Пятясь вдоль стены, я вышел на улицу и вернулся домой. Первым делом пропустил две приличные порции джина, не раздеваясь забрался под одеяло и попытался прийти в себя. Хотя алкоголь немного согрел тело, меня била крупная дрожь. Мысли разбегались, словно боялись сложиться в общую картину. Конечно, не было никаких сомнений, что за всеми загадочными видениями и явлениями стоит Северин, но что за мерзость он затеял, я даже не представлял. Уснуть я не смог.
Как бы то ни было, к утру мне удалось немного отдохнуть. Есть совершенно не хотелось, но я заставил себя позавтракать — день предстоял тяжёлый, — после чего отправился к Людвигу. Густав уже подогнал грузовик, на который погрузили батисферу, закрепив металлическими тросами. Надо сказать, после ночных кошмаров меня начали одолевать сомнения. Я уже не испытывал прежнего энтузиазма перед погружением, но отступать было поздно. Людвиг с Густавом тоже выглядели неважно. Мы почти не разговаривали, ограничиваясь деловыми замечаниями.
Закончив с погрузкой, мы поехали к морю. Лишь подъезжая к дому Северина, Густав не выдержал и прервал молчание.
— У меня дурные предчувствия, — сказал он. — Боюсь, плохо всё кончится. Мне приснился сон. Странный и страшный. Снилось, что я какой-то осьминог, живущий в раковине. Плаваю я себе в море, и тут…
Его рассказ прервал пронзительный визг. Словно из воздуха, из лоскутьев тумана перед грузовиком возникла госпожа Феликс.
— Проклятье! — Густав ударил по тормозам.
Машина резко остановилась, и тут же звонко пропел лопнувший трос.
— Проклятье!
Мы выскочили из кабины. Госпожа Феликс яростно лупила по грузовику зонтиком, за её спиной заливался Лобо, но никто не обращал на них внимания. Взгляды были прикованы к батисфере. Тяжёлый шар медленно, с достоинством завалился набок, и вдруг сорвался и покатился к дому Северина. Дорога шла под уклон, и, разогнавшись, батисфера снесла забор и с грохотом врезалась в груду камней. Я уставился на разбитый иллюминатор.
— Ну, вот и поплавали, — сказал Густав.
Мы осторожно подошли к батисфере. Сейчас она больше походила на голову исполинского водолаза, сражённого неведомым рыцарем. Из-под корпуса выползала струйка маслянистой жидкости, растекаясь по камням.
В этот момент из дома выскочил Северин. Признаться, мне стало жутко от одного его вида. Лицо доктора перекосила страшная гримаса, волосы торчали во все стороны. Я попятился, залепетав нелепые оправдания про лопнувший трос и возмещение убытков. В воспалённых глазах сверкнула злоба. Он бросился к камням и, упав на колени, принялся выгребать кучу из-под батисферы, крича что-то про точную настройку и годы работы.
— Всё в порядке? — спросил я.
— В порядке? — визжал Северин. — Я потратил годы на то, чтобы создать и настроить фонограф. Он уже был у меня в руках…
Я был озадачен. Обернувшись на Густава с Людвигом, я увидел то же недоумение.
— Смотрите, что вы наделали!
Северин бережно достал из камней стеклянный цилиндр, заполненный жёлтой жидкостью, которая сочилась из большой трещины. Одну из тех колб, что я видел ночью. Внутри, путаясь в проводах и собственных внутренностях, извивалась игуана. С ужасом смотрел я на бьющееся сердце. Сейчас, при свете дня, она выглядела гораздо ужаснее и противней — ящерица распухла, блестящая чешуя выцвела и отслаивалась, осыпаясь на дно цилиндра. От колбы отходил толстый кабель, исчезая среди камней.
Я судорожно сглотнул.
— Что это? — раздался за спиной дрожащий голос Людвига.
Северин криво усмехнулся.
— Хотите сказать, что это было? Приёмник фонографа. Лучший из всех, что мне удалось сделать. Без него всё бессмысленно.
— Фонографа?
— ДА! — Северин со всей силы швырнул колбу в батисферу. — Фонографа! Думаете, всё это просто так? — он сунул мне под нос пригоршню камней. — Думаете, его можно поймать на удочку?
Я с ужасом смотрел на доктора.
— Поймать? Кого поймать, доктор?
— Кого? — Северин расхохотался. — Левиафана! Зверя Бездны!
Я медленно склонил голову. Всё стало на свои места. Стоило бы догадаться, что в своей гордыне Северин не станет размениваться на мелкую рыбёшку. Это для нас топорики и хаулоиды были чудом, для Северина они ровным счётом ничего не значили. Доктор тем временем продолжал:
— Я сделал кальмара, но на эту наживку он не клюнул. Для него это слишком мелко. И тогда я понял — он придёт только на зов равного себе. И кто же это? Он сам! Я потратил годы на то, чтобы вновь зазвучала его песнь. Песнь, миллионы лет заключенная в камне, с тех времён, когда он безраздельно владел пучиной. Я построил эту машину, фонограф. Я смог прочитать звуки, скрытые в тверди. Я провёл сотни экспериментов в поисках животного, способного стать лучшим приёмником. Я нашёл его песнь, и вот когда он был почти у меня в руках… Теперь всё придётся начинать сначала.
— Да не слушайте вы их, господин Северин, — заверещала госпожа Феликс. — Я всё сама видела. Они каждую ночь ходили, камни ваши воровали. Это они специально сделали — вам помешать хотели. У них аура чёрная, я в кристалл смотрела. Как прознали, что я знаю об их замыслах коварных, так чуть не убили. Чудом спаслась…
Северин даже не взглянул на неё. Он разжал пальцы, камни упали на землю, и тут же в руке доктора сверкнул скальпель. Он шагнул ко мне, но в этот момент Густав со всей силы ударил его в челюсть. Северин упал, и Густав быстро наступил ему на ладонь.
— Ублюдок, — прошипел он. — Сумасшедший ублюдок.
Он вырвал скальпель. Северин корчился среди камней и бормотал что-то бессвязное. Густав схватился за провод и резко потянул, вырвав из груды камней ещё одну колбу. Удар ботинка оборвал мучения игуаны.
— Ты хоть представляешь, кого ты хотел разбудить? Просто большую рыбу?
Я бросился к дому Северина. Распахнув раму, я влез в окно и принялся выкидывать на улицу колбы с ящерицами — около дюжины, кажется. Густав с Людвигом тут же их разбивали. Северин тихо скулил. Госпожа Феликс поспешила скрыться.
Когда мы закончили, Густав устало прислонился к батисфере. Его руки тряслись. Он поднял один из булыжников, всмотрелся в него и криво усмехнулся.
— Я видел во сне эту тварь…
Смотритель передал мне камень. На шершавой поверхности отпечатался трилобит.
Начал накрапывать дождь.
К вечеру погода окончательно испортилась. Море разбушевалось не на шутку. Тяжёлые тучи висели низко, почти сливаясь с волнами. Молнии вспыхивали почти ежеминутно. Косой дождь неистово барабанил в окна.
Мы сидели в каморке под маяком и пили тёплый ром. Прижавшись лбом к холодному стеклу, я смотрел на море. Волны вздымались, тянулись к небу с непостижимой яростью, и за каждым новым валом мне чудился Левиафан. Бесконечно древнее чудовище, всех тварей завершенье.
Неожиданно моё внимание привлёк огонёк, вспыхнувший на пляже. Присмотревшись, я понял, что это свет фонаря. На пляже определённо кто-то был. Но только полный безумец решился бы выйти к морю в такую погоду.
— Северин!
Выскочив из маяка, мы побежали к пляжу. Дождь хлестал по щекам. Я тут же вымок до нитки, но не обратил на это внимания. Ветер валил с ног. Я падал, раздирая колени и ладони, но вскакивал и продолжал бежать. Если это действительно доктор, а в этом я не сомневался, медлить было нельзя.
Как мы добрались, я не помню. Просто бег внезапно прекратился, и мы, задыхаясь, остановились перед доктором. Северин возился с моторной лодкой, грузя в неё непонятные приборы. Из-за бортов выглядывала труба граммофона, заполненная камнями — остатки чудовищного фонографа. Северин нас не заметил. Должно быть, поломка механизма окончательно подкосила учёного. Печать безумия маской застыла на его лице.
— Доктор! — заорал Густав.
Северин резко развернулся, вскинув руку. В свете молнии блеснул пистолет. Гром заглушил выстрел. Людвиг дёрнулся, схватился за плечо и медленно осел на песок. По рубашке изобретателя расползалось тёмное пятно. Мы с Густавом бросились к нему. Людвиг растерянно переводил взгляд с меня на смотрителя.
— Я умру?
— Чёрта с два, — огрызнулся Густав.
— Ну что? — хохотал Северин. — Кто ещё хочет меня остановить? Есть желающие?
Он выстрелил в воздух. С каждой молнией лицо доктора вспыхивало бледно-зелёным светом. Густав выругался. Северин навалился на лодку, но смог лишь слегка сдвинуть её.
— Вы двое, — он ткнул в нашу сторону револьвером.
— Доктор, одумайтесь, — прокричал я. — Это безумие… Самоубийство.
— Заткнись! — взвизгнул Северин и снова выстрелил в воздух.
Людвиг вздрогнул.
— Бесполезно, — покачал головой Густав. — Он окончательно свихнулся.
— Быстрее!
Северин забрался в лодку. Вместе с Густавом мы смогли столкнуть её в воду. Суденышко билось на волнах, словно предчувствуя скорую катастрофу.