— Конечно, сеньора! Отчасти по собственным наблюдениям, а отчасти со слов дона Луиса де Бобадилья я заключил, что сан доньи Озэмы хотя и ниже королевского, но выше любого дворянского. Такое положение по нашим понятиям трудно себе представить, однако не следует забывать, что Гаити — не Кастилия. Этот остров прозябает во мраке язычества, а ваше королевство озарено светом веры и цивилизации.
— Это не имеет значения, дон Христофор! Высокий род есть высокий род, и знатные люди сохраняют свои права в любой стране. И, если глава нашей церкви соизволит вручить нам, христианским государям, высшую власть над индейскими касиками, в этом тоже нет ничего нового или особенного. Отношения между вассалами и сюзереном установлены издавна и ясно определены. Мы знаем немало примеров, когда могущественные монархи владели своими странами по праву наследства, тогда как другие получали свои права от бога. Вот почему, считая эту сеньору более знатной, нежели простая дворянка, я повелела обращаться с ней подобающим образом. Итак, остается лишь узнать, что привело ее в Испанию.
— Об этом лучше спросить дона Луиса, — ответил Колумб. — Он знает больше меня.
— Нет, сеньор, я хочу услышать обо всем из ваших уст. То, что расскажет граф де Льера, мне уже в общих чертах известно.
Эти слова огорчили и удивили Колумба, однако он не стал возражать и поспешил исполнить желание королевы.
— На Гаити, — начал он, — есть могущественные принцы, или касики, и менее могущественные. Последние воздают первым почести и находятся от них в некоторой зависимости…
— Вот видишь, милая моя маркиза! — прервала его Изабелла. — Это естественный порядок правления, одинаковый что на западе, что на востоке!
— Касик Гуаканагари, о котором я так много рассказывал вашему высочеству, — продолжал Колумб, — относится к числу первых. А касик Маттинао, брат этой сеньоры, — к числу вторых. Дон Луис посетил касика Маттинао, и в это время могущественный карибский вождь Каонабо напал на Маттинао, чтобы захватить себе в жены его сестру, которая находится перед вами. Граф поступил, как подобает благородному кастильскому рыцарю: он обратил врага в бегство, спас даму и с торжеством доставил ее на берег, где стояли наши корабли. Там было решено взять ее с собой в Испанию, дабы приумножить славу наших государей, а также для того, чтобы на некоторое время избавить сеньору Озэму от новых посягательств. Этот кариб слишком силен и воинствен, и кроткое, миролюбивое племя Маттинао не смогло бы ему противостоять.
— Все это хорошо, сеньор, и все это я уже слышала. Но почему Озэмы не оказалось среди тех, кто следовал за вами в день торжественного шествия по городу?
— Таково было желание дона Луиса, и я с ним согласился. Вместе со своей подопечной он должен был от Палоса плыть отдельно, чтобы встретиться со мной в Барселоне. Мы оба сочли, что сеньора Озэма гораздо знатнее своих соплеменников, а потому не следует ее выставлять напоказ перед толпой.
— Похвальная деликатность, если только это не подстроено заранее! — с усмешкой заметила королева. — Значит, сеньора Озэма несколько недель оставалась всецело на попечении графа Льера?
— Полагаю, что так, ваше высочество, но ведь граф поручил ее заботам маркизы де Мойя!
— Дон Христофор, как вы могли согласиться на это при вашей осмотрительности? Мне кажется, это было весьма неосторожно.
— Сеньора! — воскликнул Луис, не в силах более сдерживаться.
— Молчите, молодой человек! — оборвала его королева. — Я еще с вами поговорю, и тогда вам понадобится вся ваша смелость, чтобы ответить на мои вопросы. А сейчас я спрашиваю сеньора адмирала: совесть не упрекает вас в некоторой неосторожности?
— Сеньора, я не понимаю вашего вопроса и того, что за ним кроется. Я полностью доверяю порядочности графа, а кроме того, мне известно, что сердце его давно уже принадлежит прекраснейшей и достойнейшей девушке Испании. Наконец, в те дни я думал только об интересах вашего высочества, так что на менее значительные дела у меня просто не оставалось времени.
— Я верю вам, сеньор, и прощаю вас. И все же такой опытный человек, как вы, не должен был доверять принцессу непостоянному и легкомысленному юноше. А теперь, граф де Льера, я хочу кое о чем спросить вас и боюсь, вам будет нелегко мне ответить. Вы подтверждаете все, что было здесь сказано?
— Разумеется, сеньора! У дона Христофора нет причин говорить неправду, даже если бы он был на это способен. А в нашем роду никогда не было предателей и лжецов.
— С этим я полностью согласна. Если бы в вашем роду и появился один вероломный лжец, то все равно ваш род остался бы знаменит другими его представителями, которые в верности и постоянстве могут сравниться с героями древности! — При этих словах королева бросила взгляд на свою подругу. — К счастью, честь и слава рода Бобадилья не зависят от постоянства и правдивости его главы… Нет, сеньор, молчите и слушайте! Вы будете отвечать, когда вас спросят. Скажите, в последнее время вы помышляли о браке?
— Я этого не скрываю, сеньора. Разве преступно мечтать о достойном завершении долгого сватовства? Я даже смел надеяться, что теперь наконец получу высочайшее соизволение!
— Ах, Беатриса, именно этого я и боялась! — воскликнула королева. — Значит, эта простодушная хорошенькая девушка была введена в заблуждение каким-нибудь ложным брачным обрядом! Ибо ни один из моих кастильских подданных не осмелился бы говорить в моем присутствии о браке, будучи уже связанным законными узами с другой женщиной! Последний распутник Испании не решился бы так оскорбить церковь и королеву!
— Сеньора, вы говорите жестокие слова, — в отчаянии воскликнул Луис. — Осмелюсь спросить, неужели эта суровая отповедь относится ко мне?
— А к кому же еще? О ком еще здесь может быть речь? Неужели вас не мучит совесть за ваше недостойное поведение? И вы еще спокойно стоите перед вашей государыней! Да что я? Вы осмеливаетесь как ни в чем не бывало смотреть в глаза этому ангелу, этой несчастной девушке!
— Сеньора! — воскликнул Луис. — Меня, конечно, нельзя назвать ангелом, как донью Мерседес. Я не безгрешный, не святой, короче — я Луис де Бобадилья. Но эти упреки я заслужил так же мало, как и мученический венец. Позвольте спросить, в чем меня обвиняют?
— В том, что вы обманули ложным браком неопытную и доверчивую индейскую принцессу или, что еще хуже, нагло насмеялись над своей королевой, утверждая, будто помышляете о браке, когда сами уже связаны брачными узами с другой! В каком из двух преступлений вы действительно повинны, вам лучше знать.
— А вы, маркиза, и вы, Мерседес, вы тоже думаете, что я на это способен?