Пока Руфин говорил, из клубов серого тумана вынырнула луна и медленно поползла вверх. Я увидел, как блеснули глаза старого офицера, когда он повернулся, чтобы уйти. Я ничего не сказал, но ощутил неожиданный приступ боли вроде того, что испытал, когда принцесса, супруга Эльфина, повернулась ко мне, прося помощи, в своей комнате во Вратах Гвиддно на Севере. Есть во всем этом что-то жалкое, порой невыносимое, и на миг я ощутил бессильное возмущение своим одиноким уделом, доставшимся мне в час моего зачатия.
Темна река, и берегаВ гнилых лохмотьях тростникаИ жалоба моя горька —Неси же вдаль ее, река.Мой бык сражений, светоч дня,Владыка, поддержи меня,Столп воинств, зов мой не забудьИ укажи Руфину путь!
Как бы то ни было, что толку роптать понапрасну? Невозможно остановить мимолетное мгновение тепла у очага вождя, как и перегородить тот бурный поток, что все время идет по пятам за мной. Как канатный плясун, показывающий свое искусство держать равновесие, я должен направлять каждую мысль на неотложное дело или все падет в одночасье, как твердыня короля Гуртейрна в горах Эрири. Под ногами во мраке я слышал торопливое журчанье реки, которую поутру должно перейти войско Мэлгона. Граница опасности.
За нами лежали королевства Кимри — край закона, где каждое племя жило под упорядоченной властью предсказанного пророчеством короля, обвенчанного с землей, властью, подпирающей небеса своим священным Древом. Там, наверху, где Древо встречается с Небесным Гвоздем, тоже есть своя королевская власть. Там, за усеянным звездами куполом небес, наполовину скрытым злыми облаками, боги играют в великий гвиддвилл, а ставкой в игре служит судьба мироздания. А здесь, под ними, — Монархия Придайна, окруженная врагами, и пешки двигают ее короли. И на небесах, и на земле все окончится битвой, огнем и потопом, и для нас это время быстро приближалось.
Но только лишь Ардеридд стоит того, чтобы житьИ пасть в последней войне в последней из битв.
А за Темис земля была во тьме, пустая, населенная дикими животными и разграбленная людьми, души которых были клыкастыми и косматыми, как волки или дикие коты. Там хаос, низложение законных королей, распад родственных уз, разрушение городов, отец поднимает меч на сына, а сын на отца, брат спит с сестрой. Как заливные луга, что слабо блестели в лунном свете, эта хмурая Пустынная земля была ни водой, ни сушей.
Передо мной разливалась река, некогда священная, некогда приносившая благословение усыпанным цветами лугам, плодородная, подобная тропе Каэр Гвидион в ночном небе. Ни одна нечистая тварь из эльфийского кургана не могла пересечь ее целительных вод, и даже сейчас была она преградой злобным ордам Кораниайд и их союзникам, океанским бродягам, людям Ллоэгра, ивисам.
Мне очень не понравился недобрый взгляд мрачной Прачки у Брода. Ее слова холодом запали мне в сердце, и я никак не мог от него избавиться. Как я понимал, они были и предостережением, и насмешкой. «Псы Гверна, бойтесь Мордвидд Тиллион!»
Что за Псы Гверна, что за Мордвидд Тиллион? И разгадать смысл этих слов должен был я. Должен был разгадать, чтобы светло одетое воинство Придайна не поглотила грядущая бездна. Есть дурное место в проливе Менай, что между Арвоном и Мэлгоновым островом Мои, знакомое всем мореплавателям. Это стремительный водоворот среди бурных волн, уродливый провал в глубь океана, который называют Пуйлл Керне. В ревущей его глубине затаился Морской Глот. Ждет он проходящий корабль, чтобы затянуть его в клыкастую бездну своих челюстей. Я, Мирддин маб Морврин, ныне лоцман, ведущий наше судно сквозь беды, и это мне предстоит осторожно провести его по опасному краю.
Сорок лет провел я, растворившись в водах океана, и наставлял меня мудрый Лосось из Ллин Ллиу. И мое явление в конце этого испытания на поверхности залитого солнцем моря Регед стало для меня возрождением и воскрешением. Но даже когда я в муках висел на колу в запруде Гвиддно, я знал, что это предвещает для меня время испытаний и страданий. Теперь я должен на некоторое время вернуться к бесформенности, чтобы силой богини[112] очиститься и возродиться, пройдя посвящение и обретя целостность и понимание.
Я стоял на границе всего. По левую мою руку небо слабо бледнело. Я увидел, что стою на земле, но в воде, не в ночи, но и не среди дня, на границе между королевской властью и хаосом. Река стала пределом всего, валом, который надо преодолеть, чтобы орды Кораниайд не нашли лазейки. Я с головой закутался в плащ Касваллона маб Бели, который есть ллен хит[113]. Окутанный мраком и изменивший форму, я стек с илистого берега в стремительные холодные воды.
XIII
В КУЗНЕ ГОФАННОНА
И опять, как в час моего рождения, воды сомкнулись надо мной, но на сей раз не было со мной мудрого Лосося из Ллин Ллиу и некому было вести и защищать меня. Опасность была рядом, опасность была сверху и снизу, и только доспех моего ллен хит служил мне защитой.
На раздумья оставалось мало времени. Меня вертело течение и несло быстрее стрелы. Если бы мне нужна была только быстрота, я не раздумывая бросился бы в самую середину потока, где было самое сильное течение. Но у меня была причина держаться ближе к берегу, огибая чащи камыша, пышные заросли кресса и вероники, полосы илистых отмелей, где серебристые ветви ив струились по прозрачной волне. Хорошо, что плавающие листья кувшинки скрывали меня от взгляда яркого солнечного ока, поскольку никто с берега не мог подсмотреть, как я плыву.
После суматохи лагеря Кимри я погрузился в тихую, медленно текущую обитель рассеянного света, тускло проблескивавшего сверху. Гребляк спокойно и бесцельно скользил резкими зигзагами по поверхности воды, а жуки-плавунцы всевозможных размеров бросались за блестящим тянущимся следом воздушных пузырьков. Это было маленькое королевство, кишевшее жизнью. Временами его небеса хмурились, когда по воде наверху плавно проплывал огромный белый полногрудый лебедь.
Иногда я проплывал по взбаламученному броду, куда приходили коровы, опуская в прохладную воду широкие розовые морды. Только один раз я наткнулся на человека, когда на некоторое время задержался у камней, чтобы посмотреть на милые розовые ножки девушек, стиравших белье. Подобравшись поближе, я услышал их приглушенный разговор и смех в чистом воздухе над водой. Вода приглушала слова, донося до моих ушей только еле слышное эхо речей, и потому я ничего не мог понять. Может, они говорили на корявом диком языке ивисов — ведь я знал, что плыву по землям, которые они давным-давно завоевали мечом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});