"Да", — ответила я».
Действительно ли Ильда так легко отпустила Че, можно только гадать, но, разойдясь, бывшие супруги и правда очень быстро стали общаться вполне по-дружески. Ильда осталась на Кубе и дальше, и впоследствии ей была доверена важная работа. Они оформят развод, а затем Че с Алейдой поженятся.
Теперь Че вовсю старался стать настоящим отцом маленькой дочке, которую знал лишь по фотографиям. Ради Алейды Че стремился избегать прямого общения с Ильдой — женщины прониклись друг к другу неприязнью с первого взгляда — и часто посылал за Ильдитой, чтобы ее привезли в Ла-Кабанью. Их нередко видели вместе, отец и дочь гуляли по крепости, держась за руки; подчиненные Че видели, как маленькая черноволосая девочка играет в его кабинете, пока Гевара работает с документами.
15 февраля Че пришел к Ильде отметить третий день рождения дочери. На фотографии, сделанной в тот день, во главе стола сидит улыбающаяся Ильда и рядом с ней Ильдита. На другом конце стола, отдельно от дочери, сгорбившись сидит Че, на нем берет и кожаная куртка. Вид у него суровый и замкнутый, как будто он хочет поскорее уйти.
В то же время Че нужно было общаться и с родителями. Поначалу все шло хорошо: они заходили к нему ненадолго, к тому же Че был очень загружен. Однако постепенно между Эрнесто и отцом стало возникать напряжение. Дело было даже не в политических расхождениях: Че так и не простил отцу его обращения с матерью. Как он говорил близким друзьям, отец «потратил все деньги матери, а потом ее бросил».
В конце концов все-таки произошел конфликт. Гевара Линч побывал в гостях у одного радиолюбителя и поговорил по радиосвязи с друзьями в Буэнос-Айресе, за что вечером получил выговор от сына: «Отец, ты очень неосторожен. Ты говорил по радиосвязи с Буэнос-Айресом в доме человека, который является контрреволюционером».
Родные Гевары прожили некоторое время в «Хилтоне», а потом их перевезли в роскошный приморский отель «Комодоро» в Мирамаре, престижном пригороде к западу от Гаваны. Судя по всему, теперь расстояние не позволяло Геваре Линчу часто заглядывать к сыну в Ла-Кабанью в неурочное время, как он имел обыкновение делать раньше. Отныне Че прилетал повидать родных на вертолете, приземлявшемся на площадке отеля. «Он выходил, — писал Гевара Линч, — говорил некоторое время с матерью, сестрой и снова улетал». Селия же, по всеобщим воспоминаниям, была очарована Кубой, переполнена материнской гордостью и пребывала в эйфории от успеха сына.
Че изо всех сил старался не производить впечатления, будто злоупотребляет своей властью, и не допускал привилегий для своих родственников и друзей. Если бы Камило не организовал его родным бесплатный перелет на Кубу, устроив Че сюрприз, тот, вероятно, не позволил бы сделать этого. Для поездок по Гаване гостям была выделена машина с водителем, но Че приказал родителям самостоятельно платить за бензин. Когда отец сказал ему, что хотел бы осмотреть поля сражений в Сьерра-Маэстре, Че ответил, что даст ему джип и одного солдата-фронтовика в сопровождение, но за бензин и питание надо будет платить из своего кармана. У Гевары Линча не было с собой достаточно денег, и ему пришлось отказаться от своей затеи.
Отъезд семьи произошел неожиданно. Гевара Линч так рассказывает об этом: «Дела в Буэнос-Айресе требовали моего присутствия… Я сказал Эрнесто по телефону, что вечером уезжаю. Он приехал в аэропорт попрощаться со мной, с ним был также Рауль Кастро».
Когда они разговаривали, стоя у выхода на посадку, к ним подошел какой-то человек и с сильным буэнос-айресским акцентом обратился к Че. «Я ваш земляк, аргентинец, — сообщил он, — и хочу пожать вам руку». Че молча согласился, но, когда мужчина достал блокнот и ручку и попросил автограф, Че отвернулся. «Я не кинозвезда», — сказал он.
Гевара Линч уезжал из Гаваны, чувствуя себя чужим сыну, но в последнюю минуту отец и сын показали друг другу, что между ними нет вражды. Когда объявили его рейс, Гевара Линч снял с руки золотые часы, фамильную ценность, раньше принадлежавшую любимой бабушке Эрнесто, Ане Исабель Линч, и отдал их Че. Тот в ответ снял свои и вручил их отцу. Это, сказал он, часы, которые подарил ему Фидель, когда назначил его команданте.
VIII
К тому времени, как из Никарагуа приехал его старый товарищ по оружию Родольфо Ромеро, Че уже не жил в крепости Ла-Кабанья. 4 марта у него обнаружили легочную инфекцию, и по настоянию врача они с Алейдой переехали на экспроприированную виллу в прибрежном районе Тарара.
Че уже давно чувствовал себя плохо и выглядел неважно. Ему прописали санаторный режим и также приказали отказаться от курения сигар, но Че, приобретший за время войны зависимость от табака, уговорил врачей позволить ему выкуривать одну сигару в день.
Пациент интерпретировал это правило весьма вольно. Антонио Нуньес Хименес, ставший личным помощником Фиделя, часто приезжал на виллу в Тарара и как-то утром «застал Че за курением сигары в полтора фута длиной. С озорной улыбкой он заявил: "Насчет врачей не беспокойся, я держу слово: одна сигара в день и не больше"».
Долгий период восстановления сил и пребывание в доме в Тарара также позволили Че с большей секретностью заниматься революционной работой. Теперь он плотно трудился над подготовкой аграрной реформы на Кубе и работал над созданием организации, которая станет претворять ее в жизнь. Ей будет дано безобидное название «Национальный институт аграрной реформы» (НИАР), но по сути с этого-то и начнется истинная кубинская революция.
Сразу же по прибытии в Ла-Кабанью Че собрал группу экспертов по сахарной промышленности, среди которых были Хуан Боррота и Альфредо Менендес. Уже началась «сафра», сезон сбора сахарного тростника, и Че предложил сократить рабочий день с восьми до шести часов, чтобы создать больше рабочих мест. Менендес высказался против, указав, что, хотя меньшее количество рабочих часов и позволит создать больше мест, оно вызовет волну требований сократить рабочий день и в других секторах кубинского рынка труда; помимо того, это увеличит стоимость производства сахара и повлияет на прибыли Кубы на мировом рынке. Тем не менее Че настоял, чтобы Менендес подготовил для него проект по сокращению рабочего дня, но в конце концов Фидель отверг эту идею.
К февралю совещания стали более интенсивными, и Менендес начал посещать собрания группы высокопоставленных членов компартии, тайно встречавшихся в доме в Кохимаре, удобно расположенном недалеко от Ла-Кабаньи и арендованном на имя Франсиско Гарсиа Валя. Хотя последний не принимал участия в войне, Че тепло отнесся к способному молодому человеку, члену компартии, говорившему на английском и французском языках. Он дал ему звание лейтенанта и сделал своим помощником. Вероятно, со стороны получение незаслуженного звания и должности казалось необъяснимым, но для Че «Панчо» Гарсиа Валь выполнял важнейшую функцию: каждую ночь в его доме собиралась «комиссия по экономике» НСП, занимавшаяся составлением проекта закона об аграрной реформе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});