Читать интересную книгу Однажды орел… - Энтон Майрер

— Ох уж эта жизнь литератора, — пошутил Линь, разведя руками. — Вы этак, чего доброго, увековечите нас в александрийских стихах.

— Вы стоите того… — Страстность, с которой Дэмон произнес эти слова, удивила его самого, и, чтобы скрыть это чувство, он улыбнулся. — Вы представляете, что вы совершили? Ваш отряд, я имею в виду… Ведь на марше не отстал ни один человек! Я как раз об этом и пишу сейчас. Это просто невероятно! Не укладывается ни в какие представления.

Линь скромно кивнул:

— Я был солдатом с ранних лет. Но таких людей и я не знал. Это новая армия, солдаты совершенно иного типа.

— Почему они способны на такой подвиг, полковник? Что придает им такую стойкость, выносливость, такую… такую неисчерпаемую силу?

— Надежда. — Партизанский вожак улыбнулся. — Надежда и чувство собственного достоинства. Надежда увидеть новый Китай, Китай, освобожденный от иностранных армий и иностранных концессий, Китай, в котором не будет голода, невежества и страданий; Китай, в котором люди будут равны. — Линь посмотрел Дэмону в глаза. — Многие торжественно провозглашали это, многие вожди во многих странах. А у нас это осуществляется. — Он кивнул головой в сторону спящих на лежанке. — Они понимают, что кто-то должен руководить, вести их и что другие должны следовать за ними, но что руководство — это обязанность, а не признак какой-нибудь кастовости. Мы — единственная армия, в которой офицеры живут так же, как солдаты, где руководство опирается на уважение, на доказанную компетентность руководителя, и ни на что иное. Когда вы говорите солдатам, что нужно пойти на невыносимые страдания, даже на смерть, они вправе знать цель, которая требует таких жертв, — тихо сказал Линь. — Они имеют право на то, чтобы с ними обращались как с людьми, обращались так, как они того заслуживают, в соответствии с неисчерпаемыми душевными качествами этих людей… — Линь замолчал, его лицо неожиданно помрачнело, в глазах, освещаемых слабым желтым пламенем лампы, появились едва заметные искорки. Несколько секунд они молча смотрело друг на друга.

— Полковник, я хотел бы извиниться, — пробормотал Дэмон, — за свое… за то, что я поставил под сомнение правильность ваших приказов в Удае.

Линь опустил глаза.

— Это мне надо извиниться. За свой гнев. — Он вздохнул и потер нос пальцами. — Если бы мы попытались взять его с собой, японцы нагнали бы нас в долине Чжуньчжо. К тому же Лао Гоу почти наверняка умер бы. Он понимал это. — Глаза Линя стали влажными от слез. — Хороший друг. Лучший из моих офицеров. — Он глубоко вздохнул. — А вы знаете, как он пришел к нам? — Дэмон отрицательно покачал головой. — Он жил около Дамнифу, в провинции Хэбэй. Пас овец, и вен жизнь его прошла в привычной тишине и бедности. Он даже носил косички. Но вот пришли японцы. Они порезали его овец, убили сына, изнасиловали дочь. Две недели он бродил, словно заживо погребенный, ни на что не надеясь и ничего не страшась. Однажды ночью, зайдя в свой дом, он обнаружил в нем четырех спящих японцев, которых никто не охранял. Стоя в темноте, он некоторое время наблюдал за ними, прислушиваясь к стонам дочери в другой комнате. Потом взял нож, которым резал овец, и одного за другим убил троих японцев. Четвертый солдат проснулся и вступил в борьбу, но он прикончил его, не дав и пикнуть.

После этого у него стало четыре винтовки. Он пошел к своим родственникам и рассказал, как все произошло. Двое из родственников испугались, но остальных он убедил, и они поняли, что в конце концов и с ними японцы поступят так же. Лао вооружил их винтовками, и они вместе напали на небольшой отряд японцев, расположившийся в небольшом городке в доме торговца. Он сначала с помощью хитрой уловки разделался с часовым, а потом они захватили врасплох весь отряд. После этого у них стало уже двадцать семь винтовок, и один пистолет. Лао убедил присоединиться к нему новых людей и ушел с ними в горы. Со временем его отряд вырос до двух рот, в которых кроме винтовок было четыре пулемета. И все это началось с той ночи, когда он в темноте ухватился за нож…

Мы будем бороться бесконечно. Японцы никогда не покорят нас. Мы будем убивать каждого их солдата, захватывать все их винтовки, танки и автомобили, которые они присылают сюда, будем делать это до тех пор, пока они не поймут, что все их усилия напрасны, и не уберутся домой… При условии, конечно, — добавил он, — что вы не будете оказывать помощь им, Цань Цзань, — Линь ответил улыбкой на удивленный взгляд Дэмона. — Да, да, более половины всех военных материалов, закупленных Японией за границей, поставили ей Соединенные Штаты.

— Это неправда! — воскликнул Дэмон по-английски. — Откуда вы взяли?

— Из вашей газеты, Цань Цзань.

— Из какой? Когда? Я не верю этому…

Не торопясь, как бы с неохотой, Линь достал из внутреннего кармана потрепанную, видавшую виды записную книжку, вынул из нее сложенную в несколько раз, потемневшую от времени и пропитавшуюся потом газетную вырезку и передал ее Дэмону. Это было сообщение агентства Юнайтед Пресс, напечатанное, по-видимому, в газете «Нью-Йорк таймс». В нем была точная ссылка на факты. Следовательно, Линь говорил правду. По мере того как Дэмон читал строку г?а строкой, лицо его заливалось краской. Прочитав статью до конца, он сложил вырезку и возвратил ее Линю. Дэмона охватило смешанное чувство гнева и стыда. Он сконфуженно потер ладони рук о штаны.

— Извините, полковник, — тихо сказал он. — Мне не следовало сомневаться в ваших словах. Я потерял связь со своей страной и не знаю многого. Причина, видимо, в этом. И чтобы узнать обо всем, я должен был приехать сюда, — добавил он, — пройти весь этот длинный путь…

— Узнать от невежественных китайцев? — спросил Линь, пошевелив своими черными бровями.

— От невежественных китайцев, — согласился Дэмон с улыбкой.

Глава 9

Эмили встретилась с Мессенджейлом на пикнике в Бар-Харборе на второй год после войны. А теперь вот, в марте, исполнится восемнадцать лет их супружеской жизни. Котни гостил тогда в семье Холвеев. Она никогда не забудет, как увидела его впервые и как у нее замерло в тот момент сердце от восхищения и от какого-то необъяснимого страха. Стройный, высокий, он стоял тогда на фоне сосен в красивом свитере и фланелевых брюках. Он всегда казался выше других и любил объяснять это своей манерой держаться. Элиот Холвей говорил тогда о французах, о том, в какое неприятное положение попало их правительство, и об изменнике Кайо. Котни Мессенджейл заметил на это:

— Да, конечно, но при этом нельзя не согласиться, что, несмотря ни на что, французы вот уже более тысячи лет живут прекрасно.

— О да! — дерзко заметила Эмили. — Вы, наверное, и есть тот самый армейский офицер, о котором так много говорят…

Котни улыбнулся слегка надменной улыбкой, и это возмутило ее.

— Тот самый, всеми обвиняемый, мисс Полфрей.

— Нет, я хочу сказать, вечный…

— …грешник, — закончил он за нее, и это вызвало общий смех.

На первых порах он не понравился ей: его непререкаемая самоуверенность, почти небрежная легкость, с которой он мог переключиться на обсуждение любой темы, раздражали ее бостонскую сдержанность, ее убежденность и том, что любые награды должны быть заслуженны. Но позднее она поняла, что ее влечет к нему. На следующем пикнике он купался и плавал в ледяной воде дольше и дальше всех других, даже ее брата Форбса. Как многие жители штата Нью-Йорк, он не умел ходить под парусами, но очень быстро овладел и этим искусством. Позднее, когда все собрались у пылающего костра, он спел очень забавную песенку, услышанную им в лондонском мюзик-холле, рассказал несколько историй о генерале Першинге, о встречах и беседах со знатными французскими гранд-дамами в продуваемых сквозняками гостиных и салонах в Рамбуйо и Сомюре. С взъерошенными мягкими темными волосами и покрасневшим от костра лицом он был очень привлекателен. Он так отличался от Форбса, или Элиота Холвея, или Джорджа Уэйнрайта с их нерушимыми непосредственными манерами! Когда они шли вдвоем по берегу, взбирались на слоистые гранитные скалы, он спросил ее, о чем она думает.

— Вы не должны спрашивать об этом девушку, — возразила она.

— Но почему же! — воскликнул он. — Если вы требуете равноправия с мужчинами, то будьте готовы к тому, что с вами будут соответственно и обращаться.

Эмили засмеялась:

— А это, пожалуй, верно. Папа тоже говорит, что никаких прав без соответствующей ответственности быть не может.

— Да, я слышал, как он говорил это.

Они рассмеялись, несколько секунд молча смотрели друг на друга, потом она сказала:

— Я думала знаете о чем? Странно, что вы не женаты.

— Странно?

— Конечно. Такой человек, как вы… с вашим опытом…

— Человек такого старческого возраста, вы хотите сказать.