— Пути господни неисповедимы, и могущество небес безгранично, — строго ответил кардинал. — Посему не подобает человеку сомневаться в тех путях, которые указала ему божественная мудрость, или вопрошать, может ли она указать иные. И тем более не подобает мирянам сомневаться в том, что одобрено церковью!
— Разве я сомневаюсь, святой отец? — поспешил оправдаться сеньор д'Орбительо, смущенный и еще более раздосадованный наставительным тоном кардинала. — Я совсем не то хотел сказать! Ну а вы, дон Христофор, — обратился он прямо к Колумбу, — вы сами во время этой экспедиции считали себя избранником неба?
— Я всегда считал себя недостойным, однако избранным для этого великого дела орудием в деснице божьей, — ответил Колумб со спокойной торжественностью, которая всегда покоряла его слушателей. — С самого начала я чувствовал, что мысль о плавании на запад мне внушена свыше, и теперь смиренно надеюсь, что небеса остались довольны своим избранником.
— Значит, вы воображаете, сеньор адмирал, что, если бы какая-нибудь случайность помешала вашему плаванию, во всей Испании не нашлось бы другого человека, который мог бы его успешно осуществить?
Этот наглый и нелепый вопрос заставил всех за столом умолкнуть; каждый подался вперед, напряженно ожидая ответа Колумба.
С минуту адмирал сидел молча, затем протянул руку, взял со стола яйцо, показал его всем собравшимся и заговорил мягко, но с обычной своей глубокой серьезностью.
— Сеньоры, кто из вас достаточно ловок, чтобы поставить это яйцо на острый конец? Если есть здесь такой человек, пусть покажет нам свое искусство!
Такое предложение до крайности удивило всех, но сразу же нашлось с дюжину желающих попытать счастья под смех и шутки прочих гостей. То и дело какому-нибудь юному дворянину казалось, что он уже достиг успеха, но, едва он отводил руку, яйцо падало на бок и катилось по столу, вызывая всеобщий хохот.
— Клянусь всеми святыми, адмирал, нам это не под силу! — воскликнул наконец тот же Хуан д'Орбительо. — Даже граф де Льера, сразивший столько мавров и выбивший из седла самого Алонсо де Охеду, и тот не может поставить яйцо, как вы говорите!
С этими словами Колумб легонько стукнул яйцо острым концом о стол и поставил его на примятую скорлупу: яйцо встало твердо и устойчиво.
Гул одобрения встретил эту насмешливую отповедь, а засим почтеннейший д'Орбительо снова канул в забвение, откуда ему лучше было бы вообще не возникать.
Как раз в это время в зале появился паж королевы; он что-то сказал Колумбу, затем приблизился к креслу Луиса де Бобадилья.
— Прошу извинить меня, сеньор кардинал, — проговорил Колумб. — Королева пожелала меня видеть. Судя по спешности, дело, должно быть, важное, и вы простите, что я покидаю вас так рано.
После обычных вежливых сожалений хозяин вместе с гостями проводил адмирала до дверей.
Почти тотчас же следом за ним залу покинул и граф де Льера.
— Куда вы так торопитесь, дон Луис? — спросил Колумб, когда юноша догнал его. — Что заставило вас бежать от праздничного стола? Ведь подобные пиршества в Испании устраивают разве только короли!
— Увы, сеньор, да и то не часто, клянусь святым Яго! — насмешливо ответил дон Луис. — А при дворе Фердинанда вообще никогда! Но мне пришлось покинуть веселую компанию, повинуясь воле доньи Изабеллы: она приказала явиться к ней без промедления!
— В таком случае, граф, пойдемте вместе; я тоже спешу в покои королевы!
— Рад это слышать, сеньор, потому что нас обоих могли вызвать лишь по одному делу. Речь идет о моем сватовстве, и вас несомненно спросят, как я держал себя во время путешествия.
— Простите, Луис, последнее время у меня было столько забот, что я совсем забыл вас об этом спросить! Как здоровье прелестной доньи де Вальверде? Когда, наконец, она думает вознаградить вас за любовь и постоянство?
— Сеньор! Хотелось бы мне ответить на последний вопрос более определенно, да не могу, а что касается первого, то я просто сам не знаю, что сказать. После возвращения я видел донью Мерседес всего три раза; она была со мной добра и приветлива, но, когда я спросил свою тетку, когда же наконец свадьба, донья Беатриса ответила весьма холодно и уклончиво.
Видимо, все зависит от ее высочества, но, верно, суета и хлопоты из-за нашего успешного плавания до сих пор не оставляли ей времени подумать о такой безделице, как счастье какого-то бродяги вроде меня!
— В таком случае, дон Луис, нас из-за этого и позвали, — заключил Колумб. — Что еще может быть причиной подобной спешки? И почему пригласили нас обоих?
Наш герой и сам на это надеялся, а потому в покои королевы он вошел бодрым шагом и с таким сияющим лицом, словно его уже ожидала невеста, готовая идти с ним под венец.
Адмиралу моря-океана, как теперь официально именовали Колумба, не пришлось долго ждать в прихожей: через несколько минут его и дона Луиса пригласили к королеве.
Изабелла приняла их частным образом; при ней не было никого, кроме маркизы де Мойя, Мерседес и Озэмы. С первого взгляда Колумб и Луис поняли, что случилось нечто весьма неприятное. Все держались натянуто, с трудом сохраняя спокойствие. Правда, сама королева была, как всегда, величественна и невозмутима, но чело ее хмурилось, взгляд был печален, а щеки розовели от волнения. Лицо доньи Беатрисы выражало горе и возмущение, и Луис с тревогой заметил, что она отворачивается от него, как бывало в тех случаях, когда он особенно сильно ей чем-нибудь досаждал. Мерседес была бледна как смерть, лишь два лихорадочно ярких пятна проступали на ее щеках; она не поднимала глаз и казалась до крайности смущенной и несчастной. Лишь одна Озэма вела себя совершенно естественно, хотя тоже была возбуждена. При виде Луиса, с которым она после прибытия в Барселону встретилась всего один раз, более месяца назад, она радостно вскрикнула, глаза ее засияли, но тотчас же снова приняли тревожное выражение.
Изабелла сделала несколько шагов навстречу адмиралу и, когда тот хотел преклонить перед нею колена, поспешно протянула ему руку для поцелуя.
— Нет, нет, сеньор адмирал! — воскликнула королева. — Такое приветствие не соответствует ни вашему высокому сану, ни выдающимся заслугам! Хоть я ваша государыня, в то же время я ваш друг. Боюсь, сеньор кардинал не простит меня за то, что я лишила его вашего общества раньше, чем он на то рассчитывал.
— Его преосвященству кардиналу и его гостям есть над чем поразмыслить, сеньора, — ответил Колумб со своей спокойной улыбкой, — так что я им сегодня не так уж необходим. Но даже в противном случае и я, и юный граф без сожалений покинули бы самое роскошное пиршество, лишь бы исполнить волю вашего высочества. — Не сомневаюсь, сеньор, но сейчас я пожелала вас видеть не по государственному, а по совершенно личному делу. Донья Беатриса сообщила мне о том, что здесь, во дворце, находится прелестная индианка. Ее история, которую она мне рассказала, едва ли не самое удивительное из всего, что сопутствовало вашим необычным открытиям, и я просто не понимаю, почему присутствие этой девушки скрыли от меня! Вы знаете, кто она по происхождению, дон Христофор, и что заставило се прибыть в Испанию?