Читать интересную книгу "Чёрная бабочка, летящая во тьму - Биннур Шафак Нигиз"

комнате. – Я услышала, как Каран тяжело сглотнул. – Его до сих пор легко разозлить. Недавно я видела женщину, сидевшую на переднем сиденье его машины, там, где должна сидеть наша мать.

Я стиснула зубы и посмотрела на Карана.

– Там, где должна была сидеть мама. – Черные глаза затрепетали. – Моя мама очень тихая женщина. Она предпочитает быть жертвой, и это меня беспокоит. Ведь она мать… Я имею в виду, как я могу ее не любить? Как она может думать, что я ее не люблю? Единственное, чего я не могу принять… это то, что она унижает себя. Так уже много лет, Каран. Мы выросли, изменились, некоторые вещи остались прежними. Мама осталась прежней. Отец говорит, мать слушает, он кричит, а она молчит. Каждый в нашей семье имеет право голоса, кроме матери. Даже у моей тети есть право что-то решать в нашем доме.

Медленно моргнув, мужчина открыл глаза.

– Хочешь поплакать?

– Я не могу плакать.

– Почему?

– Мои глаза полны слез, но они не текут.

Он вонзил нож своего взгляда прямо в середину моих глаз.

– Моя мать бросилась со скалы, – сказал Каран, и болезненная истина ударила меня, как пощечина. – Ее тело упало на гальку на пляже. Как нож, ударяющий в самое сердце. Ее тело было неузнаваемым, разорванное на куски. Ее кровь попала мне на пальцы.

Я хотела сглотнуть, но не смогла. Как будто в горле были осколки стекла; если бы я их проглотила, они провалились бы глубже. Осколки, в которых отражались его глаза.

– Я был на пляже, когда она бросилась со скалы на камни. Я видел ее стоящей на камнях, она была одета в белое платье. Я играл с галькой на пляже. Был взволнован, когда увидел ее, счастлив, что мать вернулась ко мне, мы были не так близки, как раньше, но ее возвращение меня порадовало. Мы жили, как два незнакомца, в одном доме двадцать шесть дней. Мне хотелось ее обнять. – Его глаза смотрели на меня, но казалось, что Каран видел не меня. – «Мама», – крикнул я, поднял руки с камешками в руках и стал размахивать ими, чтобы показать ей себя. Ее глаза на мгновение коснулись меня, так кратко, меньше секунды. Сразу после этого она кинула свое тело в пустоту. Тюль белого платья взлетел, и мать разбилась передо мной. Всего пять секунд. За пять секунд она испачкала своей кровью всю гальку на пляже. Ребенок моего возраста не умеет считать. Я посчитал, Камешек. Ровно пять секунд.

Мои глаза теперь горели. Я не знала, произошло ли это из-за того, что сказал Каран, но меня словно раздавило тяжестью чего-то. Не обращая внимания на дрожь, исходящую от кончиков пальцев, я подняла руку и коснулась его лица. Гладкая щека касалась моей ладони.

– Какое-то время я думал, что она сделала это только потому, что я назвал ее мамой.

– Конечно, не поэтому, – сказала я, внезапно нахмурившись. – Мы не знаем, через что она проходила. Возможно, увидела в этом выход.

– Было ли выходом покончить с собой на глазах у своего маленького сына? – Он закрыл глаза и прижался щекой к моей ладони. – Ты такая невинная.

– Она любила тебя.

– Она меня не любила, – сказал Каран, не открывая глаз. Затем резко распахнул свои черные глаза. – Никто меня не любил.

Я гладила его по щеке большим пальцем, не зная, как выразить словами тот апокалипсис, который разразился в сердце.

– Есть люди, которые тебя любят.

Посмотрев мне в глаза, Каран спросил:

– Кто, например?

Я не убрала руку с его щеки. Приближая свое лицо к мужчине, я делала то, что говорило мне сердце. Слышала крики моего мозга, но не останавливалась. Даже если пожалею об этом после. Человек, стоящий сейчас передо мной, был не двадцатишестилетним бизнесменом, а маленьким мальчиком Караном, ставшим свидетелем самоубийства своей матери.

Мои глаза сузились, я максимально приблизила свое лицо к его. Один ход. Одного движения достаточно, чтобы освободить себе место рядом с тьмой. Я резко вздохнула, Каран удивился. Я тоже была удивлена. Мое дыхание коснулось его губ, я прижалась к его лицу.

Я чувствовала жар, исходящий от его губ, на своих. Ощутить такое ясное тепло, даже не вступая в контакт, не ожидала. Я чувствовала давление в сердце от переизбытка чувств. Другой Мерве рядом не было, разве она не должна была сейчас кричать? Мы с Караном теперь остались одни.

Я услышала, как он тяжело сглотнул.

– Камешек, – прошептал мужчина. Я улавливала в его голосе крохи печали, ладони словно кололи ледяные шипы. – Я сделал это, – сказал он внезапно. – Я приказал избить твоего отца.

Я открыла глаза; уверена, даже Каран слышал звуки биения моего сердца. Губы приоткрылись, я некоторое время смотрела ему в глаза, не увеличивая расстояния между нами. Пока разум раскладывал сказанное им по слогам, все словари захлопнули свои обложки прямо перед моим лицом.

– Что? – смогла я произнести дрожащим голосом.

– Я сделал это, – сказал Каран снова. – В тот день, когда подарил тебе ожерелье, я был виновником новостей, которые ты получила по телефону. Я был ответственен за все.

Когда я отстранилась, смятение прилипло к лицу слоем, таким же постоянным и плотным, как сажа к угольной печи.

– Не смотри на меня так, – сказал он с болью. – Я не жалею об этом.

– Ты понимаешь, что говоришь? – спросила я хриплым голосом.

– Прости.

Мои брови взлетели вверх. Быстро покачав головой, я медленно встала, держась за стену, и некоторое время смотрела на Карана. Он все еще сидел на земле и смотрел на меня.

Что я собиралась ему сказать? Хотя часть меня безумно злилась, другая – никак не реагировала. И все же я не могла скрыть своего разочарования.

Сделав шаг назад и глубоко вздохнув, смогла сказать только одно:

– Мне лучше уйти.

Где моя реакция? В конце концов, разве он не был моим отцом? Почему мой язык не защищал его? Как я могла защитить своего отца теперь, после того, что рассказала про него этому человеку.

– Камешек…

– Мне пора, – повторила я, перебивая мужчину.

Я была расстроена, повернулась к нему спиной и быстро ушла. Сколько раз это было за сегодняшний вечер? Что я за дочь? Та, что чувствовала себя в безопасности в объятиях человека, который нанял людей, чтобы избить ее отца, та, которая заставила собственную мать чувствовать себя никчемной.

Стены моего сердца взорвались. Самое кровавое убийство было сейчас в нем и в моих мыслях. Шаги ускорились, дождь, следующий за мной, усилился. Я наблюдала за всем