных в совершенстве отражено чудо Твоего творения! Но пляски Дивного Народа под луной не более великолепны, чем порханье этих ярких существ: это танец лунного времени. И все же где зачаты и рождены эти беспечные создания света и воздуха? Разве не в иле, пене и гниющих останках, осевших на речное дно, не в смрадном нутре Бездны Аннона? Кто, как не Ты, о Божественный, мог создать такое чудо искусства, более великое, чем работа искуснейшего златокузнеца, который с заговорами изготавливает королевскую брошь из того, что некогда лежало в заточении в подземной скале?
Даже теперь видел я одну из их личинок, медленно и болезненно волочащую свое тело по прямому стеблю желтого ириса, слепо тычась и резко контрастируя с золотым цветком наверху, чье улыбающееся лицо всегда восхищенно обращено к отцу — садящемуся солнцу Тяжеловесной и омерзительной была тварь, вышедшая из отбросов разлива. Смрадный ил все еще цеплялся к ее неуклюжему, длиннобрюхому телу. Неужели эта мерзость, порожденная первичной грязью, вылезшая из ее гадкой кожуры, может стать вот этим воздушным созданием, изящным и прекрасным? Да, поскольку именно из хаоса, из мешанины девяти форм элементов, из сути земли Ты создал чародейные стихи, источник ауэна, чье вдохновение струилось над просторами вод, покуда на пенистом гребне девятого вала совершенные формы, таящиеся в Твоем Котле Поэзии, не стали первоцветами и цветами холмов, пятнистыми оленями в папоротниках, орлами, размах крыльев которых в полете покрывает шестьдесят серебристых рек.
Так спокойно текли мои мысли, пока вдруг они не улетучились в единый миг — бобровый народец, что все время болтал за своей бесконечной работой, внезапно замолк и быстро попрыгал в воду. Мгновением позже с берега донеслось низкое ворчанье и тяжелое хлюпанье сильных ног по грязи. Спокойная поверхность моего убежища содрогнулась, и появилось щетинистое рыло дикой свиньи с кривыми саблями клыков. Она пришла утолить жажду.
Хотя мне нечего было бояться ее дикой силы, предчувствие беды охватило меня целиком с такой силой, что я неосознанным рывком увильнул в сторону. Так я ненароком ускользнул от опасности, более страшной, чем два прежних нападения, которые мне выпало пережить по дороге. Мне врезалось в сознание жуткое видение: прямо в лицо мне страшным взглядом смотрит личинка стрекозы, чей неуклюжий подъем привлек мое внимание мгновением раньше. Это уже не была покрытая илом неповоротливая ползунья из моих созерцательных размышлений. С неожиданной внезапностью она сорвалась со своего насеста и устремилась к моему открытому брюшку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});