— Сотник Стемид сказал, что мы подле князя будем. И Лутобор еще, и пара дюжин кметей, — сказал он ей и протянул хлебную лепешку, которыми их угощали еще в черноводском княжестве.
Он повесил голову и пнул подвернувшийся под ноги камень.
— Да, — она кивнула. — Стемид возглавит ту часть войска, которая пойдет вместе с другими княжескими дружинами.
— Но почему не сам князь? — спросил Горазд тоскливо. — Я мыслил, что он первым бросится в битву.
Чеслава подавила улыбку, не желая его обидеть. И сказала так мягко, как только сумела.
— Князю не должно в битву бросаться. Так по большой глупости делают.
Горазд посмотрел на нее искоса, но ничего больше не сказал. Пнул еще один камень и нарочно повернулся в сторону навеса, рядом с которым стояли князья и воеводы.
Она заметила, что у него покраснела шея, не прикрытая воротом рубахи.
— Пора, — глухо сказал Горазд, так и не повернув к ней лица.
Перед самым-самым рассветом пестрое, огромное войско выдвинулось вперед. С сотником Стемидом они не успели перемолвиться словом: тот увел ладожскую дружину вперед, ближе к черноводскому князю. Чеслава ехала верхом позади князя и Лутобора и затылком чувствовала на себе взгляд Горазда.
Накануне дозорные донесли, что расстояние до хазарского становища меньше, чем один дневной переход. Они были очень близко.
И чем дальше сейчас продвигались княжеские люди, чем чаще то в одну, то в другую сторону откалывалась часть, которую возглавлял воевода али сотник. Войско постепенно растягивалось ошуюю и одесную. Вперед уже выступили закованные в кольчуги гридни с копьями да щитами, а позади них следовали лучники и кмети с зажжёнными факелами и масляными тряпками. За кметями же сбирались остальные, а конные ратники уходили ближе к краям, чтобы накрыть хазар с боков.
Вскоре далеко впереди поднялось необъятное пыльное облако. Такое бывает, когда дюжины дюжин ладошей мчатся вперед по степи, разбивая землю ударами своих мощных копыт. Хазары шли на них, и невольно Чеслава посильнее сжала поводья.
Конечно, хазары их ждали. Не могли не ждать. Не после того, как Ярослав отправил своему брату послание. Она так и не уразумела, в чем оно заключалось, и Горазд толком не смог ничего рассказать. Она понимала. Это была не его тайна, не ему о ней и говорить.
Хазары выманивали их давно. Хазары и княжич Святополк, который предал все, что смог. Землю своих отцов и дедов. Устои, по которым его воспитывали. Терем, в котором он вырос. Родню и кровь, которая бежала по его жилам. Если есть на то воля Богов, то лежать ему вскоре мертвым на поле брани.
Чеслава всякий раз вспыхивала ненавистью, стоило ей помянуть Святополка. А ведь она даже не родилась на Ладоге. Что же чувствовали те, кто сызмальства жил в тереме, служил еще князю старому князю Мстиславу? Ходил с ним и двумя его сыновьями в походы...
Чеслава покачала головой. Столько горя навлек Святополк на свою землю. Столько горя и смертей.
Скакавший впереди князь что-то негромко сказал Лутобору, и тот кивнул. А потом обернулся и, поймав вопросительный взгляд Чеславы, подмигнул ей.
— Ускоряемся! — велел гридень и, слегка ударив пятками коня, умчался следом за Мстиславичем.
Никто из них, шедших позади, не мог назвать точное мгновение, когда два войска схлестнулись друг с другом. Вот в воздух поднялись горящие стрелы, вот все вокруг потемнело, когда дюжины дюжин стрел взвились ввысь и закрыли небо огромным, плотным покрывалом. Вот раздались первые стоны раненных и крики умирающих. Запахло паленой плотью, вспыхнули промасленные тряпки; громко, возбужденно заржали лошади. Мир утонул в оглушительных звуках: кричали раненые, свистели стрелы, звенели мечи и кольчуги.
Лутобор с князем правили левее, и Чеслава следовала за ними, то и дело задирая голову и пытаясь разглядеть, что было впереди. Но поднявшаяся плотной стеной пыль из-под лошадиных копыт мешала взору. Она слышала, как воины пустили в ход копья: стонов и криков стало в разы больше. Налетали на острые наконечники на полном ходу лошади; сверху падали на них мужчины.
Чеслава плотнее перехватила поводья и пониже припала к лошадиной шее. Они мчались практически вдоль линии, по которой схлестнулись оба войска, и она могла лишь гадать, куда правил князь. Пару раз она оборачивалась, чтобы найти взглядом Горазда. Смертельно бледный, он правил следом за ней.
Дождь накрыл их за считанные мгновения. С неба упали первые, робкие капли, но уже вскоре на воинов хлынула сплошная стена из воды, внеся еще больше сумятицы, чем прежде. Вместо пыли из-под копыт лошадей разлетались в стороны грязные брызги, комками и разводами оседая на кольчугах да рубахах. Истоптанная земля под ногами размокла, превратившись в вязкую, жидкую грязь. Сколько же жизней унесли случайные падения, когда неловко поставленные ноги разъезжались в стороны, и не получалось отразить смертельный удар?..
Грязь и дождь перемешали русов и хазар, и уже невозможно было разглядеть, кто вокруг тебя — свои али чужие. Лошадь под Чеславой встала на дыбы, налетев на несколько мертвых мужчин, павших один поверх другого, и воительница не удержалась в седле, соскользнула на размытую землю. Ее кобыла, испуганно захрипев, резко скакнула в сторону и умчалась прочь, и Чеслава осталась в одиночестве посреди сечи.
Она подобрала валявшийся на земле щит, который уже больше никогда не понадобится своему хозяину, и принялась продираться туда, где в последний раз видела князя, еще будучи верхом.
Беспорядочные удары сыпались на нее со всех сторон, только успевай подставлять меч али щит. Чеслава бежала, пригибалась, ползла, крутилась вокруг себя волчком, отражала чужие атаки. Она видела перед собой перекошенные злобой и болью лица мужчин, видела тела павших воинов, видела мертвых хазар, видела раненных с отрубленными руками и ногами, с раздробленными телами. Видела придавленных к земле весом своего же коня...
Чье-то копье задело по касательной ее плечо, и Чеслава зашипела от боли, тут же крутанувшись вокруг своей оси, и выставив надетый на руку щит под неминуемый следующий удар. Хазарская булава в щепки разнесла облицованное металлом дерево и раздробила Чеславе левое предплечье. Застонав, она прижала раненую руку к себе, припала телом на левый бок и покрепче перехватила меч.
Хазарин осыпал ее градом ударов, и Чеслава с трудом поспевала от них уворачиваться. О том, чтобы самой напасть, она и не думала. Закусив до крови губы, молила Перуна лишь о том, чтобы не поскользнуться да не запнуться. Не умереть позорной смертью в грязи да из-за собственной неуклюжести. Уж пусть лучше хазарская сабля снесет ей голову.
Противник бормотал что-то на своем языке, то и дело ухмыляясь. Чеслава чувствовала, как от стремительной, смертельной пляски заканчиваются силы. Еще совсем чуть-чуть, и не сможет она даже уворачиваться от молниеносных ударов хазарина.
Но ей повезло. Конный всадник походя снес хазарину голову и пропал из вида так же быстро, как появился. Чеслава даже не поспела обернуться ему вослед: замерев на одном месте, она все смотрела на покатившуюся по грязной, мокрой земле голову мужчины. С трудом сглотнув, она побрела в сторону прочь, подальше от того места.
Стена из войска русов все еще стояла, сдерживая хазарский натиск. Противник, конечно, прорывался сквозь нее, просачиваясь даже в самые узкие щели, и нападал со спины, но гораздо больше хазар разбивалось об эту стену. Земля под ногами была усеяна мертвыми ратниками; лучшие из лучших падали замертво друг перед другом. Свежие хазарские силы увязали в завязавшемся сражении и уже не могли никуда выбраться из той ловушки, в которую угодили.
Чеслава поймала лошадь, одиноко бродившую среди мертвецов, и кое-как на нее залезла. Слезы невольно брызнули у нее из единственного глаза, когда ненароком придавали она весом своего тела раздробленное хазарской булавой предплечье. С трудом выпрямившись, она огляделась, ища князя или Горазда, или кого-угодно из тех, кого она знала в лицо. Воительница наугад поскакала вперед, вдоль линии, где встретились оба войска. Грязные капли воды стекали по ее волосам на кольчугу. Лицо было заляпано кровью и пылью, а невольные слезы прочертили на щеках светлые полосы, еще шибче размазав по ним грязь.