Каждый вечер Че разбирал дела вместе с судьями, но, разъясняя свою роль в судах одному враждебно настроенному журналисту кубинского телевидения, он сказал, что никогда не присутствует на судах и с подсудимыми не встречается: он изучает их дела на основе представленных материалов в одиночестве, чтобы беспристрастно вынести взвешенное решение.
В течение следующих нескольких месяцев на Кубе были привлечены к ответственности и казнены несколько сотен человек. Имели место и казни без суда и следствия. Наиболее известна массовая казнь, которую организовал Рауль вскоре после взятия Сантьяго: бульдозерами вырыли ров, и семьдесят приговоренных пленных выстроили перед ним, после чего скосили из пулеметов. Эта казнь послужила окончательному формированию репутации Рауля как безжалостного, склонного к насилию человека, и эта репутация его сохраняется по сей день.
Справедливости ради надо сказать, что в обществе в то время почти не было открытого неприятия этой волны процессов. Напротив, поскольку приспешники Батисты совершили ужасные преступления, в обществе царили линчевательские настроения, и средства массовой информации злорадно передавали детали судебных разбирательств и казней, сопровождая это самыми мрачными подробностями деяний приговоренных.
8 февраля «Боэмия» опубликовала материал о суде над двумя членами банды Роландо Масферрера, братьями Николардес Рохас, на совести которых было несколько убийств в Мансанильо. Статья называлась «Братья под обвинением». Автор пересказал кульминационный момент судебного заседания:
«Обвинитель, доктор Фернандо Арагонесес Крус, вопрошает:
— Заслуживают ли братья Николардес свободы?
— Не-е-ет! — громогласно кричит огромное множество людей:
— Заслуживают ли они тюрьмы — и надежды, что когда-нибудь смогут быть полезны обществу?
— Не-е-ет!
— Следует ли расстрелять их в назидание всем будущим поколениям?
— Да-а-а!
Обвинитель… взглянул на неистовствующую толпу. И, зная ее единодушное мнение, сказал спокойно, направив взгляд, полный и гнева и жалости одновременно, на осужденных народом:
— Это, дамы и господа, требование народа, которого я представляю в этом заседании».
Братьев Николардес тотчас вывели из зала суда и расстреляли.
Этот рассказ в еженедельнике «Боэмия», видимо, достаточно точно передает атмосферу, царившую в залах суда революционной Кубы. По словам Орландо Боррего, ему часто приходилось оказываться под сильным давлением со стороны публики, желавшей, чтобы приговоры были суровыми. «Люди часто считали, что приговор слишком мягок… Иногда прокурор требовал заключения на десять лет, а люди требовали двадцати». Вдвойне тяжелой работу Боррего делало то, что их процессы все больше критиковали за рубежом. Американские конгрессмены назвали их «кровавой баней».
Че без тени страха продолжал свое дело. Он попросил судей как можно тщательнее взвешивать факты в каждом деле, чтобы не давать лишнего оружия врагам революции. Гевара сказал, что суды должны продолжаться, чтобы обезопасить кубинскую революцию. Он не уставал напоминать своим товарищам, что Арбенс потерпел поражение в Гватемале из-за того, что не провел чисток в армии, — именно эта ошибка позволила ЦРУ сбросить его режим. Куба не должна повторить этой ошибки.
Гевара Линч в своих мемуарах избегает говорить о ведущей роли, которую Че играл в трибуналах. Однако упоминает о том, насколько был поражен, увидев, в какого жесткого человека превратился его сын. По его словам, как-то вечером он решил навестить Эрнесто в Ла-Кабанье. Че не было на месте, и отец решил подождать. Вскоре ко входу подъехал джип, и из него кто-то выпрыгнул. Это был Че.
«Он подошел к молодому солдату, стоявшему на посту, выхватил у него винтовку и твердым сухим тоном приказал арестовать его. Я видел отчаяние на лице паренька и спросил, за что он его арестовал. Бедняга ответил: "Нельзя спать, когда стоишь в карауле, это подвергает риску всех солдат"».
До этого момента, пишет Гевара Линч, он думал, что его сын «все тот же мальчик, который попрощался с нами в 1953 году в Буэнос-Айресе». Теперь он знал, что ошибался, и стал видеть Эрнесто в новом свете.
В другой раз Гевара Линч спросил сына, не планирует ли тот вновь заняться медициной. Улыбнувшись, Че ответил, что, поскольку у них одинаковое имя, отец вполне может заменить его в качестве врача: повесить вывеску врача и «начать убивать людей без всякого риска». Че посмеялся собственной шутке, но отец требовал от него ответа, и в итоге сын высказался более серьезно: «Что до медицинской карьеры, то, могу сказать, я давным-давно ее оставил. Теперь я воин, работающий над укреплением правительства. Что будет со мной дальше? Я даже не знаю, в какой стране сложу голову».
Гевара Линч был озадачен и лишь намного позже понял значение последней реплики Че. «Прибыв в Гавану, Эрнесто уже знал, какова его судьба».
В недоумении пребывал не только отец Че, но и некоторые старые друзья и знакомые. Поначалу они были в восторге от его партизанских подвигов, но восторг сменился ужасом, когда люди узнали о том, какую роль Эрнесто играет в казнях.
Татьяна Кирога жила теперь в Лос-Анджелесе: она вышла замуж за кузена Чичины Джимми Року, который некогда был соседом Че по комнате в Майами. В начале января они отправили Геваре телеграмму с поздравлениями по поводу победы революции. «Я послала телеграмму в Ла-Кабанью, она обошлась мне в пять долларов, — вспоминала Татьяна. — Я запомнила сумму потому, что тогда это были для меня большие деньги, я была студенткой. Но я потратила их, чтобы поздравить Эрнесто. А потом узнала об убийствах в Ла-Кабанье. Я никогда не чувствовала себя так ужасно. Мне хотелось умереть».
V
Как бы ни была велика «необходимость» революционных трибуналов, они немало способствовали ухудшению отношений Гаваны и Вашингтона. Фидель разражался упреками: как может страна, бомбившая Хиросиму, называть то, что делает он, кровавой баней? Почему никто не выступал, когда убийцы, которых сейчас судят, творили свои жестокости? Комментируя слухи о том, что на него готовят покушение, Кастро заявил, что, если его убьют, революция выживет: за ним стоят товарищи, которые готовы его заменить, товарищи «еще более радикальные», чем он. Если кто-то и сомневался, на кого он намекает, то Фидель тут же развеял эти сомнения, объявив, что его «преемником» избран Рауль. Учитывая, что массовая казнь в Сантьяго произошла совсем недавно, в этом заявлении Фиделя содержался зловещий намек. Хотя официальное назначение Рауля министром революционных вооруженных сил произойдет только в октябре 1959 г., де-факто он уже был начальником штаба кубинских войск. А какое же место тогда отводилось Че? В посольстве США внимательно и с нарастающим чувством тревоги следили за его поступками и речами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});