В тот вечер Фидель произнес продолжительную речь на телевидении в прямом эфире. Он подчеркнул необходимость установления законности и революционного единства. На «новой Кубе» место есть только для одной революционной силы и не может быть никаких «отдельных армий». Эти слова были предупреждением «Директории», бойцы которой ушли из дворца, но по-прежнему занимали территорию университета. Еще одним знаком того, что назревает противоборство, стало публичное заявление лидера «Директории» Чомона о том, что его группу не пускают во власть. Но речь Кастро и содержавшаяся в ней угроза сделали свое дело: Фидель еще не закончил выступления, а из «Директории» уже сообщили, что они сдают оружие.
В своем выступлении Фидель подчеркнул также патриотическую направленность нового режима. Один журналист задал ему вопрос, справедливы ли слухи о том, что правительство США собирается закрыть свою военную миссию на Кубе, и Фидель тут же ответил: «Оно должно ее убрать. Правительство Соединенных Штатов не имеет права держать здесь постоянную миссию. Иными словами, право решать этот вопрос принадлежит не Государственному департаменту, а Революционному правительству Кубы». Тем самым Фидель дал понять, что если Вашингтону нужны хорошие отношения с Кубой, то американцам следует кое-что в них изменить и в первую очередь обращаться с кубинским государством как с равным.
Кастро сообщил, что планируется реорганизация армии: она будет состоять из тех, кто «предан революции», кто станет защищать ее, если возникнет необходимость.
Своей речью Фидель искусно готовил кубинцев к будущим изменениям, но наиболее запомнился всем зрителям момент, когда со стороны публики к оратору вдруг вылетели несколько белых голубей и опустились ему на плечи. Для многих это был мистический, божественный знак. Для других — отличный пример того, как Фидель умеет создать себе нужный образ в нужное время.
Администрации Эйзенхауэра грех было жаловаться на новый кубинский режим. Кабинет министров сплошь состоял из политически «безопасных» кубинских политиков, все они были из среднего класса, придерживались антикоммунистических взглядов, ориентированы на интересы бизнеса. В их числе было много и бывших соперников Фиделя. Раздав им посты в новом правительстве, Кастро быстро успокоил консервативные политические и деловые круги и нейтрализовал потенциальные источники оппозиции.
Самым большим сюрпризом оказалось назначение премьер-министром Хосе Миро Кардоны, известного юриста и секретаря «Гражданского оппозиционного фронта». «Назначение Миро Кардоны стало просто сенсацией, — вспоминал впоследствии Франки. — Он возглавлял Ассоциацию гаванских баров, представлявшую крупные капиталистические предприятия, и был одним из самых проамерикански настроенных кубинских политиков… Мы не могли понять этого выбора Фиделя, но… на самом деле это был умный ход. Он запутал американцев, буржуазные круги и политиков».
Фелипе Пасос был назначен президентом Национального банка; Хусто Каррильо стал президентом Банка Развития; а выпускник Гарварда экономист Рехино Боти вернулся из США и был назначен на пост министра экономики. Руфо Лопес Фреске, экономист и аналитик влиятельной консервативной газеты «Диарио де ла марина», был назначен министром финансов; иностранными делами стал заниматься политик из Ортодоксальной партии Роберто Аграмонте.
Другие, как, например, Фаустино Перес, глава только что созданного Министерства по эксплуатации незаконно приобретенной собственности, происходили из правого крыла «Движения 26 июля». Министерство образования перешло в руки Армандо Харта, а Энрике Ольтуски («Сьерра») — заклятый враг Че во время войны — стал министром связи. Старого друга Фиделя, издателя Луиса Орландо Родригеса, помогавшего в создании радио «Ребельде» и «Кубано либре», назначили министром иностранных дел. Другой новый пост, министра революционных законов, был поручен Освальдо Дортикосу Торрадо, юристу из Сьенфуэгоса, до некоторой степени связанному с НСП. Его назначение казалось в тот момент довольно безобидным, но в будущих планах Фиделя Торрадо предстояло играть ключевую роль.
Кабинет приступил к работе, начались долгие сессии по реформированию конституции страны, восстановлению поврежденной инфраструктуры и приведению в порядок тонущего в распутстве кубинского общества; первым пунктом повестки дня стал проект закона о запрещении азартных игр и проституции. В то же время начались увольнения сотрудников, получивших синекуры от режима Батисты. Первые указы тоже носили характер «чистки»: были временно запрещены все политические партии, а собственность Батисты, его министров и всех политических деятелей, участвовавших в последних двух выборах периода его правления, была конфискована.
В то же время Фидель начал выступать перед большими скоплениями людей, что он оригинально окрестил «прямой демократией». Эти выступления превращались в стихийные референдумы по революционной политике, что в конечном счете оказывало влияние на действия правительства. Кастро снова и снова повторял, что обязанность нового правительства — подчиняться «воле народа», потому что революция сделана «руками народа».
Фидель также приступил к реформированию армии, своей главной опоры. Ряды «старой» армии были «прополоты»: часть офицеров понизили в звании, часть уволили. Полковник Рамон Баркин был назначен главой военных училищ, а майор Кеведо, один из нескольких офицеров регулярной армии, переметнувшихся в лагерь мятежников после неудачного летнего наступления, стал заведовать материально-техническим обеспечением. Новая военная элита создавалась из преданных революционеров. Камило, уже являвшийся военным губернатором провинции Гавана, стал начальником штаба армии. Эфихенио Альмейхераса, возглавлявшего элитную ударную силу партизан «Мау-мау», сделали шефом полиции. Летчик Педро Диас Ланц, бывший во время войны командующим «военно-воздушными силами» Фиделя, теперь получил этот титул официально. Наиболее показательным является то, что во всех кубинских провинциях военными губернаторами были назначены члены «Движения 26 июля».
Вскоре стало очевидно, что средоточие революционной власти находится вовсе не в роскошном президентском дворце в Старой Гаване, а в любом месте, где в данный момент находится Фидель — а он, казалось, был везде одновременно. «Базовым лагерем» ему служил пентхаус на двадцать третьем этаже нового отеля «Хилтон» в гаванском районе Ведадо, но также он работал и проводил ночи в находившейся неподалеку квартире Селии и на вилле в рыбацкой деревне Кохимар, в тридцати минутах езды к востоку от Гаваны. Именно на этой вилле, а вовсе не в президентском дворце решалось будущее Кубы. В последующие месяцы она стала местом ежевечерних встреч Фиделя и его товарищей с лидерами Коммунистической партии. Их целью было создать тайный союз, чтобы сплавить НСП и «Движение 26 июля» в единую революционную партию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});