Хотя топорики оставались в большинстве, вскорости к ним присоединились и другие не менее поразительные создания: удильщики, мелампиды, хаулиоды и гигантуры, гигантские креветки и крылатые осьминоги — бухту заполонили самые невероятные чудища. Казалось, море вдруг решило разом выдать все свои тайны. Тем не менее мои попытки найти объяснение феномену не увенчались успехом. Я тщетно пытался сопоставить это явление с фазами луны, магнитными бурями, землетрясениями и вспышками на солнце, но не находил связи.
Надо сказать, именно тогда мучившие меня призрачные видения девона окрепли и превратились в навязчивую идею. Свою роль сыграл тяжёлый запах гниющей рыбы, проникавший даже сквозь плотно закрытые ставни, но, как выяснилось впоследствии, дело было не только в этом. По ночам я подолгу не мог уснуть, ворочался, преследуемый кошмарными фантомами оскаленных пастей, клешней и щупалец. Сон приходил лишь под утро — странное зыбкое состояние, полное туманных образов и чудовищ. Просыпаясь, я никак не мог избавиться от ощущения, что превращаюсь в доисторического моллюска, быть может аммонита.
Я совсем забыл про игуан. Наверное, со времён Биба ещё никому не выпадал шанс так близко познакомиться с обитателями бездны, и я не собирался его упускать. Вместе с Густавом мы расчистили небольшой участок пляжа и соорудили навес из жердей и куска старого брезента. Кроме того, смотритель притащил ржавый железный лист, на который мы стали складывать находки. Всё своё время я проводил в этой импровизированной студии и, невзирая на боль в руке, делал зарисовки морских чудовищ.
Как ни странно, нашествие совсем не заинтересовало доктора Северина. С тех пор как оно началось, я ни разу не видел доктора на пляже. Подобного безразличия я никак не ожидал. Похоже, вместо науки доктор вдруг решил заняться строительством — именно такие мысли возникли, когда Северин начал покупать камни.
Началось это где-то спустя неделю после того, как Густав нашёл первых рыбок. К тому времени на заднем дворе Северина выросла гора щебня высотой мне по пояс. В камнях не было ничего особенного — самый обычный известняк, и я не придал этому значения. Но через пару дней камней стало раза в два больше, и доктор определённо не собирался останавливаться на достигнутом.
Однажды, возвращаясь вечером с пляжа, я увидел, как перед домом учёного остановился маленький грузовик. Не знаю, что меня удержало, но вместо того чтобы пройти мимо я, неожиданно для самого себя, спрятался за корявым деревом у забора госпожи Феликс. Грузовик просигналил, и вскоре появился Северин. Я никогда не видел доктора таким взволнованным. К грузовику он почти бежал, размахивая руками. Из кабины вылез водитель, но Северин не обратил на него внимания. Перегнувшись через бортик, доктор схватил горсть щебня. Лицо его переменилось. В этот момент он напомнил мне Сильвера над сокровищами Флинта — того и гляди, начнёт хохотать и осыпать себя камнями, словно золотыми монетами. По всей видимости, только присутствие водителя грузовика удержало его от столь бурного проявления чувств. Северин бережно положил камни обратно и принялся рыться в щебне. Наконец он откопал булыжник размером с апельсин и уставился на него с благоговением. Он заговорил, обращаясь, как мне показалось, совсем не к водителю. Слов я не разобрал. Северин прижал камень к уху и замер.
Всё это было настолько загадочно, что я не сразу услышал предательское поскрипывание за спиной, а когда спохватился, было поздно, и зубы Лобо сомкнулись на лодыжке. Вскрикнув от боли, я выскочил из укрытия, но, пробежав несколько метров, споткнулся и растянулся прямо у ног Северина. Эскизы разлетелись во все стороны. Лобо разразился радостным лаем. Я был готов придушить наглого пса. Медленно подняв голову, я встретился взглядом с Северином. Сочувствия я не увидел, скорее наоборот — доктор был явно раздражён моим внезапным появлением. Мне даже стало обидно. Я начал молча собирать рисунки. Однако доктор выказал неожиданный интерес к моим работам и поднял ближайший листок. Я насторожился.
— Мешкорот, — наконец сказал доктор. — Нет, не то. Ещё не то…
Он отбросил рисунок и, повернувшись к водителю, принялся отдавать распоряжения по разгрузке камней. Я не стал задерживаться.
В тот вечер доктор меня порядком разозлил, но, отбросив эмоции, я был вынужден признать, что Северин вёл себя весьма необычно. Всё-таки не каждый день встречаешь человека, который разговаривает с камнями. Знал я одного парня, у которого была внушительная коллекция садовых жаб из терракоты. Каждую субботу он расставлял их на заднем дворе и читал вслух Диккенса. Но у меня язык не поворачивался назвать Северина эксцентриком. Чудаки не режут по ночам ящериц, чтобы посмотреть, как они устроены и что там стоит исправить. У них хватает юмора и такта радоваться миру такому, какой он есть. Оставалось только смириться с очевидным — Северин сошёл с ума. Слетел с катушек, как метко выразился Густав Гаспар, выслушав рассказ о выходке доктора.
Последующие события, впрочем, вынудили на время забыть о Северине. Причиной стала самая потрясающая находка с начала нашествия. По странному стечению обстоятельств, случилось это на следующий день после встречи с доктором.
Утро выдалось пасмурным и холодным. Всю ночь шёл дождь, к рассвету выродившийся в колючую морось, и выходить из дома в такую погоду совсем не хотелось. К тому же я почти не спал: к моим собственным кошмарам неожиданно решил присоединиться Лобо. Жуткий пес определённо решил свести меня с ума и полночи выл так, что даже спрятав голову под подушкой, я не мог избавиться от этих отвратительных звуков. В итоге наутро я чувствовал себя окончательно разбитым, и добраться до пляжа мне стоило немалых усилий.
Смотрителя я заметил, только подходя к навесу. Он стоял по колено в воде и тащил что-то к берегу. Его добыча была довольно тяжёлой — Густав шёл с трудом, постоянно останавливаясь и переводя дыхание. Волны захлёстывали его по пояс, норовя сбить с ног, но Густав не отступал. Гавайская рубашка пузырилась на ветру, словно парус жизнерадостной яхты. Увидев меня, он замахал рукой, и я поспешил на помощь.
Вдвоём мы выволокли на песок крупную рыбу, размером и весом с невысокого человека. Несмотря на то, что солнце было скрыто облаками, плотная чешуя отливала синим металлом. Не веря своим глазам, я смотрел на рыбу, забыв обо всём на свете. У меня в голове словно взорвалась бомба, — кажется, так писал профессор Смит, которому впервые выпала честь встретиться с этим созданием. Латимерия, рыба-целакант, живое ископаемое, чудовище из прошлого…
Густав устало сел на землю, раскуривая огрызок сигары.
— Это же надо, — сказал он. — Рыба с ногами…
Я рассеянно ответил, что это плавники, но Густав замотал головой.
— Мне не понять эту рыбу, Бог её вне пределов моего Бога. Шекспир ну или кто ещё. Я начинаю понимать, что он имел в виду.
На мгновение лицо смотрителя скрыли клубы густого дыма. Сидя над таинственной рыбой, он был похож на Челленджера в зените славы.
— Кстати, — заметил он. — Я уже видел подобную тварь, но никак не думал, что она существует на самом деле. Тут у одного парня есть чучело — всегда думал, что это подделка. Умный парень, но со странностями. Пару лет назад он сделал железный шар, чтобы спускаться под воду и смотреть, как там рыбы живут. Думаю, вас надо познакомить.
Я перевёл взгляд с латимерии на Густава.
— Ты говоришь о батисфере? У вас здесь есть батисфера?
— Ну да. А что в этом такого?
Моя бурная радость весьма озадачила Густава. Но я не мог сдержаться, батисфера давала такие возможности, о которых я даже не мечтал. Теперь разгадка нашествия рыб была близка — я ничуть не сомневался, что ответ нужно искать на глубине. Кроме того, я смог бы завершить работу над циклом для «Популярной науки» и нарисовать игуану под водой: когда на горизонте появилась батисфера, я сразу понял, какого рисунка не хватает. Осталось уговорить этого парня на серию погружений. Было решено, что, как только я закончу с латимерией, мы немедленно отправимся к нему.
Создателя батисферы звали Людвиг Планк, и жил он на другом конце посёлка. Дом изобретателя я опознал с первого взгляда: во дворе валялись шестерни, велосипедные цепи, трубки, ржавые моторы и совсем уж непонятные железные конструкции. Пробравшись через этот хлам, Густав постучал в дверь и, не дождавшись ответа, предложил пройти в мастерскую.
Мы направились к небольшому сараю. Из приоткрытой двери доносился тихий гул, время от времени заглушаемый гудками и позвякиванием. Я боялся представить, что за таинственные механизмы скрываются за этими звуками, — от человека, построившего батисферу, можно было ждать чего угодно. Густав толкнул дверь, и мы вошли. Впрочем, я тут же остановился в восхищении.