Читать интересную книгу КПСС у власти - Николай Николаевич Рутыч-Рутченко

во вновь организуемых совнархозах. Лично Хрущев, судя по его политике с укрупнением колхозов, не был убежденным сторонником децентрализации. Он пошел на эту реформу по необходимости — ему нужно было объединить как можно больше сил вокруг себя, ибо он знал, что с декабря 1956 года он и его фракция находятся в меньшинстве в президиуме ЦК.

Февральский пленум ЦК показал, что расчет Хрущева на сильное, ревизионистски настроенное крыло в ЦК оказался правильным. Показателем этой, хотя еще не окончательной, победы Хрущева был выбор в кандидаты президиума ЦК Ф. Р. Козлова.

После февраля борьба двух главных фракций в президиуме ЦК приняла яростную и совершенно открытую форму:

«Я хорошо помню, — говорил на декабрьском пленуме ЦК 1958 года Булганин, — какую ожесточенную борьбу повели Молотов, Каганович, Маленков, Шепилов против перестройки управления промышленностью и строительством, против расширения прав союзных республик и местных партийных и советских органов …

Молотов, Маленков, Каганович, Шепилов заявили тогда, что у нас будет анархия в управлении промышленностью и строительством, а в части расширения прав союзных республик и местных партийных и советских органов и, в частности, наделения союзных республик правами планирования и передачи им некоторых обязанностей Госплана — даже будет противоречие Ленину»[532].

Кающийся в декабре 1958 года Булганин, однако, совсем иначе чувствовал себя весной 1957 года. По свидетельству Мацкевича он возглавлял тогда враждебную Хрущеву фракцию, не только, как он сам говорил, собирая тайные фракционные собрания в своем служебном кабинете председателя Совета министров СССР.

«… считаю своим долгом напомнить о событии, свидетелем которого я был. На открытии Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в 1957 году Булганин устроил обструкцию тов. Хрущеву и во главе фракционной группы демонстративно покинул выставку»[533].

Во фракционную борьбу с обеих сторон были втянуты широкие круги партийно-политической бюрократии как в центральном, так и в местном аппаратах.

Тот же Мацкевич рассказывал об этом, жалуясь, конечно, на вождей из противного лагеря:

«Когда практически встал вопрос о подготовке материалов по реорганизации МТС, Молотов и Каганович буквально пытались терроризировать аппарат Министерства сельского хозяйства, чтобы раздобыть, вернее состряпать, какие-нибудь материалы, которые опорочили бы это мероприятие. А Шепилов и его подручные, вроде академика Лаптева, пытались „теоретически“ обосновать „ошибочность“ разрабатываемых мероприятий»[534].

Борьба между фракцией Хрущева и фракцией Молотова-Маленкова развернулась не только по вопросам, связанным с сельским хозяйством, она шла по всем фронтам. Это видно из многочисленных, хотя большей частью недоговоренных, замечаний об «антипартийной группе», разбросанных в выступлениях на декабрьском пленуме ЦК 1958 года и на XXI съезде. Но, ожесточенно споря по всем вопросам экономики страны, внешней и внутренней политики, обе стороны, и особенно Молотов, пытались обвинить друг друга в измене ленинизму.

Как и во времена внутрипартийной борьбы двадцатых годов, группа Молотова-Маленкова стремилась теоретически обосновать свою точку зрения путем старого, испытанного метода — набора цитат из Ленина.

По словам Кириченко на XXI съезде — «… они, сидя по уши в болоте консерватизма, оперировали тенденциозно подобранными цитатами …»

Молотов, Каганович, Булганин — активные участники борьбы двадцатых годов, не учли, что безудержное цитатничество того времени опиралось на авторитет Ленина, которому подчинялся на словах даже Сталин. Их действительный «консерватизм» заключался в том, что они хотели как бы повторить маневр Троцкого и «объединенной оппозиции», декларировав себя «подлинными ленинцами», в то время, как даже на верхах партии почти исчезли представители «ленинской гвардии», для которых ленинские изречения еще «звучали».

Цитаты из Ленина нужны были им, чтобы доказать наличие ревизионистских течений в мероприятиях, на которых настаивала фракция Хрущева.

Кузьмин, конечно избегая рокового слова ревизионизм, на XXI съезде упрекал Первухина:

«… Вы же говорили о наличии каких-то „тенденций“ (подчеркнуто нами. — Н.Р.) в идее перестройки».

Куусинен, как подлинный представитель «ленинской гвардии», недаром посвятил свое выступление «бесплодному догматизму», и, защищая Хрущева от обвинений молотовской фракции, заявил:

«… На одном из пленумов ЦК Молотов, сам не высидевший ни одного теоретического цыплёнка, бросал другим товарищам упреки в теоретической беспечности».

Не может быть сомнения, что Молотов и его сторонники в качестве главного обвинения Хрущева выдвигали его ревизионизм.

Ведь «теоретическая беспечность» Хрущева выражалась в «практицизме», «делячестве», в уступках сельскому населению (отмена обязательных поставок с приусадебных участков), в децентрализации управления промышленностью и, главное, в продолжении, хотя и по-ревизионистски, половинчато, осуждения сталинских методов властвования по отношению к правящему слою и к верхушке партии.

Если Молотов обвинил Хрущева в ревизионистских «тенденциях», то Хрущев, ища поддержки правящего слоя, контр-обвинил Молотова и его группу, по существу, в троцкистских тенденциях.

«… Молотов, Каганович, Маленков и другие, — говорил Хрущев в своем докладе на декабрьском пленуме ЦК, — оказались не понимающими сельского хозяйства, они неправильно относились к крестьянству, рассматривая его как силу, которая оказывает сопротивление социалистическому строительству …»[535].

Повторив аргумент правых в борьбе с троцкистами, справедливо опиравшимися на Ленина 1918 года, в то время как правые опирались на того же Ленина 1921–1922 годов, Хрущев, торопясь напомнить о своих лаврах в разоблачении «культа личности», возвращает своим противникам упрек в теоретической беспечности.

«… Эта противоречащая взглядам Ленина ложная линия в отношении колхозов и колхозников на практике привела к тому трудному положению в сельском хозяйстве, которое мы имели в 1953 году»[536].

К июню 1957 года фракция Молотова имела подавляющее большинство в президиуме ЦК. К основной группе этого блока — Молотов, Маленков, Каганович, объединившиеся явно в процессе борьбы против десталинизации накануне XX съезда — присоединились постепенно члены президиума ЦК Булганин, Сабуров и Первухин и кандидат, «примкнувший» к ним, Шепилов. Первухин на XXI съезде даже примерно определил и время своего вхождения в блок:

«При обсуждении в Центральном Комитете вопроса о реорганизации управления промышленностью и строительством я высказал свои сомнения и возражения по отдельным предложениям намечаемой реорганизации … Моя неправильная позиция в этом важнейшем деле и связанное с этим недовольство (подчеркнуто нами. — Н.Р.) привели к тому, что я совершил крупную политическую ошибку».

Обсуждение в ЦК шло на февральском пленуме 1957 года. Очевидно, февралем и следует датировать вхождение Первухина в группу Молотова-Маленкова.

По всей видимости, к шести членам президиума ЦК, вошедшим в блок, присоединился в последний момент и седьмой — Ворошилов, всегда оппортунистически пытавшийся стать на сторону сильного и связанный с Молотовым-Кагановичем тем, что он, как и они, принадлежал к интимному внутреннему кругу сталинцев еще тогда, когда Сталин боролся за власть. Косвенным подтверждением этого «грехопадения» председателя президиума Верховного совета служит отсутствие Ворошилова на XXI съезде и его почти полный отход от активной политической жизни после июньского пленума